Анита Лус - Джентльмены женятся на брюнетках

Анита Лус

Джентльмены женятся на брюнетках

Глава первая

Итак, я собираюсь снова начать вести свой дневник, потому что у меня почти не бывает такого времени, когда бы я ничего не делала. Ну, то есть я хочу сказать, что, во-первых, я очень честолюбива и думаю, что почти каждая замужняя девушка должна иметь какое-то занятие, если она достаточно богата, чтобы иметь слуг, которые освободили бы ее от домашних дел. И особенно, если девушка замужем за таким мужем, как Генри.

Потому что Генри — ужасный домосед, и если бы еще и девушка была такой же домоседкой, то стычки между ними были бы неизбежны. Вот почему я и пытаюсь что-то сделать в Жизни и не позволяю всему остановиться только из-за того, что я вышла замуж за одного из своих избранников. Но я всегда верила, что очень полезно общаться с людьми разных классов, и поскольку мой муж — из класса богатых, я предпочитаю общаться с умными джентльменами, которые имеют представление о мире. Так что я почти всегда узнаю от них что-то новое, и, когда я возвращаюсь домой и сталкиваюсь с Генри, у меня всегда найдется, что ему сказать. Так что, если бы мы с Генри проводили бы все время вместе, у нас не было бы ни одной яркой мысли. А это действительно блестящая идея — поддерживать огонь в семейном очаге и не допускать развода, сохраняя на семейной жизни налет романтизма.

После того как мы с Генри поженились, первое, чем я стала заниматься, это кино. И мы взялись за постановку суперфильма о сексуальной жизни общества времен Долли Мэдисон. Но, когда сценарий был написан, у нас возникла небольшая трудность, потому что сценарист хотел, чтобы фильм был наполнен до отказа только «психологией». А режиссер хотел, чтобы он был набит массовыми сценами. Ну а Генри хотел, чтобы в нем было достаточно морали и нравственных уроков.

Ну а мне было все равно, чем он наполнен, потому что в нем было достаточно прелестных сцен, в которых исполнитель главной роли гоняется за мной среди деревьев, а я выглядываю из-за стволов. Ну и тогда великий киномагнат мистер Голдмарк сказал: «А почему бы нам на всякий случай не сделать этот фильм набитым всем подряд?»

Ну и тогда сценарий стал просто очаровательным, потому что это была уже не просто милая любовная история, но очень «психологическая», дающая огромный нравственный урок, с массой прелестных пейзажей, на фоне которых сняты сцены армейского бунта. И фильм действительно был так наполнен всем, что временами три или четыре события снимались одновременно.

Ну, например, самая «психологическая» сцена, которая была у Долли Мэдисон, снималась в перламутровой ванне шикарного особняка, где Долли думала о своем любовнике, и тут же, в двойном изображении, шла сцена армейского бунта, который разворачивался под окнами ванной комнаты Долли Мэдисон.

Оказалось, что Долли Мэдисон была девушкой из Вашингтона, и потому нам пришлось поехать в Вашингтон, округ Колумбия, чтобы снять сцены с учетом исторической достоверности. Но это оказалось ужасно трудно — снимать кино в Вашингтоне, потому что, как только вы найдете там очаровательное место у Капитолия и все будет готово к съемкам, тут же появляется сенатор Боррер или другой великий человек и становится перед камерой. И я хочу сказать, что это просто невозможно — работать с камерой в Вашингтоне так, чтобы перед ней не торчали какие-нибудь выдающиеся люди. Так что в конце концов все эти сенаторы могут просто погубить фильм, потому что, даже если их костюмы и необычны, их все равно не отнесешь к эпохе Долли Мэдисон.

Так что в конце концов я попросила Дороти придумать несколько подходящих извинений, чтобы заставить всех сенаторов уйти от камеры. Ну и Дороти как-то сказала всем сенаторам, что лучше бы им всем исчезнуть, потому что мы снимаем психологическую картину, а их умственное развитие пока не достигло уровня эпохи Долли Мэдисон. Но я все же считаю, что я могла бы и сама напрячь свои мозги, чтобы придумать что-то более тактичное для обращения к сенаторам.

А когда наш фильм был закончен, то оказалось, что называться он будет «Сильнее, чем секс». Это название придумала одна довольно яркая девушка из свиты мистера Голдмарка. А великий моральный урок этого названия состоял в том, что девушка всегда может устоять, если остановится и подумает о Матери. И мой крупный план, где я останавливаюсь и думаю о Матери, сделанный со специальным световым эффектом — как неясная фотография сквозь дымчатую кисею, — был и в самом деле весьма лестным для меня. Так что мы могли бы сразу приступить к съемкам другого фильма, если бы не «кое-что».

Потому что я очень люблю «малышек», а когда девушка выходит замуж за такого богатого джентльмена, как Генри, материнство кажется еще более прекрасным, особенно если окажется, что малыш — вылитый «папочка». И даже Дороти говорит, что «малыш, похожий на богатого отца, это так же надежно, как деньги в банке». Ну, то есть я хочу сказать, что иногда Дороти бывает очень философской и говорит такое, что заставляет девушку удивляться, что человек, который делает такие философские замечания, может так попусту тратить время, как это делает Дороти.

А я всегда думала, что, чем скорее после брачной церемонии девушка становится матерью, тем выше вероятность, что малыш будет похож на «папочку». Ну, то есть я хочу сказать, что если это произойдет прежде, чем ум девушки сосредоточится на чем-нибудь еще. Но Дороти сказала, что, будь она на моем месте, она остановилась бы на одном малыше, потому что Дороти считает, что все, похожее на Генри, достаточно иметь в одном экземпляре. Нет, у Дороти нет почтения даже к материнству!

Ну и, конечно, мне пришлось бросить кино, потому что я не смогла бы быть такой нечестной, как одна замужняя кинозвезда, которую я знала, и которая подписала контракт на съемки довольно длинного сериала, не сообщив компании про свой «секрет». И уже на половине сериала снимать ее в полный рост стало довольно затруднительно, потому что по сценарию она должна быть худенькой, и стройной, и незамужней девушкой. Так что в конце концов пришлось снимать все сцены с нею, не показывая ничего, кроме головы, торчащей над кустарником или выглядывающей из окна. И в результате ее столько раз снимали крупным планом, сколько ни одну другую кинозвезду. Но я все же считаю, что это непорядочно — получать «крупный план» подобным способом.

Итак, после того как Генри услышал о моем «секрете», у него сразу появилась мысль поехать жить в их старый фамильный дом, где наша «маленькая мышка» и могла бы появиться на свет. Потому что «маленькая мышка» — это прозвище, которое мы придумали, чтобы называть нашего малыша, пока нам не известно, кем он собирается оказаться. Но я и в самом деле предпочитаю Нью-Йорк, и потому сказала Генри, что поскольку вся их семья родилась в пригороде Филадельфии, то почему бы не дать шанс нашей «маленькой мышке»? Потому что в одной научной медицинской книге под названием «В ожидании маленького незнакомца» я прочла, что следует быть там, где вы могли бы смотреть на искусство, и иметь приятные мысли, и не читать ничего, кроме прекрасных поэм и прелестных романов, пока не случится это событие. Но Дороти, конечно же, сказала, что лучше бы мне время от времени листать страницы «Ring Larduer», и тогда, если малыш будет мальчик, он может вырасти и стать миллионером. Но в любом случае, сказала я Генри, мы должны быть в Нью-Йорке, где собраны все искусства и вся литература.

Но Генри сказал, что их собственная гостиная в пригороде Филадельфии буквально набита искусством, потому что его отец годами коллекционировал только искусство — и больше ничего. И там действительно довольно много маленьких фаянсовых статуэток, изображающих девушек с кавалерами, готовыми пуститься в менуэт, и три корзины со старинными часами, не говоря уже о большой мраморной статуе ребенка в натуральную величину, принимающего ванну с настоящей губкой в руках, и семи светильниках для пианино. Ну и Генри сказал, что зачем нам ехать в Нью-Йорк, когда все это искусство находится у нас в собственном доме?

Но я сказала Генри, что искусство в нашей гостиной — мертвое, тогда как в Нью-Йорке оно идет вперед и дальше, так что вы даже можете на выставке встретить великого художника и спросить его, зачем он это сделал? Ну, и чему-нибудь там научиться.

Но Генри был уверен, что ему следует быть там, где был его отец. Потому что отцу Генри уже больше девяноста, и Генри пытается отучить его от очень плохой привычки переделывать завещание всякий раз, как у него появляется новая медсестра, которая за ним ухаживает. И как бы ни пыталась вся семья найти для него самую непривлекательную сиделку, похоже, это не имело для него никакого значения: отец Генри все равно ухитрялся в нее влюбиться.

И мать Генри так же романтична, как и его отец. Ну то есть я хочу сказать, что когда 72-летняя леди вобьет себе в голову, что ее дворецкий безумно влюблен в нее, то очень трудно бывает уговорить дворецкого остаться. И Дороти даже говорит, что если бы мне удалось заставить всех сочинителей песен увидеться с матерью Генри, то это был бы надежный способ избавить мир от Песен о Матери.