Юлия Славачевская - Заверните коня, принц не нужен, или Джентльмены в придачу Страница 22

– Тогда побеседуй со мной, – предложила шмырг.

– Всенепременно, – пообещала я, зарываясь в подушки и одеяло. – Завтра с утра – на любые темы. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, дитё, – пожелала няня и, задув свечу, удалилась на покой.

Сон пришел практически сразу. И не один…

– Леля, открой глазки! – Возглас прозвучал для меня в высшей степени неожиданно. Голос, тихий и бархатный, показался хорошо знакомым. Он словно гладил изнутри, вызывая легкую щекотку. Ласково обволакивал, сладко очаровывал…

Я сонно хлопнула ресницами, смерила взглядом борт шикарной яхты и проснулась. Сразу.

Я лежала на притененном шезлонге. Рядом со мной терся бедром уже знакомый по прежнему сну невидимка и протягивал мне коктейль с зонтиком. Меня сразу обдало жаром: в фигуре знакомого незнакомца таилась тонкая и искусно скрытая красота атлета.

Мышцы играли, словно у дикого жеребца. Длинные стройные ноги вызывали недоверие совершенством пропорций. Атласная гладкая кожа сама просилась погладить. Лицо… временами мне даже удавалось его разглядеть, но через секунду что-то во внешности размывалось, и запомнить черты было практически невозможно.

Мы оба в купальных костюмах: красивый мужик – в синих плавках, я – в ярком малиново-желтом бикини и панаме. За бортом – полуденное солнце, тридцать пять градусов по Цельсию и синее море.

– Леля… – В руку ткнулся запотевший бокал.

Я повернула голову – дальше открывался вид роскошной лагуны с полуразвалившимся остовом деревянного парусного корабля на изумительно чистом песчаном пляже.

Безлюдно. Вдалеке кричат чайки. Синяя вода настолько чистая, что отлично видно, как юркие серебристые рыбки играют у самого дна.

Я потерла ладонями лицо и провела рукой по слегка обгоревшему на солнце плечу – и когда успела, спрашивается?

Приложившись к соломинке, сама не заметила, как оприходовала коктейль, а пить все еще хотелось.

– Айда купаться!

Противиться ласковому приглашению было невозможно. Противиться мужскому притяжению моего визави было и вовсе немыслимо. Я благоразумно предпочла остудить непонятные устремления и страсти и охладиться в водичке.

Отдых получился замечательным!

Мы купались долго-долго, плавали в море, будто дельфины. Мой спутник нанырялся так, что, по-моему, у него вода уже носом шла. Зато показал мне работу с аквалангом, без оного натаскал мне множество красивых ракушек со дна моря и даже подарил настоящую жемчужницу, внутри которой таилась большая розовая жемчужина.

Сказка!

Через несколько часов, когда жара начала спадать и подул приятный бриз, когда мы накупались до одурения и сблизились, будто родные, мой незнакомец провел хитро задуманную атаку на мое целомудрие.

Сильные руки надежного мужчины, к которым я полностью прониклась доверием после того, как они целый день меня поднимали из воды, вытирали насухо, ласково массировали миндальным маслом и ненавязчиво каждую минуту присутствовали рядом, всегда готовые прийти на помощь… Эти самые руки поймали меня со спины и взяли в плен без права выкупа.

Если честно, не могу сказать, что дама так уж противилась. Будучи в кольце прохладных, надежных рук, я разомлела, расслабилась и впервые за долгое время захотела близко познакомиться с этим мужчиной. Познакомиться по-настоящему.

Я прикрыла глаза, когда мое сердце начали захлестывать давно забытые чувства. Он скользнул губами по моей шее, и я невольно замурлыкала, подаваясь вслед за волшебными ощущениями. Губы прошлись по плечу, шершавый язык лизнул в основание шеи, а руки… Ох уж эти хулиганские ладони и пальцы!

Они должны быть запрещены законом, ибо они есть источник падения многих порядочных женщин и мерило глубокого разврата! Его ладони гладили меня так, что, казалось, он одевает меня в невесомую одежду ласки. Он так поклонялся моему телу своими руками, что в это невозможно было поверить! Я растаяла.

После его волшебных пальцев у меня ныла каждая жилка; каждый нерв просил, жаждал, требовал мужчину. Этого мужчину! Безумие. Настоящее наваждение.

Я не стала противиться своей насущной жажде и, повернувшись к нему лицом, тоже прошлась подушечками пальцами по его коже. Теперь он мелко задрожал, как и я. Мы поменялись ролями – он был пугливым жеребцом, а я – укротительницей, наездницей, умелой владычицей мужских фантазий.

Этот странный танец привел к тому, что дрожащей не то от холода, не то от страсти девушке накинули на плечи китель, подхватили на руки и повлекли вниз, в каюты трюма.

И тут что-то меня остановило. Точнее – мысль. Напоминание.

Все это уже было! Леля, проснись, он не любит тебя, слышишь – не любит! Это все – обман, изощренная игра!

Я уперлась руками в проеме, соскочила вниз и грустно покачала головой:

– НЕТ!

– Что, опять Мыр жить не дает?! – взбесился мой невидимка.

– ДА! И Мыр тоже!

– Я! Я!! Я!!! Да я этому зеленомордому клыки на уши натяну! Он у меня моргать задницей будет! Этого тролля потом бригада водолазов не разыщет! Он…

– Хватит! – Я настолько резко рванула с плеч китель, что в моей руке осталась пуговица, выхваченная с мясом. Сказала ровно и совсем тихо: – Мыра здесь нет. А ты – оставь меня в покое! С меня довольно. И не приходи в мои сны. Впредь не желаю тебя видеть!

– Лелечка, – успокаивающим ласковым тоном завел новую песенку соблазнитель и попытался меня обнять.

– Не твое – не трогай! – рыкнула я.

– Мое, Леля, – шепнул он мне на ухо. – Уже мое!

И сильные руки притиснули меня к груди. Я начала выкручиваться. Отпихивалась изо всех сил, но это было все равно что упираться в скалу.

– Оставь меня! – Я пиналась и царапалась.

– Не могу, Леля. – Тихо, но с какой-то угрозой.

– Не трогай ребенка! – раздался рядом сердитый вопль няни.

Я воспрянула духом.

От неожиданности меня выпустили.

Я обернулась на звук голоса. Сзади стояла, уперев руки в боки, Ар’Инна.

– А ну убери свои загребущие руки от ребенка! – нахмурила брови мой личный цербер.

– Ничего себе «ребенок»… с такими формами! – возмутился красавец-атлет, повторяя руками мой абрис.

– На себе не показывают, – не задумываясь, автоматически сказала я. И тут же прикусила язык. Немного помедлив, возмутилась: – И что?! Если это выросло, то и в детство нельзя впасть?

– Ребенок, это нехороший дядя! – сказала шмырг, протискиваясь между нами. – Он тебя плохому научит!

– Неправда! – неподдельно возмутился соблазнитель. – Все в пределах нормы!

– Смотря что считать нормой, – нравоучительно заметила Ар’Инна. – Многие путают это понятие с патологией…

– О боги! – рявкнул красавец и рассыпался поземкой из золотых искорок.

– Видишь, – ткнула пальчиком няня, – я была права. Смылся! Причем без обратных координат.

– Может, он просто не успел? – пожала я плечами, совершенно не желая расстраиваться во сне. Мне и бодрствования для этого дела вполне хватало.

– Может, – согласилась шмырг. – А может, просто проявил свою сучность.

– Оговорка по Фрейду, – зевнула я. – Будем дальше спать или мозги морочить?

– Спи, ребенок, – выбрала няня правильное решение. – Спокойного тебе остатка ночи!

И я провалилась в черную яму без снов.

– Нас утро встречает делами! – пел фальшивый голос надо мной, вызывая тупую головную боль. Громко так пел, с выражением.

Не открывая глаз, я тоже перебрала в уме выражения, которыми я бы поприветствовала этот «будильник». Вырисовывалась совершенно нерадостная картина: выражений оказалось много, а сказать было нечего.

– Леля! – заорали над другим ухом. – У нас репетиция!

– В каком ухе у меня жужжит? – вспомнила я домомучительницу Карлсона.

– Неважно! – радостно квакнула гаремомучительница Кувырла. – От шума в ушах прекрасно помогает легкое сотрясение мозга.

– Правда?! – заинтересовалась Эсме. – Никогда бы не подумала.

– А тебя уже сотрясали? – Это Шушу проявила любопытство.

– Да. – И так наивно попасться?

– Поэтому и думать нечем! – заржала змеелюдка. – Все уже растряслось!

– Ах ты, шушера! – рыкнула орчанка и полезла в бой. Видимо по чистой случайности, ее путь лежал через мою кровать.

Утро начиналось как продолжение вчерашнего дня. На манеже все те же… и Леля!

– Тихо! – Я прекратила скачки с препятствиями. Потому что препятствием служила сама.

– Доброе утро! – поздоровались все присутствующие коллеги-«проходимки», пролезшие ко мне в спальню.

– Кому доброе, а кому… – Я разжала кулак и уставилась на пуговицу. И застыла.

«Все смешалось в доме Облонских»[12].

Хотя я бы свою голову домом не назвала, может быть, в лучшем случае бунгало, в худшем – туристической палаткой, причем уже давно используемой.