Анита Лус - Джентльмены женятся на брюнетках Страница 3

Ну и после того, как все это закончилось, Генри, конечно же, решил, что теперь я должна оставаться дома и быть только женой и матерью. И я действительно не возражала, пока мне приходилось быть в постели. Но, как только я встала, мои мозги вновь заработали, и я опять задумалась, чем мне заняться.

Однако фильмы я решила больше не снимать, поскольку «Сильнее, чем секс» оказался никем не понят и завершился финансовым провалом. Ну и взамен я решила стать девушкой литературной и проводить как можно больше времени вне дома, в какой-нибудь литературной обстановке.

Глава вторая

Вскоре я выяснила, что самое литературное место в Нью-Йорке — это «Алгонкин-отель», где все литературные гении едят свои ланчи. Потому что любой литературный гений, который ест свой ланч в этом отеле, всегда и всюду пишет, что это именно то место, где все литературные гении и должны есть свои ланчи.

Ну и тогда я пригласила Дороти сопровождать меня, и мы отправились в отель во время ланча. Но Дороти сказала, что если я хочу увидеть Высоколобых, то она как раз собирается на вечеринку, которую устраивает Джордж Натан где-то в Нью-Джерси, которое славится тем, что там подают пиво без эфира. И что мистер Менкен, и мистер Драйзер, и Шервуд Андерсон, и Синклер Льюис — все будут там. Но я сказала Дороти, что если они так литературны, то почему они бывают в тех местах, которые, как Джерси, знамениты только тем, что ужасно неартистичны? И единственной причиной, которую Дороти могла придумать, было пиво. Но все-таки в конце концов я решила пойти на эту вечеринку, потому что некоторые из Высоколобых написали довольно занимательные романы.

Но если бы кто-нибудь подумал, что то, что было в Джерси, это литературный салон, он бы ужасно ошибся. Потому что никто из них ни слова не сказал о литературе, да даже если б и сказал, никто бы их не смог услышать, потому что писатели все время бросали монетки в электропианино и пели неприличные песни. Тогда как я думала, что когда люди литературные хотят провести музыкальный вечер, то было бы куда артистичнее купить билет в хорошую оперу. Но мне следовало бы знать, что вряд ли стоит доверять литературности таких литературных джентльменов, которые дружат с такой неинтеллектуальной девушкой, как Дороти.

Поэтому на другой день я заставила Дороти пойти со мной на ланч в «Алгонкин-отель», и это заменило мне все! Потому что там собираются критики, которые всем говорят, что надо делать, и знают, как это делать. Ну, то есть я хочу сказать, что они проводят все свое время, рассказывая всем, как должны поступать люди литературные.

Итак, мы пришли на ланч в «Алгонкин-отель», но оказалось, что еще рано, так что мы и в самом деле сможем увидеть их всех, когда они появятся. Но я знаю, что лучший способ занять тот столик, где вам хотелось бы сидеть, — это подружиться с метрдотелем. Ну а знаменитого метрдотеля в «Алгонкин-отеле» зовут Джордж, и это именно он повесил бархатный шнурок поперек входа в особую столовую, чтобы удержать людей, которые не ценят гениев, от попыток попасть туда, где им быть не положено, потому что в отеле есть и другая, общая столовая для всех.

Ну и я сказала Джорджу, что нам бы очень хотелось сесть рядом со знаменитым литературным Круглым столом, где мы с Дороти могли бы слышать все, о чем там будут говорить. Ну и Джордж усадил нас за самый близкий столик, так что даже официант у нас с литературными гениями был общий.

Мы стали беседовать с официантом, и оказалось, что его не только зовут Тони, но и что у него полно разных идеалов. И мне и в самом деле начинает казаться, что чем больше встречаешься с людьми, тем яснее сознаешь, что никогда не знаешь, с кем имеешь дело. Потому что Тони сказал мне, что тело мужчины может быть всего лишь телом грека-официанта, но что душа его может быть полна всей древней культурой древних греков.

Ну, то есть я хочу сказать, что Тони воспитывался как джентльмен, потому что его отец был довольно известным греком, у которого кроме Тони был еще и законный сын. Ну и отец Тони поселил их вместе и нанял им гувернера, который и обучал их всей греческой классике. Но вскоре мать Тони наскучила его отцу, и отец Тони уговорил своего приятеля-турка проявить на ней свою жестокость. Потому что оказывается, что больше всего на свете турки любят всякие зверства, и Тони полагает, что это результат их «сухого закона». Потому что турку всегда приходится иметь дело с запретами, и Тони говорит, что когда все начинает действовать турку на нервы, то он не может пойти напиться и забыть обо всем, и потому в конце концов он достигает той точки, где ему в гневе приходится совершать что-нибудь ужасное. И Тони говорит, что когда он читает о все новых способах убийства, которые придумываем мы, американцы, и о том, как нас развлекают все эти судебные процессы об убийствах, то мы, американцы, ужасно напоминаем ему турков. Вот почему Тони считает, что все это тоже результат «сухого закона».

Так что мне пришлось сделать комплимент мозгам Тони и его способности добраться до сути дела. Ну а Дороти сказала, что она добавит ему еще один, если он немного поторопится с жареным цыпленком. Ну и Тони прервал беседу и отправился на кухню, потому что во время ланча ум Дороти направлен только на еду, тогда как я, похоже, никогда не замечаю, что я ем и ем вообще ли, если узнаю что-то новое.

А когда Тони вернулся, я попросила его рассказать мне все о гениях за Круглым столом. И оказалось, что он их достаточно хорошо знает, поскольку все они его очень любят. Ну, то есть я хочу сказать, что всех других официантов всегда больше интересуют «чаевые», чем разговоры их клиентов, и тот официант, который работал здесь до Тони, был довольно грубым греком из Сардонополиса, которого культура не интересовала. Но Тони — тот другой, и он все слушает, и слышит даже больше, чем сами гении, которые так заняты придумыванием умных замечаний, что просто не имеют времени кого-то слушать.

Итак, первым гением, который появился в ресторане, был Джо Крэборн, великий писатель, каждый день пишущий в газете длинные колонки обо всем на свете. Ну, то есть я хочу сказать, что пишет он так, как будто все это случается с его друзьями. Потому что это очень, очень нравится мистеру Крэборну — заставлять всех думать, что ЕГО друзья — это такие гении, которых не сравнишь с другими. Так что не проходит дня, чтобы один из друзей великого писателя Крэборна не упоминался в какой-нибудь колонке, и все, кто их читает, всегда могут узнать, чем были заняты друзья писателя в любое время дня и ночи.

Ну и, естественно, его друзья всегда стараются нарочно сделать что-нибудь такое, о чем было бы интересно почитать. Ну, например, устроить соревнование по блошиным бегам, или шарады на вечеринках друг у друга, или провести смешной чемпионат по крокету в Центральном парке, где вы можете сразиться с любым из них.

Следующим гением был театральный критик Гарри Эпплбай. Его работа — «открывать» девушек, похожих на Дузе. А это довольно трудно делать, потому что если вы «открываете» девушку, то она, естественно, должна быть молодой, а когда девушка очень молода, она не может петь так, как Дузе. Но мистер Эпплбай всегда прощает этот недостаток, если девушка достаточно мила во всех других отношениях. Потому что больше всего на свете этот великий критик любит актрис, и даже актеров, если они очаровательны. А если вдобавок и сама пьеса очаровательна, то он чувствует, что расцвет драмы наконец-то наступил. Так что Тони очень любит слушать мистера Эпплбая, потому что потом может писать своему кузену в Афины, что мистер Эпплбай — это почти Софокл.

Ну, то есть я хочу сказать, что он так пишет, чтобы кузену было понятно, потому что Тони говорит, что его кузен — неграмотный парень и он не больше знает о том, что мистер Эпплбай — знаменитый гений из «Алгонкин-отеля», чем мистер Эпплбай — о том, что Софокл это знаменитый гений в Греции.

Тут появился следующий литературный гений — Питер Худ, писатель, всегда влюбленный в какую-нибудь девушку. А когда этот гений бывает влюблен в настоящую леди, то Тони говорит, что тут и начинается кино, потому что он не может просто взять и сбежать, и завести с ней роман, и держать язык за зубами, как это сделал бы любой официант. Нет, ему нужно все это обсудить с женой, а потом они вместе идут к психоаналитикам, а потом обсуждают все это с друзьями, но так никогда и не могут прийти к какому-нибудь выводу.

Ну и наконец все гении были в сборе. И то, как они беседовали друг с другом, было просто удивительно.

Потому что, во-первых, один из гениев спросил другого: «Что за потрясающе смешную вещь сказал ты в прошлый вторник?» И тогда этот другой гений повторяет свое высказывание, и все вокруг смеются. А потом наступает его очередь спрашивать: «А что за ужасно умную вещь ты выдал в пятницу?» Ну а затем и другие гении получают возможность высказаться, и все это было похоже на игру в мяч, так что каждый из гениев имел возможность поговорить о себе.