Анатолий Крым - Украинская каб(б)ала Страница 10

Пожалуйста, пришли мне свою фотокарточку, где ты с детьми, а то я не знаю, как вы сейчас выглядите.

У меня все нормально, если не считать, что надо готовить завтраки и обеды на двоих, я уже молчу про уборку и стирку. Каждый раз, когда мне надо вымыть посуду, я начинаю понимать, почему утренняя молитва еврея звучит так искренне и проникновенно: «Спасибо, Господи, что не создал меня женщиной»! Конечно, в этом есть элементы дискриминации, но пускай с этим разбираются специалисты по гендерной политике, социалисты и феминистские организации.

На этом заканчиваю. Гость мой уже покашливает за стенкой, а это значит, что он проголодался. Вообще, он человек простой, открытый, хотя по инерции прежней жизни почему-то не любит евреев. Но я надеюсь вылечить его и от этой болезни, хотя антисемитизм страшнее онкологии и с этим придется повозиться.

А теперь иди к этому идиоту Гринбергу и забери свое заявление о разводе.

P. S. В твое письмо я вложу письмо маме, только ты, пожалуйста, имей совесть и не читай его.

20

Дорогая мама!

Пишу на скорую руку, так как у меня в доме гости. Извини, что писал от случая к случаю, но ведь я иногда звонил, пока телефонные компании не сошли с ума от жадности.

Это письмо я вложил в конверт с письмом к Тане, но она обещала, что не будет читать его. Как бы там ни было, но даже ты должна признать, что твоя невестка – честная женщина. Я подозреваю, что она прошла гиюр и превратилась в Эстер для того, чтобы ты наконец успокоилась и не тревожила на том свете папу своими рыданиями, что я продолжаю жить с гойкой[6], отчего внуки не имеют никакой перспективы в Израиле. Будь мудрой! У тебя это хорошо получается. Поэтому употреби все свое влияние, чтобы Таня забрала у адвокатов заявление на развод. То, что я не писал и не звонил, – еще не повод для таких исторических решений.

Дела мои идут замечательно. Наконец я сделал то, что не удавалось ни одному человеку в мире, включая рабби Лёва[7]. Не подумай, что я хвастаюсь, но в нашей квартире теперь живет Тарас Григорьевич Шевченко. Если ты забыла, кто это, я напомню. Однажды на папином дне рождения вы вместе с Тамарой Ивановной цитировали его «Кобзарь».

Сейчас я готовлюсь принимать поздравления и получу кучу денег, так что можешь этот вопрос не задавать.

В Киеве холодно, идет снег, который никто не убирает, иногда пропадает электричество, зато каждый день растут цены. Поэтому неизвестно, что хуже – ваши террористы или мои министры. Но ты об этом никому не говори, потому что здесь не любят, когда о них плохо думают за границей и называют это клеветой.

Мама, еще раз прошу тебя быть мудрой в отношениях с моей женой. А когда я приеду, мы спокойно обо всем поговорим.

И поподробнее напиши мне про эту историю с разводом. Может, у Тани появился какой-то местный Хаим и начал ей пудрить мозги? Немедленно прекрати эти поползновения! Я скоро приеду и сам во всем разберусь!

Я тебя крепко целую и обещаю писать часто. Ты тоже пиши, хотя я знаю, что ты сломала очки.

P. S. У папы был дедушка Симха Либерман, очень богатый человек, у которого был роскошный особняк в Липках. Напиши все, что ты знаешь о нем и о нашей родне по папиной линии. Для меня это вопрос жизни!

21

19 февраля 2014 года

СЛУШАЛИ: Информацию тов. Фельбабы Г. И. о результатах его встречи с главой гуманитарного управления администрации Президента А. Л. Цырлих.

Докладчик остановился на титанических усилиях, которые власть предпринимает для развития искусства вообще, а в живописи и скульптуре – особенно. Затем он подробно осветил инициативу правительства по созданию цикла монументальных работ, посвященных 200-летию со дня рождения Т. Г. Шевченко.

ПОСТАНОВИЛИ: 1. Горячо одобрить курс Президента на повышение благосостояния украинского народа, укрепление авторитета страны на международной арене и заботу о развитии изобразительного искусства.

2. Распределить государственный заказ следующим образом: полотно «Чаепитие в Межигорье» поручить тов. Фельбабе Г. И., предоставив ему оплачиваемый отпуск на два месяца. Остальные заказы распределить между членами Правления путем тайного голосования, придерживаясь принципа: одна кисть – одна картина, один резец – одна скульптура.

3. Организовать коллективную поездку членов Правления в Италию для приобретения расходных материалов, включая краски и холсты импортного производства.

22

20 февраля 2014 года

Вот уже третий день я погружен в чтение неизвестного мне Вруневского. Лестные эпитеты, коими он украсил меня, поначалу вскружили голову, и я огорчился, что они останутся неизвестны моим придирчивым критикам вроде Пантелеймона Кулиша, не говоря уже о Белинском, который считал украинский язык «лингвистическим недоразумением». Несмотря на заунывность стиля, Вруневский – настоящий литературный рудокоп. Сразу раскусил, что любое вполне понятное сочувствие к покойным литераторам будет с похвалой воспринято публикой. Каждый бумагомаратель изо всех сил тщится узнать, что же будет с его сочинениями после того, как душа вознесется к небесам, где немедля выслушает приговор. Признаюсь, и меня посещала тщеславная тревога: не напрасен ли мой труд? Дойдут ли «Гайдамаки» и «Катерина» до будущих поколений? Какие чувства взрастят они в душах тех, чья жизнь зародится через столетие? И ведь, как уверяет мой биограф, дошло! Еще как дошло! Труд мой признан, и чествуют меня земляки не меньше, чем русские возносят Пушкина, но отчего неприятные щипки от чрезмерной лести сего критика заставляют кривить губы и потирать грудь, успокаивая норовливое сердце? Однако не буду забегать наперед.

В похвалу моему исследователю отмечу, что изучил меня г-н Вруневский куда прилежнее, чем повитуха, принимавшая роды у моей матушки, куда придирчивее, нежели дотошный лекарь, исследуя тело больного. Более того! Сей академик литературы порой прикасался ко мне намного нежнее, чем любовник, ласкающий пышные формы своей ночной Венеры! Каждый день моей жизни, каждая строка моих творений обследована, изучена и описана сим ученым мужем, причем с толкованием, на что в том или ином опусе читателю следует обратить внимание. Конечно, при этом он насочинял три роты арестантов, приписав мне намерения, кои не лезут ни в какие ворота. Ну да Бог с ним! Сие общая болезнь критиков, для которых автор – недоношенный младенец, коего следует привести в божеский вид перед встречей с читателем. Примечательно, что и публику сии толкователи в грош не ставят. Для них читатель настолько туп и необразован, что ему следует разжевать поэта да в рот положить, иначе бедолага подавится от крепости стиха, впадет в неистребимое уныние и, чего доброго, сопьется! Порой и рыдать хочется, читая эту, с позволения сказать, «шевченкиаду», где в каждом новом томе критик выставляет меня то социал-демократом, то решительным карбонарием, то проводником идей какого-то коммунизма, о котором я и понятия не имею, а в последней брошюрке и вовсе объявил меня первым националистом Украины. Я нисколько не возражаю против многогранности человеческого характера, но помилуй Бог! Человек ведь не флюгер, чтобы вертеться в необходимом Вруневскому направлении! Описывая мою жизнь, из которой он застенчиво вымарал дела амурные, пристрастия к веселью, гульбе, критик лицемерит. Словно стесняется меня, спешит омыть, причесать и наодеколонить, прежде чем представить публике. Тогда уж изволь быть последовательным в своих извращенных намерениях! Зачем тискать на обложках мою парсуну в кожухе и смушковой шапке? Зачем изображать меня московским ямщиком либо эдаким народным заступником с кистенем в рукаве? Коль ты подробно исследовал каждый день моей жизни (разве что в сортир за мной не ходил!), так должен был решительно восстать против мрачного дядьки, портретами которого, как уверяет Семен Львович, украшена вся Украина. Коль ты мой биограф, так честно расскажи, что сия фотография была с умыслом сделана мною для госпожи М. А. Дороховой, дабы отвязалась от меня эта назойливая бабенка, требуя подарить свое изображение в народном духе. Я и в мыслях не предполагал, что сей нелепый образ сочтут моей истинной сутью! Чем не угодили мой фрак и цилиндр?!