Михаил Жванецкий - Собрание произведений. Шестидесятые. Том 1 Страница 10

старше, а мужья все моложе и моложе… Последний, ка-

жется, в школу ходит. До свидания, девочки.

Д в о е. До свидания, родная.

(Шестая уходит. Двое смотрят ей вслед.)

Седьмая. Ая вам скажу, что у нее комплекс. Знае-

те, теперь есть такой комплекс ненормальности. Все

стучит шваброй в потолок, чтоб перестали мебель дви-

гать. А у нас из мебели ведро воды… Такая дура… За что

ее мужу Ленинскую премию дали?… Пошла.

Восьмая. Пошла, пошла…

(Остается одна. Тоскливо смотрит по сторонам.)

(Себе). Пошла… Пешком… А по ночам на «Волге»

ездит. Скрывает… А от народа скрывать нечего. Народ

ночью видит лучше, чем днем. Верно?.. Верно!.. Точ-

но?.. Точно!

(Уходит направо. С левой стороны поднимается за-

навес. Восемь женщин стоят, смотрят ей вслед.)

Первая. Видели?.. Она улыбнулась. Челюсть

у нее искусственная. А если копнуть глубже, вообще

парик!

Одинокий

Послушай, кацо, нехорошо получается. Сначала все

хохочут, только потом я хохочу. Все плачут, потом я пла-

чу. Иногда все молчат — мне кричать хочется. Что за ха-

рактер такой? А? Все кричат — мне молчать хочется. По-

нимаешь?! Чем больше мне говорят: «Бога нет», — мне

так и хочется сказать: «А ты видел, что его нет? Что ты

кричишь?! Ты не видел, что он есть, и не видел, что его

нет. Что ты вообще видел?»… К невропатологу пойти,

что ли? На анализы лечь… Невыносимо, слушай… Если

все туда побежали, я здесь останусь. Скажи, тип интерес-

ный. Все кепки надели — я должен папаху прицепить…

Мне, серьезно, лечиться надо, на процедуры ходить.

Из-за характера своего я уже без родственников остал-

ся. Мне друзья говорят: «Ты что, действительно хо-

чешь быть ни на кого не похожим?! Что телевизор не

купишь? Что фигурное катание не смотришь? Что от

Райкина не смеешься? Что комнату не обставляешь

внизу для себя, вверху для гостей?! Почему не пьешь

с нами, как мы? Почему женщин не любишь, как мы?

Зачем издеваешься над нами — выделяешься из нас?!

Мы твои друзья, для которых ты дороже жизни — мы

тебя побить можем…» Я им говорю: «Вы мои друзья: вы

меня можете побить. Ну не буду я идти инженером: все

туда пошли. Не могу я! Больной я человек».

Людей стал избегать. Не хочу лучше, чем у соседа, не

хочу хуже, чем у соседа, не хочу вообще, как у соседа, сам

по себе хочу… Людей стал избегать… Из Москвы блон-

динка приезжала — весь Гудаут за ней ходил. Я в землю

уткнулся. На месте остался… Ну, ты видел такого?!. Ла-

ковые туфли не хочу обувать. Кепку сбросил. Брюки-

шаровары надел, рубаху украинскую, трубку. На Тараса

Шевченко стал похож. Все переменил. Сюда переехал.

Друзья приезжали, побили все-таки… А что я могу сде-

лать?.. Больной человек. Хороший врач нужен.

Поменьше юмору, граждане!

Граждане! Чтоб не мешать, пока давайте меньше

юмору, граждане. Давайте пока не острить. Изо всех

сил держаться и не острить. Меньше смеху, меньше

улыбок, товарищи! Больше насупленности и сурьезу.

К насупленнным, драматически сурьезным и траги-

чески сосредоточенным больше доверия. Все пони-

мают, что вы своим юмором хотите сказать… Все бы

хотели сказать. Но низя!!! Рано. Успеем. Проблемы

решать надо в полном молчании… Решим — остри, не

решим — молчи, пока не решим. Свистнем — остри.

Жди свистка.

Сурьезный, насупленный, молчаливый и дикова-

тый вызывает огромное доверие и сверху и снизу. Он

что хочешь выполнит, не что хочешь, а что хочешь

выполнит без издевательских острот и жуткого под-

хихикивания снизу.

При мне от смеха у людей выпадали кувалды, баран-

ки и гвозди. Трясущийся от хохота, со слезящимися

глазами комедиант не может найти оброненный каран-

даш или пассатижи и теряет час-два горячего рабоче-

го времени. Сила удара кувалдой по конструкции

у смеющегося человека вдвое ниже по динамометру,

мы замеряли.

И правильно сейчас просматривается намечаю-

щаяся тенденция, смешанная с концепцией по все-

мерному снижению уровня хохота в организациях

и частных лицах.

Под песню, напрасно непрерывно бодрящую из ди-

намиков, хорошо ходится и входится строем в ворота

производства, хорошо клепается у горячих мартенов.

Так что давайте, давайте, давайте побыстрей без юмора,

граждане. Побыстрей, побыстрей, нечего откладывать.

И прямо сейчас, без этих насмешек и подхихикиваний

под печатающий шаг трудовых отрядов.

И не дай бог насмешки над собой как признака ума,

который, мол, есть в Англии. И езжай. И смейся над

ими же з ими умеете. Все замороченные, все выбивают

друг у друга дефицит и прописку, так что ж их отвле-

кать от этого святого дела.

Ишо над собой смеяться… ишь чего. Дай волю — по-

ловина покатится до судорог, на карачках уползет.

А низя! Разговор должен быть громкий, крепкий, лобо-

вой, без подмигиваний и намеков.

Равномерное изложение, равномерно действующее

на окружающих. Слова употреблять знакомые, много

раз слышанные, вроде гудения трансформатора: предо-

ставить, обеспечить, наладить, обратить внимание.

И это правильная тенденция, смешанная с концепци-

ей, — оставить у человека на завтра такое настроение,

какое у него было сегодня.

А чувство юмора выбивать из остряков руками,

и его издали будет видать. Научись острить без наме-

ков и веселиться без юмора, увидишь, как к тебе потя-

нутся люди посмотреть на тебя, юмориста, порадо-

ваться за себя.

Вот так на сегодня. А на завтра посмотрим, когда

подождем! Как подождем, так и посмотрим.

Склероз

Слушайте, это ужасно, слушайте. Только что смотре-

ла картину, оказывается, второй раз. Черт его знает.

Иди запомни название, иди запомни содержание. Сижу,

смотрю. Мне говорят: «Вы уже это видели». Начинаю

присматриваться. Действительно, что-то шляпа знако-

мая. Тайга какая-то, чекисты. Правильно, смотрю вто-

рой раз, если даже не третий. Слушайте, это же ужасно!

Сейчас иду смотреть «Месяц в тайге». Напомните

мне — это там, где она ему изменяет или где он план не

может выполнить? Тоже не помните. Никто не помнит.

У всех склероз. Здоровье ни к черту. Пойду посмотрю.

Вперед

Из человека в шприц что-то можно выдавить.

С листа собрать чернила в авторучку.

С газеты на матрицу буквы снова перевести — в сви-

нец переплавить. Свинец вывезти на Среднерусскую

возвышенность и снова закопать — снова гору возвести

по фотографиям.

Дрова в деревья перевести, нейлон — в уголь,

уголь — в шахты.

Воду из чайников в реки вылить.

Костюмы наши распустить, свалять, стриженым ов-

цам сшить тулупы и надеть на них с извинениями.

Перья у дам выдернуть, снова этим ребяткам страу-

сам вставить.

Гири переплавить, прилавок разобрать, чтоб ему

стоять негде было.

Телевизоры разобрать, медь отдать Хозяйке Медной

горы, стекло растолочь и снова в песок на берег реки.

По проводам пойти, разыскать электростанции, ра-

зобрать, воду слить, мазут в скважину закачать.

Землю по фотографиям и наскальным рисункам

восстановить, пушки в руду перевести и отвезти на

Курскую магнитную аномалию, где и разбросать.

И все это время не стричься и не бриться, зарастать

начать и продолжать зарастать.

И уже этой шерстью согреваться и по деревьям по

оставшимся рассесться.

Ничего не значащие слова «Эй, здоров», «Как де-

ла», «Ты все еще там», «Я все еще здесь» заменить гор-

танными криками и курлыканьем «Эй зоов ка-ак жи-и,

ка-ак де-а-а-а, ты здесь… я т-а-а-а-м…»

Сидеть на деревьях каждый на своем, цепляясь за

ветки сильными рыжими ногами и провожая упавшего

равнодушными взглядами — не приспособился.

За самым заросшим, самым приспособившимся, у ко-

торого уже первые признаки хвоста, мчаться в апельсино-

вую рощу. А-а-ах… и бегать, и спать, и прыгать, и пить,

и снова бояться львов и тигров, а не этих своих това-

рищей…

Не пойму, что с людьми происходит

Для Р. Карцева

Не думал никогда, что у нас такие странные люди

есть… Отказаться от жизни, чтоб кидать ядро дальше

другого дурака или выше поднимать ногу на сцене?!.

Что-то я не пойму. Чего они из кожи лезут?.. Этот на

себе микробов выращивает. Это ж надо гадость такую.