Баламут (СИ) - Alexander Blinddog Страница 42

— Спасибо тебе, — шепнул ему княжич, нежно провёл пальцами по горячему металлу и бережно убрал меч в ножны.

— Так, я не понял, — сказал Баламут, — а где спасибо мне?

Княжич засмеялся.

— Не знаю даже, над этим стоит подумать. Я слишком занят был, пока сражался с гигантским ледяным волком. Я особо-то и не видел, чем ты там занят был. Ну как, нашёл себе новых друзей, среди этих покойничков, и медовуху с ними распивал?

Баламут пытался состроить самое обиженное выражение лица в мире, но не удержался и тоже присоединился к его смеху.

— Что же ты за человек-то такой, не устаю удивляться, — сказал он. — Я тут кладу этих любителей снега целыми мешками, рублю так, что дым коромыслом, а этот мелкий хам мне — не сделал ничего, говорит. Лежал только под кустом, говорит. Ох, сердце закололо от таких обвинений, дурно мне что-то. Слёзы обиды глаза застят, не вижу ничего, воды подайте.

— Надеюсь, ты не начал плакать слишком рано и видел, как я сразил ледяного волка?

— Может и видел, — ответил Баламут. — Может, я теперь вообще единственный свидетель такого небывалого подвига. Всё может быть. И всё зависит от того, что у вас есть предложить, за моё свидетельство. Поговорим о награде?

Княжич почесал подбородок.

— Могу предложить, — сказал он, — такую награду. — Ты всем людям на Руси до конца дней будешь пересказывать мой подвиг, нахваливать мою храбрость беззаветную, да красоту писанную, а я в благодарность прикажу тебе не рубить голову на городской площади, как мошеннику и прожжённому пройдохе. И не выставлять её потом на пике у городских ворот. Как тебе?

Баламут покачал головой, взвешивая предложение.

— Договорились. Мне моя голова дорога ещё, по старой памяти. Нас с ней многое связывает. Шея, например.

— Помогите! Умоляю вас! Отважные витязи! Спасите меня!

Баламут оглянулся. По-прежнему прикованная кандалами к центральному камню, княжна отчаянно взывала о помощи.

— Точно, это же княжна, — сказал он. — Начинаю припоминать, с чего вообще весь этот сыр-бор закрутился-завертелся.

Он хотел подойти к ней, но княжич слегка придержал его за полу куртки.

— Что такое? — спросил наёмник.

— Слушай, — серьёзно сказал княжич. — Баламут, не позорь меня. Я столько раз представлял себе этот момент. Давай как-то посерьёзнее будем.

Баламут возмутился до глубины души.

— Когда это я был несерьёзным? На что это вы намекаете, ваше княжеское высочество? Что я, балабол какой-то? Дурак придворный, что за помелом своим следить не умеет? Обижаете, обижаете. Да я, между прочим, по всем княжествам Руси известен, как первейший галантный молодец.

— Я серьёзно говорю, — повторил Алексей, краснея.

— Понимаю, — в тон ему ответил наёмник. — Могу поспорить ты уже сто раз представлял, как ты её спасаешь. Речь там свою победную отрабатывал. Что ты ей скажешь, а она тебе, а ты ей, а она тебе, и снова ты ей… Потом вы уезжаете навстречу Солнцу и живёте долго и счастливо, и сорок детей, и пятьсот внуков расселись возле престола твоего и слушают, открыв рот, как дедуля с бабулей познакомились. Так оно всё и было в твоей головушке?

— Нет, — соврал Алексей.

— Ладно, в глаза-то мне не ври. Понял я всё, пошли, спасём прекрасную девицу, доверься мне, я умею общаться с юными прелестницами.

Алексей поправил одежду, отряхнул пыль, стряхнул копоть, поплевал на ладони, пригладил волосы. Баламут скептически посмотрел на эти неловкие приготовления перед первым свиданием, но промолчал.

Они подошли ближе к каменному столбу, к которому прислужники Мары приковали несчастную княжну. Не считая немного подкоптившегося платья на ней, Василиса была цела и здорова.

— Здрава будь, княжна! — сказал Баламут и низко поклонился. — Сегодня ты выглядишь особенно прекрасно!

Алексей залился краской так, что вот-вот мог вспыхнуть, и от смущения не смог вымолвить ни слова.

— Благодарю тебя, славный витязь, за такие добрые слова, — сказала юная княжна. — Какими судьбами нам довелось встретиться этой недоброй ночью?

Баламут едва не засмеялся, оценив по-достоинству характер юной девицы. Алексей всё так же смущённо молчал, как воды в рот набрал.

— Пришли мы спасти тебя, прекрасная княжна, — Баламут снова поклонился. — Точнее как, вот этот славный пухлощёкий витязь с детскими глазёнками прибежал тебя спасать. А я так, мимо проходил, дай, думаю, на огонёк загляну, что это тут у вас такое интересное делается.

— Благодарю вас, отважные богатыри, — сказала она. — Может, теперь снимите с меня эти кандалы?

— Может и снимем, — сказал Баламут, — а вы нам — что?

— Заткнись ты, брехун, — буркнул Алексей.

Даже в неровном свете брызг огня, разбросанных по поляне, было видно, что он краснее, чем цветущий мак. Держа спину прямой, как доска, задрав нос вверх так, чтобы мог бы задеть Луну в небе, он преисполненным достоинства движением достал меч из ножен. На клинке его снова начинали понемногу светиться красные прожилки. Алексей ударил мечом по железным кандалам. С лязгом звенья цепи разлетелись в разные стороны и княжна наконец смогла опустить руки.

Баламут окинул её оценивающим взглядом. Алексей не соврал в тот раз, Василиса была прекрасна. Невысокая, лет восемнадцати, тонкий стан, длинные золотые волосы и чудесные большие голубые глаза. Левый уголок пухленьких губ чуть поддёрнут вверх, придавая её круглому личику озорное и вечно насмешливое выражение.

— Эй, — шепнул Баламут княжичу на ухо. — Да она красотка. Ты давай, не теряйся, уведут такую-то розу сладкую.

Алексей зло толкнул его локтем в бок.

— Не вздумай даже приставать к ней, мошенник, — зашипел он. — Узнаю, что увести её хочешь — биться будем насмерть!

Василиса, тем временем, заинтересованно разглядывала это представление.

— Благодарю тебя, мой отважный витязь, — сказал она княжичу. — Но что же делать с этим?

Она показала браслеты от кандалов, всё ещё замкнутые у неё на запястьях.

Алексей смутился.

— Дайте-ка я их тоже мечом трахну, — сказал он.

Княжна боязливо отдёрнула руки от светящегося лезвия.

— Не надо лучше, пожалуй, — сказала она. — Кто-нибудь потом раскуёт, мне пока и так хорошо. Как же зовут вас, мои отважные спасители?

Наёмник поклонился, приложив руку к сердцу.

— Я Баламут, сын… хм… Хороший вопрос. Просто Баламут, наёмник, бродячий воин, знаменитый борец с нечистой силой. Впрочем, деяния мои говорят сами за себя.

Он провёл рукой, показывая на поле боя, где лежали тела убитых прислужников Мары.

— Рада, что бог свёл наши дороги вместе, — княжна Василиса склонила голову.

— А кто вы, мой юный герой? — спросил она, поворачиваясь к княжичу.

Баламут хмыкнул.

— Подождите-ка, — сказал он, — вы чего, даже не знакомы что ли?

Алексей покраснел так сильно, что казалось сам вот-вот вспыхнет и загорится.

— Мы виделись с вами в прошлом году, княжна, — быстро затараторил он, не давая Баламуту вставить больше ни слова. — Я княжич Алексей, сын Владимира, князя Псковского. Мы с отцом тогда приезжали по торговым делам в ваше княжество.

— Не припоминаю, — сказала Василиса.

Баламут скривился, изо всех сил стараясь не захихикать.

— Что же вы, — запинаясь продолжал наседать Алёша. — Мы виделись с вами. Я ещё тогда облился медовухой, закашлялся и у меня носом пузырь пошёл. А вы смеялись так, что аж слёзки выступили. В тот день-то я вас и полюбил.

— Нет, не могу припомнить, — сказала княжна, поправляя обожжёные поля платья. — Хотя и не важно это. Надеюсь, узнать вас получше, мой храбрый защитник.

Она демонстративно стала накручивать прядь на волос на палец и Алексей совсем растерялся, потупил взор, забормотал что-то неразборчивое. Баламут покачал головой.

— Надеюсь, княжна, — сказал он. — Эти негодяи не сильно обижали вас в плену?

Он ещё раз демонстративно обвёл рукой поле боя, где всё так же лежали десятки изуродованных тел.

— Вовсе нет, — ответила Василиса. — Были весьма вежливы и обходительны. Когда Горыныч меня похитил, да в лапах когтистых понёс куда-то, думала я, конец мне пришёл. Успела проститься с жизнью своей. Но он не съел меня, не погубил, а привёз к этим странным людям и отпустил. Они меня накормили, успокоили, но к батюшке не отпускали. Хотя я им и говорила, кто я такая, и приказывала, и молила, и посулы великие отпускала. Им всё нипочём. Но обижать не обижали, конечно. Рассказывали, правда, без умолку про какую-то Мару, про великое моё предназначение и всё такое. Во всем остальном были премилейшие люди. Я никак в толк взять не могла, про что они говорят такое, пока не приковали меня кандалами к жертвенному столбу. Тут у меня начали закрадываться лёгкие подозрения, насчёт их недобрых намерений.