Маскарад (СИ) - Киёко Коматагури Страница 6

— Мне нравится не там, где проще, а там, где интересней. — Он нахмурился. — Я бы с удовольствием прогулялась к лесу. У нас дома одни скалы, а путешествую я впервые. Думаю, прогулка по лесной тропе будет мне по душе.

Что бы я ни думал об Эоне, как бы ни злился, но разговор всё время поворачивал так, что разборки откладывались на потом. Желая узнать его поближе и понять мотивы, я не переставая задавал вопросы.

— Значит, у тебя дома нет лесов?

— Совершенно. Лишь редкие кустарники и красные мхи, — снова вздохнул он.

— Так вот откуда название «Алые острова»!

— Именно. Но обычно мхи грязно-бурые, а вот осенью, в период цветения, остров пылает, словно в огне.

— Хотелось бы увидеть, — размечтался я. — Конечно, если пираты в вашем море не пустят мой корабль на дно, как это обычно случалось с остальными любопытными, — я нарочито подпустил в голос печали.

— О, за это не ручаюсь. Одинокий кораблик будет для них на один зуб. Пираты не совершают набеги лишь на тех, кто в разы превосходит их силой. А флот вашего государства таковым не является. Впрочем, кроме флота, более сильного, нежели пиратский, нам тоже особо похвастаться нечем.

— А как же жемчуга, паучьи шелка и горный хрусталь? Они у вас наилучшего качества! Рубин на твоем перстне и вовсе не отличишь от настоящего!

Он смерил меня таким взглядом, словно услышал несусветную глупость.

— Это и есть настоящий рубин.

— Такого размера?! — в изумлении уставился я на него. Не то чтобы королевская чета моей страны не имела драгоценностей с огромными камнями безупречного качества, но Эон молод, да и в путешествие отправился без пышной свиты и охраны. Неужели для островитян уникальные украшения пустяк и безделица, раз их может носить мальчишка, пусть он и принц? Эон ответил мне снисходительной улыбкой.

— Наши горы полны самоцветов. Ты забыл, что я дочь правителя Алых островов? Моя семья не только самая знатная на островах, но и самая богатая. Ты правда думал, что я надену стекляшку? Хоть я и младшая в семье, но я всё равно… — он запнулся, и как-то иронично улыбнулся, — принцесса. И как ты мог заметить, я неплохо играю в карты. Многие трофеи я заполучила на дуэлях или выиграла в карты.

Сделав себе пометку никогда не садиться с Эоном за карточный стол, я снова посмотрел на его перстень. Оказывается, это была не показуха, а обычное дело… Впрочем, не только с картами, но и с дуэлями с ним стоит быть поосторожней.

— Значит, ты младшая. И сколько у тебя братьев и сестёр?

— Я одиннадцатая. Есть ещё десять сестёр. Каждая из них — копия матери. Все они очень властные, жестокие, контролирующие каждый шаг наших подданных. И своих мужей. У нас на островах матриархат — мужья беспрекословно подчиняются жёнам, сыновей используют как разменную монету, заключая выгодные браки. — Он вздохнул и печально уставился вдаль.

Я был поражён. Мы, жители материка, представления не имели, каковы законы и порядки у островитян, а они не спешили раскрывать свои тайны и, приплывая к нам, старались вести себя согласно нашим традициям. Признание Эона кое-что объясняло, но мне всё равно было непонятно, что именно заставило его переодеться девушкой. Мог бы сразу признаться, а не устраивать этот маскарад! Хотя окажись я на его месте, разве побежал бы рассказывать первому встречному о своих бедах? Особенно если это хозяин приёма. Но что, если он просто надо мной издевается? Вдруг решил устроить скандал, выставив меня перед всеми на посмешище?

Тряхнув головой, я постарался прогнать сочувствие.

Пока меня одолевали размышления о трудной доле островных мужчин, мы спустились на равнину и развернулись в сторону тракта. Затем ещё немного проехали и свернули налево, позволив лошадям перейти на рысь. Эон подозрительно молчал и оглядывался, порой доставая веер и обмахиваясь. Погода стала жаркой и душной, в воздухе запахло дождём.

Я же не знал, с какой стороны подойти к намеченной разборке. Человек я хоть и вспыльчивый, но отходчивый, и, не устроив мордобой сразу, теперь желал разобраться в ситуации. Любопытство одолевало, но у меня никак не получалось начать разговор. А вскоре я вообще засомневался в собственной правоте — Эон ни разу не оговорился, назвав себя в мужском роде, и вёл себя безупречней большинства знакомых мне леди.

Когда я почти уговорил себя, нахлынули воспоминания о нескромных фантазиях и вернулась убеждённость, что даже спьяну не спутал бы увиденное в зеркале ни с чем другим. И моя жалость вновь обернулась яростью. Чтобы не наделать беды, я хлестнул коня и он радостно перешёл в галоп. Эон не отставал от меня. Шлейф и ленты на его шляпке мило развевались, перья качались в такт каждому шагу, но держаться в дамском седле ему становилось всё сложней. Не представляю, как он ещё не вывалился. Злорадно ухмыльнувшись, я наподдал жеребцу пятками в бока, и он ускорился ещё.

Ветер не утихал, а через несколько минут на лицо упали первые капли дождя. Я и не заметил, как небо потемнело, вечернее солнце заволокло тучами, и вскоре послышались отдалённые раскаты грома.

— Мисс Артистенге, — закричал я в попытке перекричать шум ветра и дождя, — не желаете ли вернуться в тёплые покои? Ваша шляпка выглядит совсем грустно!

Он отлепил от щеки намокшее перо и, развязав ленты, пустил испорченный предмет туалета по ветру. Волосы чёрным покрывалом взметнулись, затрепетали, но вскоре отяжелели, напитываясь влагой. Шляпку пару раз крутануло в воздухе и понесло в сторону леса, где она зацепилась лентами за ветки, повиснув на дереве ярким цветком и распугав спрятавшихся там птиц. Эон неожиданно повеселел, словно скинул оковы. В который раз наплевав на приличия, он торжествующе обогнал меня и крикнул за спину:

— Эй, Юджин, не испугался ли ты дождика?!

А испугаться стоило. Стихия разгулялась не на шутку — ветер швырял в нас сором и листьями, а когда порыв слабел, дождь застилал нам глаза. Раскаты грома эхом разносились по долине, терялись среди гор и оттого казались рёвом дракона. В паре сотен метров от нас молния ударила в одинокое дерево, расколов мощный ствол надвое. Дорога на тракте превратилась в топкую грязь, лошади по самую грудь испачкались в земле и она комьями разлеталась из-под их копыт. Не сговариваясь, мы дёрнули поводья и, по очереди перепрыгнув через поверженное дерево, ворвались в гущу векового леса.

Лошади сменили галоп на трусцу, а затем спокойным шагом направились в самую чащу. Лес шумел, но дождь стал слабеть, а ветер утихать. Словно небо прорвалось, выплеснув на нас всю воду сразу, а теперь любовалось яркой умытой листвой и глубокими лужами.

Поравнявшись с Вьюгой, я без стеснения осмотрел Эона сверху донизу. Его роскошный костюм намок и выглядел жалко, ленты свисали грязными тряпками, а длинные тёмные волосы, наоборот, стали ещё красивее — намокнув, они завились и теперь обрамляли лицо и плечи крупными локонами. В вечерних сумерках необычная смуглая кожа Эона почему-то казалась алебастровой. Он тяжело дышал, и дрожал, словно от холода. Будь это девушка, то я бы кинулся к ней, чтобы согреть и защитить. Но Эон — не девушка. Хватит обманываться.

— Эон, — я понял, что время пришло, — ты ничего не хочешь мне сказать?

Он бросил поводья и, собрав волосы в хвост, принялся их выкручивать.

— Что именно, господин Никарэс? — Пусть он спросил спокойно, но в голосе почувствовалась настороженность. — Только не говорите, что специально заманили меня в чащу леса, чтобы…

— Я о том, кто ты на самом деле.

Он замер лишь на мгновение. Если бы я не ждал этой реакции, то и не заметил бы.

— Представления не имею, о чём вы.

— Не делай из меня дурака! Я видел тебя в купальне! — Меня снова накрыла злость.

Эон оставил волосы в покое и всплеснул руками — настолько по-женски, что я оторопел.

— Господин Никарэс! Вы за мной подглядывали?! Какой позор! — Он картинно закрыл рукой лицо. Обида в его голосе звучала так непритворно, что я в который раз усомнился в здравии собственного рассудка. — Как вы посмели? — И он уткнулся в ладони, словно собираясь расплакаться. Эон был такой искренний в своём негодовании, что я растерялся, почти поверив ему. Наверное, я просто ошибся, приняв леди за мужчину… Моё чувство вины достигло критической точки, но тут я заметил, что он следит за моими терзаниями сквозь пальцы. И в его взгляде нет ни капли раскаяния.