Анна Орлова - Поймай меня, или Моя полиция меня бережет Страница 40

При виде этой «ромашки» Мердок дернул уголком рта и чуть прищурился.

– Где Ваня? Что с ним?! – с порога вскричала она, не дав следователю произнести ни слова.

– Вопросы здесь буду задавать я, – заметил Мердок бесстрастно. – Тем более что вы – постороннее лицо и не вправе получать информацию о состоянии здоровья господина Сидорова.

– Я не посторонняя! – возразила девушка запальчиво, сжимая сумочку с такой силой, что побелели пальцы. – Мы с Ваней любим друг друга.

– Весьма рад за вас. Однако с точки зрения закона вы лишь сожительница, посему…

– Никакая я не сожительница! – вскинулась она, зачем-то торопливо раскрывая сумку. – Мы же подали заявление! Я сейчас вам покажу… Вот!

И, шагнув к Мердоку, протянула ему какую-то бумажку.

Он быстро пробежал глазами короткий текст и слегка наклонил голову.

– Приношу свои извинения, госпожа Соловьева, – произнес Мердок ровно. – Как невеста господина Сидорова вы, безусловно, вправе интересоваться его здоровьем. Однако как подозреваемая…

– Что?! – Соловьева побелела как снег и в ужасе уставилась на Мердока.

Он сжал губы и окинул ее далеким от приязни взглядом:

– Факты свидетельствуют, что вы могли отравить вашего… хм, жениха. И будьте любезны меня не перебивать.

– Но… – вякнула она слабо, покачнулась и почти упала на вовремя подставленный мной стул.

Я села рядом, с интересом наблюдая, как Мердок додавливает Соловьеву.

Хотя ее было даже немного жаль. Девочка ведь явно из хорошей интеллигентной семьи. Такие, как она, теряются от грубости и напора.

– Мотивом могла послужить ревность, – продолжал тем временем Мердок. – Или, скажем, если господин Сидоров передумал на вас жениться…

– Нет! – Соловьева вскинулась (откуда только силы взялись?) и заговорила быстро, горячо: – Вы должны мне поверить! Я бы никогда, никогда не сделала такого! Я люблю Ваню!

Мердок поморщился – он, как и все мужчины, не очень-то доверял эмоциональным аргументам – и возразил:

– Однако господин Сидоров – не слишком законопослушный субъект и вполне мог, скажем так, обижать вас.

– Никогда! – Соловьева прижала ладонь к маленькой груди. – Мы с Ваней любим друг друга. И он поклялся мне, что больше не будет воровать! Почему вы мне не верите?!

Мердок подался вперед и вперил в нее тяжелый взгляд. Она что-то пискнула и испуганно отшатнулась.

Коршун нападает на цыпленка, не иначе!

– Потому что состояние господина Сидорова стабильно тяжелое, – раздельно, как ребенку, пояснил Мердок. – И отравился он продуктами, которые именно вы ему принесли. Кстати, если он нарушил данное вам обещание не красть, вы могли пожелать его наказать. В данном случае у меня достаточно оснований вас подозревать.

Соловьева всхлипнула, зажмурилась, а потом встала.

– Вы можете меня арестовать, – сказала она с отвагой обреченности. – Только прошу вас, пустите меня к Ване!

– Чтобы вы доделали то, что не сумели довести до конца раньше? – осведомился Мердок очень сухо.

Соловьева отчаянно замотала головой:

– Я бы никогда такого не сделала! Ну хотя бы скажите, что с ним? Я ведь все свежее купила, честное слово! Только мясо взяла из холодильника. Это оно испортилось, да?

– Боюсь, отравленное яблоко случайно испортиться не могло, – заметил Мердок холодно.

– Что? – Девушка хлопнула глазами и опустилась на стул. – К-к-какое еще яблоко?

– Отравленное, – повторил следователь и вдруг хлопнул ладонью по столу: – Хватит изображать оскорбленную невинность! Признавайтесь, это вы сделали?!

«Да ведь он сейчас Чандлера пародирует!» – поняла я вдруг и развеселилась.

Выходит, он и без своих обычных расшаркиваний умеет обходиться. Даже манера речи поменялась… Ну артист!

Соловьева сглотнула:

– Но я не передавала никаких яблок!

Мердок сузил глаза:

– Вы уверены? Можете в этом поклясться?

– Да-да! – Она закивала и обхватила себя руками. В прохладе кабинета ее била крупная дрожь. – Там были мясо, огурцы, хлеб и четыре яйца.

– А питье? – Мердок задумчиво барабанил пальцами по столу.

– Не было никакого питья. Мне сказали, что нельзя… ну, ничего такого. Только простые продукты, чтоб было видно, что там.

Следователь прищурился, изучая ее, как колбасу в витрине. Свежая? Не очень?

– А кому вы отдали продукты?

– Я же не знаю, как его зовут! – Девушка прикусила губу и объяснила: – Он там при входе сидит, обещал все передать. Продукты и… – Она добавила совсем тихо: – И деньги. Он сказал – надо.

Мы с Мердоком молча переглянулись.

– Будьте любезны, назовите свое полное имя, дату и место рождения, – произнес он, вынимая блокнот.

– А… – Девушка распахнула ротик, но сникла и послушно назвала требуемое.

Далее она так же смирно продиктовала свой адрес, номер блюдца, место учебы и все прочие формальные сведения.

– Вы пока можете быть свободны, – разрешил Мердок, получив подпись Соловьевой на протоколе допроса.

– Я… Можно я пойду к нему?

Глаза ее горели такой отчаянной надеждой, такой готовностью бежать за любимым хоть по снегу босиком, что Мердок вздохнул и написал несколько строчек на вырванном из блокнота листке.

Аккуратно сложил и протянул Соловьевой:

– Возьмите.

– Спасибо! – прошептала она, прижала бумажку к груди и умчалась прочь, как испуганная лань.

Только дверь хлопнула и каблучки по лестнице застучали.

Мердок хмыкнул и набрал дежурку.

– Старший следователь Мердок, – представился он в блюдце. – От меня сейчас выйдет госпожа Соловьева… Уже у вас? Выпустите ее. Благодарю вас.

И дал отбой, а потом повернулся ко мне:

– Как полагаете, Стравински, это она?

– Вряд ли, – решила я, подумав для приличия с полминуты. – Хорошая девочка, которая влюбилась в хулигана и решила его перевоспитать. Обычная история.

– Склонен согласиться. – Мердок потер переносицу. – Или она отличная актриса.

Я только пожала плечами и полезла за сигаретами.

Мердок наблюдал за мной, откинувшись в кресле, и по своей привычке постукивал карандашом по столешнице.

– Одного не понимаю. – Он провел рукой по волосам. Интересно, это у него настоящие камни в запонках блестят? – Отчего девушки питают столь странную тягу к перевоспитанию мужчин?

Я хмыкнула – вопрос скорее был риторическим, – но предположила:

– В куклы не наигрались?

– Возможно, – согласился Мердок со вздохом и отбросил карандаш. – Итак, что мы имеем на настоящий момент?

– Хм… – Я устроилась поудобнее и прикурила. – Если верить Соловьевой, что она не приносила никаких яблок… Кстати, а точно именно яблоко было отправлено?

И вопросительно посмотрела на собеседника.

Мердок так задумчиво разглядывал стену, словно надеялся найти там подсказку.

– Точно. На момент обнаружения Сидорова яблоко оставалось у него во рту, и для реанимационных мероприятий его пришлось извлечь. Медики утверждают, что на кожуру фрукта нанесен нервнопаралитический токсин.

– М-да. – Несмотря на всю серьезность ситуации, я с трудом сдержала улыбку, представив эту картину. – Выходит, его подложил кто-то из конвоиров. Тогда все-таки Кукольник?

– Возможно, – рассеянно заметил Мердок, не отвлекаясь от созерцания стены. – И хотел бы я знать…

– Что? – спросила я, не выдержав долгой паузы. – Кстати, Сидоров же не один там сидел. Сегодня каких-то орков задержали, вдруг это они?

– Хотел бы я знать, – повторил Мердок медленно и посмотрел на меня в упор, – отчего Кукольник перестал вам писать?

Мое предположение насчет орков он пропустил мимо ушей.

– Не думайте, что меня это огорчает, – хмыкнула я, в две затяжки докурив сигарету, и вынула следующую.

– Хватит, Стравински! – Мердок встал, отобрал у меня пепельницу и распахнул окно. – Вы и так на взводе.

Я пожала плечами:

– Слушаюсь, господин старший следователь.

Он поморщился и сел на свое место. Придвинул к себе блокнот и замер с занесенным над ним карандашом:

– Итак, во-первых, допросить караульных и дежурного. Проверку возможных путей приобретения яда оставим, поскольку тут мы вдвоем не управимся. Во-вторых, следует пообщаться с водяным. В-третьих, осведомиться о состоянии здоровья Сидорова. Возможно, наметились какие-то подвижки. Что еще?

– На нас еще висят другие дела, – напомнила я. – Пропажа бабули, а теперь еще и мадам Цацуевой.

– Благодарю. – Мердок серьезно кивнул.

И дописал четвертым пунктом позвонить в архив, пятым – пообщаться с секретарем бабули («Стенли!» – подсказала я), а последним шел визит в дом мадам Цацуевой.

– Стелла ведь не станет делиться с нами своими впечатлениями и выводами, – ответил он на мой удивленный взгляд.

Работы – поле непаханое…

Как ни бился Мердок с караульными, никто так и не вспомнил, было ли яблоко в передаче Соловьевой. Никто толком не мог даже сказать, кто принес ее Сидорову!