Алина Илларионова - Мелочи геройской жизни Страница 6

Домой орчонок возвращался в столь радужном настроении, что даже не окликнул попавшегося навстречу остроуха. Это сделала невесть откуда вынырнувшая Агафья.

— И куда это ты так спешишь, исчадие неблаговерное? — елейным голоском осведомилась она. — Того и гляди, собьёшь с ног человека доброго, вовек потом грех не замолишь!

— Домой, к дяде Берену, — буркнул Арвиэль, пытаясь пройти мимо, но противная, вечно ругающаяся на всех тётка схватила его за локоть.

— И как он поживает? Здоров ли?

— Спасибо, не жалуется.

— Ну это ненадолго. Вот не покаешься за грехи свои тяжкие, и Господь справедливый накажет тебя: пошлёт на твоего отца названого недуги тела да разума. И покроется он струпьями зловонными, и высушит кости его, и выжжет нутро… Эй, ты куда, исчадие невоспитанное?!!

Но эльф уже выкрутился и опрометью бросился домой.

Ночью Берен проснулся от страшного крика. Арвиэль метался в постели, судорожно комкая простыню, одеяло сбилось к ногам. И бельё, и мальчик были сырыми от испарины — хоть выжимай. Берен тронул воспитанника за плечо, вырывая из когтистых лап кошмара. Тот подскочил как ужаленный, ничего не видя и не соображая, судорожно глотая воздух. Мужчина прижал ребёнка к себе, успокаивая и чувствуя, как сердце бьётся испуганной птичкой. Невольно вспомнилось, что днём Арвиэль примчался домой взволнованный и без слов бросился наставнику на шею, хотя обычно ласковостью не отличался.

— Снова это приснилось?

— Да… И я опять не мог им помочь, только скулил, как паршивый щенок…

— Поплачь, Арвиэль. Станет легче, вот увидишь.

— Я не умею плакать, — отстранившись, мальчик вытер костяшками сухие глаза.

— Ты должен их отпустить.

— Я попробую… — воспитанник поднял на Грайта безумный, совсем не детский взгляд. — Дядя Берен, вы же не заболеете и не умрёте?

— Нет, конечно! — мужчина не на шутку испугался. — С чего это ты вдруг?

— Не надо, пожалуйста, мы с Симкой очень не хотим вас потерять.

Арвиэль соврал, чтобы не пугать наставника. Ему приснился не кошмар, терзавший уже полтора года.

…Поздняя осень. Лес пустой, чёрный и холодный. Пронизывающий ветер вместо листьев срывает с голых ветвей вороньё, и птицы отвечают ему хриплым граем. Земля чавкает под ногами, мнутся мёртвые стебли трав. На кладбище много могил, но только одна заставляет сердце сжиматься до боли. Мелкий дождь кропит три слова на сером надгробии: «Береник Славий Грайт».

Так одиноко и холодно, что хочется выть…

Отныне мальчик избегал Агафью, но мерзкая баба, точно гриф, почуяв слабину, подкарауливала на улицах, выливая на его голову очередной ушат ужасов, которые непременно должны случиться с его наставником. Аватар долго держался, зная, что тётка только и ждёт повода попенять Берену на неуважение воспитанника к старшим. А ему нельзя нервничать, вдруг и правда заболеет?

Но в конце концов даже аватарьему терпению пришёл конец.

Стояла поздняя осень. Набрякшее низкое небо угнетало и, казалось, ещё больше принижало самооценку Арвиэля, возвращавшегося с рыбалки почти без улова: в ведре плескался пяток небольших окуней, а щучка попалась такая мелкая, что пришлось выпустить к полному негодованию кота Симеона. После такой неудачи настроение и вовсе расклеилось, как и старые сапоги.

Обед ждал на печи, но Берен не встал с постели, чтобы присоединиться к рыбакам. Только тихо поздоровался, так и не повернувшись лицом. Уже второй день Берену сильно нездоровилось, хотя он и старался скрыть это, дескать, просто старые раны разнылись.

— Вы уже пообедали? — Арвиэль, чувствуя смутную тревогу, подошёл к топчану.

— Я не хочу, малыш, ешьте, пока горячее, — голос наставника был хриплый и слабый. Аватар машинально положил руку ему на лоб.

— Да от вас парит как от печки! — Арвиэль силком заставил человека лечь на спину. Щёки пылают, губы сухие, глаза блестят. — Я сбегаю за лекарством к Феодоре, а ещё лучше, её саму приведу.

— Не стоит. — Берен вяло улыбнулся. — Чего человека беспокоить из-за обычной простуды?

Но Арвиэль уже набросил куртку и, не застёгиваясь, выскочил за дверь, на ходу бросив:

— Симка, присмотри за ним!

Из сбивчивых объяснений Феодора поняла только, что дело дрянь.

— Идём-идём, только народ отпущу, — руки знахарки быстрее запорхали над кульками со снадобьем.

В ожидании Феодоры мальчик вышел на улицу, но, едва прислонившись к стене, сполз вниз, уронив лицо в руки. Несмотря на стылую погоду, ему было жарко. А бедному Берену наверняка ещё жарче. Осень щедро раздаривала болячки, и горожане рвались к Феодоре как мотыльки на огонёк, но Арвиэль сидел под дверью, как цепной пёс, заворачивая каждого деревянной фразой:

— Извините, она занята, приходите вечером.

Непонятно, что понадобилось в аптеке Агафье, во всяком случае, выглядела жена ростовщика цветущей, а прийти за лекарством для мужа она бы вряд ли подумала. Арвиэль машинально ответил ей то же, что и всем, и пронырливая тётка сделала стойку.

— Что, заболел-таки наставник? — с деланым сочувствием богомолка покачала головой.

— Не ваше дело.

— Говорила я тебе, отринь веру свою поганую, лохмы остриги. Босым, да в рубище, в скит божий ступай грехи замаливать, обет целомудрия прими, дабы не осквернять землю Господню отпрысками нечестивыми…

Утреннее недовольство помножилось на тревогу и злость. Арвиэль резко встал:

— А вам, уважаемая, не пойти бы в баргузу?

Воодушевившаяся было тётка захлопнула рот.

— Ч-что?

— Шушелю в баргузу, — повторил мальчик. — Такой хывре, как вы, там самое место.

Лицо женщины пошло пятнами. Она обвела собравшихся у аптеки горожан злым взглядом:

— Люди добрые, слышали, что этот нелюдь бормочет?!! — Однако ни люди, ни тем более нелюди заступаться за неё не спешили. — Да как ты смеешь, паршивец?! Да чтоб у тебя язык…

— С моим всё в порядке, а вот вашего языка постеснялась бы распоследняя портовая ковжупень, которую за бутылку рыхного пойла кудрит матросня за трактиром. Так что отрежьте его и засуньте себе в баргузу. И если вы ещё раз сунетесь ко мне или к Берену, я сам это сделаю, понятно?

Арвиэль ожидал, что Агафья примется орать на всю улицу нечто вроде «Спасите, люди добрыя! Нелюдь поганый живота лишить грозится!». Но та поджала губы и, растолкав народ, пошла прочь, прямая как палка.

Аватар понимал, что поступил плохо, но почему-то свидетели мерзкой сцены одобрительно ухмылялись вместо того, чтобы за ухо тащить его к Берену.

Тем временем и Феодора вышла.

Стараниями знахарки, заботой Арвиэля и стряпнёй Марты наставник выздоровел очень скоро.

А байка о том, как мальчик-нелюдь отбрил саму Агафью, долго передавалась из уст в уста и в городскую летопись вошла обросшей ещё более смачными оборотами.

Глава 4

Звериная тропа

Из простой деревянной рамки хмурился подросток со светлой, слишком нежной для мальчика кожей, ярко-изумрудными, чуть раскосыми глазищами и тонким профилем. Брови, правда, довольно широкие и чёрные, но всё равно слишком уж ровные, будто нарочно пинцетом выщипывал. Пару лет назад мальчишка был всего лишь хорошеньким ребёнком (но так обо всех детях говорят, даже страшненьких), а теперь его называли красивым. Всё чаще и чаще. Паренёк прекрасно понимал, что внешне отличается от людей не только острыми ушами, знал, как его обсуждают за глаза. Это раздражало и обижало. Среди соплеменников он выделялся разве что вьющимися локонами, а здесь… У людей красивыми принято называть девушек. А парень должен выглядеть как парень.

Взъерошив без того растрёпанные волосы до плеч, мальчишка свёл брови к переносице, став похожим на сыча, даже глаза пожелтели от усердия:

— Вот так ему и скажу!

— Не-эт, хозяин, так не скажешшь… — дремлющий на диване кот лениво потянулся с когтями врастопырку.

Мальчик задрал брови, отчего глаза выкатились из орбит, от уха до уха растянулась ухмылка не единожды падавшего из люльки дурачка, оставалось слюну пустить попенистее — и прямиком на паперть тающую денежку зарабатывать.

— А так он тебя к Феодоре пошшлёт, головушшку лечить…

Паренёк выгнул грудь колесом, задрал подбородок и сморщил нос, пытаясь из прямого состряпать суровый орлиный, как у того, с кем предстоял «сурьёзный» разговор, а вернее всего, жёсткая пикировка.

— Ты ишшо усы из мочала нащщипай…

— Я из твоего хвоста нащипаю, — усмехнулся мальчишка, став самим собой. За несколько лет общения с низшими расами презрительность во взгляде сменилась иронией, что по-прежнему внушало эльфёнку чувство собственного превосходства, но уже не возмущало окружающих.

— Так лучшше… — одобрил домовой.

— Куда-а?!! — благим матом возопил наставник, не дослушав пылкую, тщательно продуманную речь.