Соня Сойер-Джонс - Крыса-любовь

Мойя Сойер-Джонс

Крыса-любовь

Посвящается Россу — хранителю моей веры в себя, а также Холдену и Теннисону — хранителям чувства юмора.

Истина, без сомнения, прекрасна, но прекрасна и ложь.

Предисловие — от Джули Тринкер

Я надеюсь, что могу назвать себя справедливым человеком. Попытаюсь быть справедливой и сейчас. Хотя после того, что случилось, меня можно было бы понять, откажись я от этой попытки.

Но, что ни говори, я не смогла бы обвинить во всем одного Арта, даже если бы захотела. Хэл, мой тогдашний муж, тоже внес свою лепту, как и моя мать. Да я и сама была хороша (видите, какая я справедливая!).

Я напишу половину глав, Арт напишет остальное. Может, идея удачная, может, и нет. Это выяснится только в конце, когда я прочту, что у него там выйдет. Скорее всего, Арт очарует вас (как меня). Но — внимание, предупреждение первое и последнее: будьте осторожны! Имея дело с Артом, не всегда можно верить тому, что видишь:

Уж если крысою зовется,То как названий ни меняй,Каких имен ни сочиняй,А запах тот же остается.

Еще одно предисловие — от Арта Стори

Я не знаю, что Джули успела сказать вам обо мне (и вообще говорила ли что-нибудь) и что у нее на уме. Честно говоря, момент это скользкий.

Не беда, если она выложит то, что знает наверняка. В конце концов, женщина не может наговорить обо мне гадостей, которые еще не были сказаны другими (эксклюзивное право давно присвоили моя невестка и моя бывшая жена). Меня пугает то, чего Джули не знает, но о чем подозревает (а такого немало).

Наверное, надо сразу предупредить, что, в отличие от Джули, я не писатель. Поэтому буду писать как бог на душу положит. Я никогда не считал, что так работать плохо. Лучшие скульптуры, например, у меня получаются, когда я не ведаю, что творю.

Мы упорно твердим, что у нас есть Великий План, но чаще сами себя дурим. Самое большее, на что мы способны, — пускать стрелы во тьму, от души надеясь попасть в некую цель, а не в мирного прохожего. И не в собственную ногу!

1 Джули

Упрямых пятен не бывает, бывают только неправильно понятые пятна.

Как во всяком начале, сперва был конец. Примерно год назад я вышла с Шейлой Болан из офиса нашей редакции, чтобы она могла курить во время разговора. Шейла была редактором «Дейли пост», и в тот день до меня дошел слух, что она собирается прикрыть мою колонку «Полезные советы». Снаружи, разумеется, было сумрачно и сильно дуло — в деловой части города вдоль улиц вечно свищет ветер. Поэтому курильщики сбиваются в плотные стайки. Со стороны кажется, что они травят байки или планируют свержение начальства, а на деле они просто зябнут или чиркают спичками, изводя на ветру одну за другой.

— Многие недооценивают «Полезные советы», — сказала я Шейле, притоптывая, чтобы не замерзнуть, и стараясь придать голосу убедительность без оттенка мольбы. (Шейла терпеть не может мольбы.) — Все думают, что пятно — это просто пятно. Но пятна надо понимать метафорически.

— Как-как? — Шейлу жутко перекосило. Трудно сказать, что вызвало эту гримасу — нелепость моей идеи или струйка дыма, занесенная ветром в глаз.

— Метафорически, Шейла. Пятно — это образ любой неприятной неожиданности в нашей жизни. Образ всего грязного и ненужного.

Я собой гордилась (и заслуженно, учитывая, что все это я выдумала с ходу).

— А что плохого в грязи? — спросила Шейла. — Далась вам всем эта чистота! Современный пунктик!

Она сунула палец в рот, вытащила, пузырящийся от слюны, и потерла коричневое пятно на своей блузке. Шоколадный крем? Похоже, дело обстояло хуже, чем я думала.

Шейла разменяла шестой десяток. Она была в газете всегда. Благодаря ей я впервые получила передышку. В те дни я считалась редакционным мальчиком на побегушках и уйму времени тратила на мытье офисной посуды. Журналисты — сущие свиньи за едой: чашку за собой не сполоснут даже под страхом смертной казни. Шейла как-то зашла на кухню и обнаружила, что впервые за много лет пьет из чашки без потеков чужого кофе. Это так ее впечатлило, что она тут же поручила мне колонку полезных советов.

В роли Истребительницы Пятен я три года подряд отвечала на вопросы читательниц, замученных следами шариковой ручки на шелковой блузке или кошачьей мочи на сиденье машины. Не самая крутая работенка для журналиста двадцати с хвостиком лет. Никаких закулисных интриг, никаких загранпоездок. Разве что бесплатный аммиак литрами. Но все же целая колонка шла под именем Джули Тринкер, а моя фотография, пусть маленькая и не самая выигрышная, красовалась в начале полосы. И еще: я верила в пользу рубрики.

Лично мне кажется, что пятна неизбежны и даже нужны на полотне нашей жизни: человек познается по тому, как он их сажает и как с ними борется. Самое главное — не сдаваться. Если пробовать снова и снова и не опускать руки, вы в конце концов победите, а победа всегда добавляет веры в собственные силы.

Ничто так не мобилизует женщину, как пятно соевого соуса. Однако помните: нельзя терять время. Если не вывести пятно сразу, оно решит, что может остаться навсегда. Вот тогда начнутся проблемы. Кроме того, важно, какая у вас полоса в жизни. Если все благополучно, то пятно, вероятно, покажется досадным пустяком. Но если все плохо, пятно приобретает масштаб катастрофы. Свекольное пятно на белой ткани способно и к краю пропасти подтолкнуть.

Вот что я пыталась донести до Шейлы, когда мы с ней стояли на ветру у входа в издательство.

— Наша жизнь — сплошной стресс. А когда напряжение нарастает, последней каплей всегда становится какой-нибудь пустяк.

Шейла резко стряхнула пепел и теперь зачарованно следила за его полетом прямиком на туфли.

— Я видела, как это бывает, Шейла, — сказала я. — Помнишь Сару?

Шейла не помнила.

— Ну, Сару Диполд, — не сдавалась я.

— Ага! Кислорожую девицу из зарубежных новостей?

Уж кто-кто, а Шейла умела описать человека одним словцом.

— Для Сары последней каплей стало разлитое вино. Как-то вечером она смахнула бокал хереса на арабский ковер — и будьте любезны. Ковер погиб, что и доконало Сару.

— Арабский? А если б он был ручной работы? Твоя Сара кинулась бы резать себе вены!

— Именно! Я как раз про это!

— Винные пятна ведь надо посыпать солью, да? — спросила Шейла. — Чтобы вино впиталось? Лично я пользуюсь солью, когда не удается высосать.

— Соль помогает, но шерстяной ковер лучше сразу обработать моющим средством. А из синтетики — смесью перекиси водорода и…

Но Шейла меня не слышала. Ее мысли уже помчались вскачь.

— Сара — это та, у которой муж сбежал с ее собственной сестрой, да? — радостно уточнила она. — И вдобавок сестра от него залетела?

— Точно. А еще он забрал все их сбережения. Скотина! Она ж ему годами таскала на работу лоточки с обедами.

— Ну ни черта себе. Тут кто угодно сбежит.

Она хохотнула, поперхнулась и тут же зашлась в том долгом утробном кашле, который обрывает разговор вернее, чем рев истребителя у вас над головой. Мне не терпелось донести до нее мысль насчет Сары, но ведь никогда не знаешь, сколько времени приличествует выждать после такого кашля. К тому же я вспомнила про салат в пластиковом лоточке, ждавший меня на столе в редакции. А кстати, что смешного в лоточках?

У Шейлы случаются взрывы веселья, при которых люди вроде меня не знают куда деваться. За годы совместной работы я так и не научилась угадывать, что вызовет у нее очередной приступ.

— Ну-ка, ну-ка, — просипела она. — Говоришь, Сарин муж стащил все ее деньги, сделал ребенка ее сестре, а доконало ее, по-твоему, дешевое пойло на ковре?

Эта мысль так ее позабавила, что смех и кашель возобновились. Клокочущие звуки устрашали. Одно из двух: либо Шейле надо бросить курить, либо прекратить хохотать над собственными остротами. Увы, и то и другое представлялось маловероятным.

— А по-твоему, всему виной предательство? — спросила я. Шейла явно не прониклась моей теорией насчет мелочей, наносящих сокрушительные удары. — Херес ни при чем?

— Предательство? — притворно ужаснулась Шейла. — Оставь мораль в покое! Развивай бульварное мышление. Виноват секс. Только секс. Меньше ходи по театрам!

— Но ведь ее муж с ее родной сестрой…

— Он мог бы поиметь свою сотрудницу, или шлюху, или любимую собачку, а Сара точно так же лезла бы на стенку. Просто потому, что он развлекался, а она — нет.

— И все? — не поверила я.

— За всем стоит секс. Все в конечном итоге упирается в него.

Странно было услышать такое от Шейлы, поскольку секс был ей чужд. Я точно знала, причем от нее самой. Вот что мне нравилось в Шейле. Единственная запретная тема — курение, все остальное становилось достоянием общественности: ее интимная жизнь, семейные дрязги, пережитые унижения, размер одежды. Табу для нее не существовало, она выкладывала все без утайки. И потому я была в курсе, что в последний раз она занималась сексом в Нью-Йорке в 2001 году, когда портье, не разобрав ее австралийского прононса, прислал ей в номер горячего парня вместо горячего карри.