Ольга Санечкина - Уроки жизни Страница 57

— Очень смешно. А если серьезно?

— А если серьезно, то я это ты, — со вздохом ответил Донор, — у нас с тобой раздвоение личности.

— Ага, а на дворе январь. Может у тебя и есть раздвоение личности, а у меня все в порядке.

— То есть ты хочешь сказать, что я первичен, раз раздвоение у меня, а ты моя отвалившаяся часть?

— Я сам по себе, ты сам по себе, — сердито ответил Жертва.

— Ну, и отлично, а как прикажешь быть мои друзьям? Они уже бедняги запутались кто из нас кто. Нас то с тобой двое, а вот комплект друзей у нас с тобой один на двоих. Как их делить будем?

— Я с тобой друзей делить не собираюсь. Они мои.

— Ну, вот кое-что начинает проявляться, — довольно заметил Донор.

— Это что же начинает проявляться? — с ехидством, но в то же время с настороженностью, спросил Жертва.

— Какие мои качества решили поселиться в твоем теле. Совершенно очевидно, что упрямством и высокомерностью наделен ты.

— Зато ты рохля и болван.

— Ты резкий, безответственный грубиян.

— А ты инфантильный маменькин сынок.

— Грубый, наглый… Подожди, если мы с тобой такие разные, то почему нас никто не может отличить? — Жертва задумался над вопросом.

— Потому что мы одинаковые внешне.

— А вот и нет. Паштет, который приготовил ты ничем не отличается от паштета, который готовлю я. Хотя если мы такие разные, то он однозначно должен был быть другой на вкус.

— Это исключение.

— Ася сказала, что целуемся мы абсолютно одинаково, отличить она не может, — привел очередной аргумент Донор.

— Как ты посмел целовать Асю! — взвился Жертва, — Что ты себе позволяешь!

— А вот так и посмел, так же как и ты! — усмехнулся над своей вспыльчивой второй половиной Донор. — Архангел Михаил сказал, что мы вызываем у наших друзей одинаковые чувства. Они нас принимают обоих, как Васю.

— Так в чем же тогда проблема? — раздраженно спросил Жертва.

— Видимо проблема в том, что мы сами себя не принимаем такими какие мы есть. — Дверь в палату тихонечко открылась и в нее зашел Ангел. Он настороженно смотрел то на одного Василия, то на другого. Тяжело вздохнул и с тоской произнес:

— Я надеялся, что вас уже на одного меньше.

— И от кого бы ты предпочел избавиться? — с издевкой спросил Жертва.

— Извини я не понял.

— Ну, какой тебе Василий больше по душе? Яркий, дерзкий, заводной, или…

— Или уравновешенный, обаятельный и рассудительный, — вставил свое слово Донор.

— Мне больше по душе скромный, — усмехнувшись ответил Ангел. — Что за дурацкие у вас вопросы? Мне казалось, что вы одно целое, что произошло?

— А произошло то, что кто-то не смог справится со столь кардинальными изменениями в жизни, — с усмешкой ответил Жертва, — видите ли мы потеряли цель в жизни, тридцать три года коту под хвост, ипохондрик несчастный!

— Маленькое уточнение, — вступил в игру Донор, — на самом деле у кого-то просто сорвало крышу от свободы. И как только исчезли внешние барьеры и ограничения, оказалось, что собственной системы сдерживания и самоконтроля в наличие не имеется. — Ангел смотрел на это со стороны, и молил Бога, чтобы с ним никогда не приключилась такая чума.

— Знаете что я вам скажу? Вы можете спорить тут до посинения! Можете хоть удесятериться! Но мне нужен один Вася. При этом полноценный! Не хочу общаться с каким-то огрызком, оставшимся от друга. Так что, когда придете в себя и сможете дойти своими куриными мозгами до того, что целый кубок лучше, чем разбитый, думайте, как объединится. — Разозлившийся Ангел вышел из палаты и Жертва с Донором остались вновь наедине.

— Слышал? — поучительным тоном спросил Донор, — А ведь я тебя предупреждал!

— Ты меня предупреждал! Мало ли кто кого и о чем предупреждал. Я не обязан тебя слушать!

— Боже, ну неужели ты это я!

— Можно подумать мне приятно видеть такое воплощение себя, как ты! — Дверь открылась и в палату вошла Ася. В ее руках было три бокала и бутылка французского шампанского.

— Привет, мальчики, — весело произнесла царевна, присаживаясь на тумбочку между их кроватями.

— Привет! — с абсолютно одинаковой интонацией буркнули Васи.

— Ух, ты как вы рады меня видеть. Сама себе завидую. Вася, открой бутылку, — царевна протянула шампанское Жертве, — ну рассказывай, — повернувшись к Донору, сказала Ася.

— А что рассказывать?

— Как вы собираетесь выходить из этой дурацкой ситуации!

— Не вижу смысла что-либо предпринимать, — фыркнул Донор, — я себя вполне устраиваю, и думать над тем, как соединится со своей наихудшей половиной, не собираюсь. Что может быть лучше, чем одним махом избавится от всех своих недостатков?

— Почему ты считаешь, что ты избавился только от недостатков, что-то хорошее наверняка ушло, — удивилась царевна.

— Все хорошее осталось при мне, — без аппеляционно заявил Донор.

— Так похоже высокомерие осталось у тебя, — ухмыльнулась Ася.

— А вот и ошиблась, — довольно возразил Донор, — высокомерие ушло к этому отщепенцу. — Жертва с тихим хлопком открыл бутылку и аккуратно разлил шампанское по фужерам.

— Похоже вместе с высокомерием к нему перешло еще сдержанность и рассудительность, — ехидно добавила Ася, — так что же осталось у тебя? — Донор обиженно отвернулся к стенке. Жертва протянул бокал Асе,

— За что будем пить? — недовольство сквозило в голосе Жертвы.

— Будем пить за борьбу и единство противоположеностей, — тихо ответила Ася. — Жертва и Донор изумленно уставились на свою посетительницу.

— Что ты хочешь этим сказать? — хором спросили они.

— Все, что я хочу сказать, я скажу. Важно, чтобы ты услышал. Вася, проблема твоего раздвоения лежит на поверхности. Дело в том, что ты, Василий, всегда стремился быть лучшим, совершенным. Либо для Ангела, которому был нужен лучший друг. Либо для своих родителей, которые мечтали о дочери. Либо для Ксении, которая должна была тебе родить эту дочь. Такое стремление к идеалу безусловно прекрасно, но таит в себе множество опасностей. Любое живое существо, созданное Отцом нашим многополярно. Не бывает только белого или только черного. Все мы окрашены ярчайшей гаммой черт. Причем о существовании некоторых из них мы даже не подозреваем до поры до времени. Стремясь стать более совершенными для кого либо, мы стараемся подавить в себе те черты, которые нам кажутся отрицательными, лишними. И стараемся развить те, которые с нашей точки зрения являются наиболее привлекательными для наших близких. Тем самым мы разрушаем самих себя. Ибо целостность живого существа и является его индивидуальностью. А подавляя в себе эту индивидуальность, мы не только становимся серыми и безликими, мы ломаем свой дух, свою натуру. Мы пытаемся избавиться от того, чем наделил нас Отец. Именно это, Вася, на протяжении многих лет ты делал с собой. Ты подавлял себя, ломая свой дух и натуру. При этом для каждого из своих близких ты был разным. Одни и те же черты ты то подавлял, то выпячивал. От такого расшатывания не мудрено развалится на десяток частей. А сейчас, когда оказалось, что ты напрасно ломал свое естество. Когда стало очевидно, что те, для кого ты это делал, в этом вовсе не нуждаются, те черты, которые ты подавлял, скрывал и пытался искоренить, вырвались наружу. Они требуют того, чтобы ты признал их существование. Осознал себя таким, какой ты есть. Потому что это необходимо для тебя самого. Не для Ксении, ни для родителей, не для друзей, только для тебя самого. Только перестав стремиться побороть свою природу, ты обретешь покой в душе. И это сделать необходимо, ибо любой другой путь, это путь саморазрушения. — Ася замолчала и закрыв глаза маленькими глоточками пила шампанское. Святая вера в то, что бутылка французского шампанского, может решить все проблемы, была у царевны с юных лет. Трудно сказать, сколько прошло времени, но царевне показалось, что это была вечность. Почувствовав у себя на колене руку, Ася открыла глаза. Перед ней на корточках сидел Василий, единый во всех своих лицах. Его спокойный, уверенный взгляд, подсказал Асе, что она была услышана.

— Зайка, я не знаю, что сказать, — царевич нежно поцеловал руку Аси, — Ты не только самая прекрасная девушка Эфира, ты еще очень хороший и мудрый друг. Я бесконечно благодарен судьбе, что ты появилась в моей жизни. И если когда-нибудь тебе понадобиться моя помощь, ты знаешь где меня найти.

— Знаю, — Ася с улыбкой, нежно провела рукой по щеке царевича, — и знала раньше. И никогда не сомневалась в тебе. И ты не смей этого делать.

На кухне было чисто как в операционной и тихо как в морге. Не обнаружив постоянных обитателей кухни Милицы и Шико, Ксения даже порадовалась. Приятно ради разнообразия побыть одной. Заглянув в холодильник, Ксения удовлетворенно хмыкнула. Особенно это разнообразие приятно, когда твой холодильник забит разносолами и всегда готов предложить тебе меню из десятка блюд. Покрутив носом, Ксения достала Васин паштет, маринованные патиссоны, тонко нарезанный бекон и сырный рулет, который, насколько знала Ксения, каждый день присылал повар Смерча. Запотевший кувшин с клубничным компотом сам просился в руки. На столе под салфеткой Ксения обнаружила тарелку с чесночными пампушками, которые Милица испекла для борща. Соорудив себе многоярусный бутерброд, Ксения, с огромным удовольствием и с большим трудом запихивала его себе в рот. Если бы Вася или Милица увидели столь варварский метод поглощения их изысканных блюд, они бы ей этого не простили. Набив желудок, Ксения удовлетворенно откинулась на спинку стула. Дремотное состояние заставило взглянуть ее на часы. Время было семь часов вечера, а она уже устала, будто отпахала смену на сталелитейном заводе. И день даже не приближался к концу. Поймав себя на этой мысли, Ксения поняла, что думает о всякой ерунде, лишь бы не думать о встрече с Глэстьяром. А подумать об этом было надо. Она закрыла глаза и постаралась сосредоточиться на предстоящей проблеме.