Елена Саринова - Практика по фольклору Страница 8

Дым от костра робко стелился над тихой озерной заводью. А космы донной травы, качающиеся в прозрачной воде, сильно смахивали на плешивую макушку великана с желтой глиняной кожей. Морщинистой и сплошь изрытой человеческими и собачьими следами. Это Иван с Гешей на рыбалку «ходили». Хотя, в их случае, сам процесс больше смахивал на охоту. На ленивых и совсем к такому повороту судьбы не готовых местных карпов. А нечего зевать в своей траве, когда в гости к вам нагрянули голодный студент и сообразительный пес (тоже голодный). В природе это вообще естественным отбором называется. Да и сам себя наш герой в сложившихся обстоятельствах тоже теперь ощущал частью этой самой природы. Вдали от привычной цивилизации, из которой его так внезапно выкинули. А вот куда именно? На этот вопрос Иван Вичнюк вряд ли бы сейчас ответил. Потому что Иван Вичнюк очень ждал ответа от Фроша, до сих пор спящего под дырявой лодкой недалеко от костра. Вот проснется и просветит студента. А пока…

Пока наш герой, стоя у озерной кромки, подводил итоги: деньги — минус, фляжка — минус, штаны (правда, старые, но…) — тоже минус, сумка (единственная и оттого любимая) — минус и сказка «Лягушачье счастье» — минус. Не хило для одного дня. Хотя, могло быть и гораздо хуже… если бы их догнали, например. Что же касалось планов на будущее, то они пока выражались исключительно в милях — миль двенадцать до Либряны, остальные семьдесят две — по столичному тракту. Ах да, были еще дни в запасе. Так вот, если пешком, то, как раз в оставшиеся четыре уложатся, включая этот. Точнее, лишь его половину. А посему:

— Фрош… Фрош!

— Уже… проснулся, — сонно отозвался подросток из своей дырявой опочивальни, а потом оттуда же уточнил. — А чем так вкусно пахнет?

— Гешу зажарил, — не без удовольствия сообщил Иван.

— Как это… да ты…Уф-ф-ф. Ты же мой хороший. А рыбой как от тебя…

— Гаф! Гаф!

— Фу, чешуи то, — фыркнул Фрош, вытирая обслюнявленную псом физиономию и, наконец, выполз наружу целиком. — Добрый… день?

— Угу, — скрестил на груди руки студент. — Умывайся, ешь и выдвигаемся. На лопухе у костра — печеный карп.

— Спасибо.

— Пожалуйста. И… у меня к тебе вопрос будет. Потом.

— Всего один? — замер подросток, присев у самой воды. И Иван очень четко, вдруг, ощутил, как тот напрягся:

— Один.

Фрош отмер, погрузив ладошки в озеро:

— Ну, так, спрашивай, — снова, совсем по-взрослому оповестил он. Иван же вздохнул, борясь с опять нахлынувшим чувством неловкости. И еще чего-то, совсем ему незнакомого. Возможно, оно, это чувство, называлось «ответственностью» или «привязанностью». Да хоб его знает, как. Просто студенту, вдруг, стало не так важно знать «что» и «почему». А важными показались совершенно другие вещи и… — Да, Примула — маг. И она вполне могла в одну минуту перекинуть меня в столицу, — внезапно начал сам малец. — Но, она этого не сделала, потому что была изначально против моего ухода. Такие у нее принципы. И у меня — тоже.

— Ясно.

— Ты больше ничего не хочешь узнать? — с вызовом добавил подросток.

— О тебе?

— Ну да. А то, мало ли. Вдруг, совсем не то хотел спросить. Так я отвечу. Я же тебе, вроде как, обязан.

— А ты знаешь, — слегка обалдел от такого поворота Иван. — Есть у меня еще один вопрос: у вас в семье, кроме принципов больше ничего по наследству не передается? Магические способности, например? Или здесь природа оплошала?

— А это — не твое дело, — подскочил на ноги Фрош. — И можешь думать, все, что захочешь. Да, у меня нет магического дара. Вот такой я… урод.

— То есть, ты хочешь сказать, — понесло теперь и нашего героя. — что, все обычные люди, не владеющие магией — уроды? Так? — сузил он на Фроша глаза. Тот же, наоборот, растерялся:

— Не-ет… Я хотел сказать, что я — урод, потому что, в отличие от своих предков, ею не владею. Ведь, магия, действительно, передается по наследству и может угаснуть лишь через несколько поколений смешанных с людьми браков. Вот что я хотел сказать.

— Угу.

— Ага.

— Иди есть, Фрош… Разговор окончен.

Разговор окончен и до вечера путники больше и словом не перемолвились. Иван лишь вздохнул еще раз, глядя на бодро качающийся над дорогой собачий хвост. Ну, а куда его теперь?.. И здесь нашего героя просто поставили перед фактом.

В Либряне, главном мастеровом центре страны, Иван Вичнюк бывал не единожды. И в городе этом, похожем на разрезанный поперек апельсин с главной площадью — сердцевиной и слободами-дольками, ориентировался вполне сносно. Хотя, не очень его жаловал — слишком тесный он и суетный, что ли. И люди здесь все сплошь одержимые — носятся с утра до вечера по своим бесконечно-важным делам и даже в тавернах ведут разговоры либо о себе, любимых и гениальных, либо о конкурентах, ненавистных и со всех сторон убогих. Следовательно: если ты на местной торгово-ремесленной «кухне» человек посторонний (без нужных «рецептов» в загашнике), то и побеседовать с тобой совершенно не о чем. Но, зато, какие на этой же почве в Либряне разборки — самый криминальный столичный район, Воробьиный мол, от зависти оптом протрезвеет. И Иван бы нисколько не удивился, увидев куполградских уголовных бойцов на уроках мастерства у каких-нибудь местных гончаров или парфюмеров. Но, это так, отступление от темы. Не к месту и не к ночи навеянное.

Потому что до своего нужного «места» наши путники, все же, дошли. Причем, в глубоких-глубоких сумерках (просто, слово «ночь» после предшествующего текста употреблять не хочется).

— Да мать же твою…

— Альма матер? — сразу на пару закончили они свои молчаливые обеты. А потом Фрош и вовсе расщедрился. — А чего мы вообще здесь забыли, перед этой дверью на замке?

Чего они здесь забыли?.. Единственную надежду студента обрести кров, еду и денег взаймы на дорогу. Вот чего они здесь забыли. Но, как теперь об этом подростку сказать? И Иван еще раз глянул на запертую на засов дверь. Потом на записку к ней пришпиленную: «Уехал в Мельск за сырьем. Буду 13 июня». И лишь после этого выдохнул и развернулся:

— Здесь живет мой знакомый — дядька друга. И я думал, мы у него сегодня…

— Он думал, — неумело сплюнул Фрош на тротуар. — Он думал. Ты еще и думать умеешь, мать твою?

— Чего?! — пораженно вскинул брови студент.

— Хорошо, я повторю, — набрал воздуха в грудь подросток. — Ты вообще ни на что не способен. Надо же, главный он. Да ты главный лишь по проблемам. И собственным и чужим. Да если бы я знал, с кем связываюсь, то в колодце б своем заранее утопился. Что ты на меня уставился?

— Фрош, ты в себе?

— Я?.. — на миг замер пацан, будто соображая над ответом, но потом, с какой-то отчаянной решимостью, вновь попёр в бой. — Да мне надоело все! Ты меня злишь! Ты меня раздражаешь! Я тебя побить готов! — качнулся он и в доказательство толкнул Ивана ручонками в грудь. Парень сделал пару шагов назад и замер в полном отупении от происходящего. Фрош же, метнув на своего застывшего в стороне пса взгляд, продолжил атаку. — Ну, чего ты? — попытался он в этот раз боком наскочить на Ивана, но тот, уходя в сторону, развернулся спиной к улице. Фрош отчаянно взревел. — Чего ты?! Ну?! Ты даже драться не умеешь! Так и будешь бегать?! Ну?! — набычился малец, громко сопя. — Ну?

— Угомонись, слышишь? Я что-нибудь придумаю.

— Р-р-гаф! Гаф!

— Геша, заткнись! Я все равно это сделаю!

— Гаф! Гаф!

— Фрош, тебя даже собственный пес…

— Оба заткнитесь!

— Да ты точно рехнулся! Малолетний психопат! Я же тебе гово… — следующий выпад наш герой прозевал и, запнувшись задником ботинка об тротуарный бордюр, едва ухватился рукой за столб. Но, собственной массы удержать, все же, не смог. А дальше…

— А-а! Иван! Иван!!!

Правая, впряженная в крытый экипаж лошадь, перескочив обеими парами копыт через нашего героя, замерла на натянутом подпрыгнувшим с сиденья кучером поводе. И как раз вовремя, потому как от студента до переднего колеса остались лишь считанные дюймы… Иван, все еще лёжа на спине, сначала открыл глаза, потом их закрыл и громко выдохнул отборным столичным матом.

— Да хобья раскачель! Да шаромыжники, чтоб вас завернуть и в небеса! — через несколько секунд солидарно к нему присоединился, смахнувший на мостовую кучер.

Фрош, с распахнутыми до предела глазами и ручонками, сцепленными на груди, замер вторым фонарным столбом. Из крайности в крайность, как говорится. Хотя, для подросткового возраста такие перепады… о чем я вообще? Когда в это время…

— Вам удобно так лежать? — голос этот, сладкий, как мед и совершенно не вписывающийся в неадекватность происходящего, заставил Ивана подскочить на локтях. Его обладательница, видная нашему герою лишь по кончикам туфель из-под синей парчовой юбки, грациозно этой юбкой качнула и продолжила. — Армон — на место. А вы, сударь, не изволите ли вернуться в вертикаль?