Виктор Папков - Будни драконоборцев Страница 22

— Разное говорят, — замялся Терентий.

— Как тебя мужики-то не боятся?

— Почему не боятся? Боятся, но привыкли уже, да и со скотиной всякое бывает, и самим лечиться надо, поэтому ко мне ходят. А так боятся, конечно же. Я потому и в стороне живу, чтобы не искушать никого.

— Это потому что ты «вести» можешь?

— И поэтому тоже, да и вообще колдунов всегда боялись. Гоняли. Спасибо батюшке твоему, что спокойно жить дает.

— «Вести» — это же как приказ дать, да?

— Да.

— Так вот и батюшка может приказ дать, его разве боятся?

— И батюшку твоего боятся, но это совсем другое. Когда тебе приказ словами дают и ты его делаешь, то это не страшно, а вот когда тебе приказа не дают, только смотрят, а то и вовсе не смотрят, а ты все равно делаешь, — вот это страшно. Когда не по своей воле что-то делаешь, это самое страшное.

— А я вот тебя не боюсь, честное слово, не боюсь!

— Это потому, Николай Петрович, что ты очень смелый, весь в батюшку своего, Петра Евграфовича. Тот тоже смелый — и на войне был, и здесь тоже смелый.

— Терентий, у тебя ведь детишек нет, возьмешь меня к себе в обучение, научишь, как колдовать и зверей «вести»?

— Так не могу я, маленький барин, кого угодно научить. Это надо в себе специальную силу почувствовать, тогда можно будет колдовством заниматься. А не чувствуешь силы, так никакое обучение не поможет, только фокусы какие, может, научишься делать. Это даже от отца к сыну не передается. Как кому повезет.

— Как же узнать, что сила у тебя есть?

— Все по-разному узнают. Ты, к примеру, маленький барин, приглядись к какой животине, ежели сияние вокруг нее увидишь, значит, есть в тебе дар, а уж сильный или слабый — это так сразу не узнаешь.

Николенька огляделся вокруг, увидел кур, роющихся около плетня, и стал внимательно присматриваться. Но никакого сияния вокруг них не увидел, только пыльные облачка из-под ног птицы. Мальчик вздохнул, очень уж хотелось показывать такие же фокусы, как и Терентий. Может, конечно, курица просто была глупой, навроде лягушки, о которой говорил колдун. Тот тем временем посмотрел на молодого барчука и остановил его, уже собравшегося возвращаться к дому старосты.

— Погоди, Николай Петрович, надень-ка на себя, — Терентий снял с себя камушек в форме сердечка, каким это сердечко любила рисовать Варвара, и протянул мальчику. — Это хороший амулет, от многого защитит, если что не так пойдет. Давно еще сам сделал.

— Да на меня маменька и так навешала украшений, как на девчонку.

— Все одно надень, не помешает.

Николенька надел протянутый ему камушек на веревочке, заправил за воротник рубашки и простился с колдуном до утра.

В деревне уже все стали размещаться ко сну, даже свернули обычное «снаряжение» доброй агапкинской настойкой у старосты: слишком серьезное дело предстояло и подниматься надо было затемно. Мальчик отговорился тем, что у старосты совсем не осталось места (и действительно — народу в его дом набилось, как семечек в огурец), и отправился спать на сеновал к Никифору. Это был даже не сеновал, а просто стог душистого сена под навесом, но ночи стояли теплые, почитай, самая жара установилась, так что ночевать на сене было одним удовольствием. Звезды заглядывали под навес, Николенька смотрел на них и думал о старых рыцарях, которые выходили биться с драконами один на один. Представлялось ему, как он с мечом в полных доспехах приближается к чудищу-дракону, почему-то двухголовому, хотя странно — с чего он взял двухголового дракона, они все или одноголовые, или трехголовые. Приближается, а дракон дышит огнем, и весь этот огонь от николенькиных доспехов отражается, как будто простой ветерок, потому что доспехи не простые, а заговоренные. И велит Рыцарь-Николенька дракону покинуть эти земли, и не может дракон ничего сделать. Тогда он подъезжает к дракону и сносит тому обе головы. А из смрадной пещеры (хорошее слово: «смрадной», подумал Николенька) выходит Варвара, и смотрит на своего спасителя, и не верит, будто этот мальчик смог такое совершить, что и великим героям не под силу. А великий герой, нет — а самый великий герой — подъезжает к Варваре и говорит… Но тут усталость мягкими лапками закрыла мальчику глаза и он уснул, так и не решив, что скажет спасенной Варваре.

Наутро суматоха возобновилась с новой силой. Все проверяли оружие и коней. Князь привез с собой какие-то особые крепостные винтовки, которые были, по его словам, необычайно мощные и из которых можно было попасть во что угодно с большого расстояния.

— Ты посмотри, Петр, да если бы у нас такие пятнадцать лет назад были! Да я с одной пули, с одного попадания полголовы любому чудищу снесу! Бери, я по согласованию с губернатором сейчас разве что полк не смогу вооружить! Ради такого драконьего дела — бери!

Петр Евграфович смотрел на привезенное чудо, качал головой и говорил:

— Да уж больно тяжелы для охоты, наверное, полпуда будут, не меньше, как же стрелять-то с них?

— С упора, конечно же, с сошки! Но у нас будет время подготовиться!

— Нет, — сказал Петр Евграфович, — я со своим верным ружьем останусь. Негоже оружие перед самой охотой непривычное брать.

Князю так и не удалось уговорить приятеля. Отказался от нового оружия и Никифор, у которого вообще был древний карабин, еще с кремневым замком. Так что тяжелые ружья достались кому-то из многочисленной свиты князя, самому князю да его верному слуге Игнату.

Пока шло распределение привезенного князем оружия, бледный и сосредоточенный мистик раздавал всем травяные браслетики, которые он плел всю ночь и которые должны были магическим образом сокрыть от дракона приближающихся охотников. Повесил он такой браслетик и Николеньке, прошептал что-то, провел рукой над головой, а потом резко ткнул пальцем в грудь, как будто цепочку к пуговице сюртука прикрепил. Браслетик создавал странное впечатление — казалось, будто тебя не существует. Вот глаза видят, как ты идешь, уши слышат твои шаги, и руки-ноги, вроде бы, вот они… но все это как бы не ты сам, а кто-то другой, словно твое отражение в зеркале каким-то образом переместилось само в себя и, с одной стороны, является тобою же, а с другой — чем-то посторонним. Даже некоторое время с таким браслетиком походить пришлось, чтобы привыкнуть к необычному ощущению и не спотыкаться, ведь первое мгновение вообще хотелось остановиться и посмотреть, что же ты сейчас будешь делать.

Наконец, Игнат подвел коня князю, подержал, пока хозяин ставил ногу в стремя, после подал ему шапку. Князь осмотрел собравшихся, промолвил:

— Ну, настало время! — и тронулся.

Ехали молча. Утренняя заря уже занялась, но в лесу еще было совсем сумрачно, чтобы можно было без труда различать дорогу. Потом лес резко оборвался и перед охотниками выросла громада Белого Кряжа. Стали расходиться по заранее определенным местам, чтобы взять драконье логово в кольцо. Сам князь и Петр Евграфович расположились по берегу Моквы, или Мокрухи, как этот небольшой ручей, протекавший под скалой, звали местные. Николеньке же вместе с Никифором и выделенным им в помощь Игнатом с крепостным ружьем досталась противоположная, северо-восточная часть, потому как старшие решили, что дракон вряд ли полетит в этом направлении. Разместившись, стали ждать, пока приезжий мистик и Терентий сплетут свою магическую сеть. Николенька видел Терентия, тот стоял недалеко от них, чуть ближе к Белому Кряжу, поводя поднятыми руками из стороны в сторону, будто и впрямь плел какой-то узор из тонких нитей. Через несколько минут колдун махнул рукой, показывая, что все готово. Видимо, у мистика тоже было готово, так как все охотники напряглись, готовясь к решающему моменту, и раздался сигнал рожка.

Первое время ничего не происходило, то есть совсем ничего, только смолк беспорядочный утренний птичий щебет, и вдруг… Николенька даже не понял, откуда появился дракон. Просто как-то посветлело над вершиной и там неожиданно возникло мощное гибкое тело. Дракон был совсем не такой большой, каким это представлялось из старых легенд, даже казалось удивительным, что он мог охотиться на крупный скот… да хотя бы и на коз. Если бы не хвост и не длинная шея — наверное, сам был бы не больше быка. Он поднимался над Белым Кряжем, почти не взмахивая крыльями, как поток воздуха, будто просто вырастал из горы. Потом его движение замедлилось, и мальчик физически ощутил, что дракону тяжело, что ему что-то мешает. Змей рванулся в воздухе, потом еще раз…

Вдруг полыхнуло и одновременно зазвенело, будто цепь порвалась. Звук больно ударил по ушам, Николенька втянул голову в плечи, пытаясь защититься от этого звона, заметил краем глаза Никифора и удивился мимолетно: чего же он никак на этот звук не реагирует, но только мимолетно, потому что дракон стал разворачиваться в воздухе и заходить как раз на то место, где расположились они с Никифором и Игнатом.