Алекс Норк - Маргарита Страница 11

— Значит, хозяина своего ты не сдашь?

— Нет.

Их глаза сошлись, и тот первый вдруг ясно понял, что орех этот можно раздавить-размозжить, но вынуть из скорлупы ничего не удастся.

Стало быть, и время терять больше незачем.

Взгляд, брошенный за спину мужика, все сказал, старший двинулся, но двинулось еще что-то.

Двинулся слегка, вроде, воздух и пол, лестничный ход ухнул, проседая под гигантским черным медведем — невероятная черная туша лишь задела по пути слегка старшего, и того пушинкою отнесло к стене. Двое других было сунули к кобурам руки, но каждый сразу же понял — стрелять в эту страшную тушу, всего в нескольких метрах, из их «пукалок» — это сразу подписать себе приговор.

Медведь легко достиг другой стороны стола, встал в рост… зверь не ударил, а просто дернул лапой и оторванная голова полетела на стол.

Кровь стала стремительно растекаться.

Гость слегка отстранился, чтоб не запачкаться, и встал.

— Ну, я поеду?

— Можем подвезти, — любезно предложил с пола старший.

— Не надо, — добродушно улыбнулся мужик, — я на попутках.

И двинулся вверх по лестнице.

Медведь, прихватив голову, затрусил за ним на задних лапах, словно за дрессировщиком в цирке.

На секретарский телефонный звонок энергичный женский голос ответил, что Их Высочество готово предоставить представителям власти аудиенцию.

Поехали, как положено, каждый в своей машине и со своей охраной.

Сообщения шли чередой.

С личными извинениями позвонил атаман от Донского войска.

— Ты, Игоревич, прости. Сам я был против, но донцы единогласно почти решили вступить в «Эх, Россию».

Другие звонки… ближе к вечеру Митя понял, что от Русского конгресса — его любимого детища — осталась только кучка татар и евреев.

Представитель администрации, выходя из машины, сразу заметил некоего в плаще с поднятым воротником и надвинутой низко шляпе.

Тот совался в подъезд, и подъехавших заметил слишком поздно.

Администратор сделал знак другим подождать и подошел к человеку.

— Борис Абрамович, но это уже безобразие. Вы нарушаете основные договоренности.

— А как я мог, как я мог не сделать визит любимейшему существу своего близкого друга, не выразить соболезнование, — быстро заговорил тот, — щенком держал ее на руках, — он показал, как держал и баюкал.

— Где остановились?

— Как где, на старой московской квартире. Там, кстати, при шмонах свинтили со всех дверей золотые ручки, ну хоть бы обычные взамен них поставили. Свинство какое-то.

— Слушайте, правила надо соблюдать — после нас.

— А что вы тянете? — он взялся пальцами за рукав и приблизил голову: — Есть один очень простой способ.

— Какой способ?

— Ну-у…

— В пай хотите войти?

— Хочу. Двадцать пять процентов… хорошо, двадцать.

— Нет, заранее не обещаю. Мы сначала сами попробуем.

— Вадим Робертович, а вы уверены, что никакого скандала не будет?

— Какого скандала?

— Ну, как у Иры.

— Ты меня сравниваешь с этой тютей?

— Я не сравниваю, но она, между прочим, на нервной почве в психушке.

— Вон как.

— Да, полное отсутствие памяти. Помнит только ранний период — когда была пионервожатой, про дедушку Ленина все время плетет.

Ведущий Соколов рассмеялся, это только добавило ему азарта.

— Ладно, я в гримерную. Не бойся, нам черт не брат.

Госпожа Маргарита Вейлер слушала их внимательно: и про нефть на шельфах, и про газ, про грандиозную евро-азиатскую магистраль, которая возьмет на себя большую часть мировых грузоперевозок…

Насторожило в первый раз, когда увлекшийся «Энергетик» был остановлен словами:

— У вас более тридцати миллиардов долларов отвлеченных средств из самой энергетики, вы их куда дели?

А через некоторое время последовало:

— Вы ведь самоотказники, господа. Выкинули старость на улицы. Так не поступают даже в собачьей стае. Я прокатилась в метро. Днем, когда инвалиды могут просить, двигаясь по проходам. Страшной формы калеки. Кто мешает выделить для строительства удобных инвалидных домов с уходом два-три миллиарда всего, из тех трехсот с лишним, что вы держите за рубежом под крошечными процентами?

Администратор первым понял: все, что они тут мололи, ушло, как вода в песок.

Дальше речь полностью перешла к хозяйке.

— Я просмотрела действующие на настоящее время налоги. На каждый рубль… доллар, неважно, вы получаете от НДС, ЕСН, и подоходного налога более пятидесяти процентов в казну. Это без налога на прибыль. Четыре процента и свыше пятидесяти процентов — кто-нибудь может мне объяснить причину предпочтения не второго, а первого?

Взялся было министр финансов.

— Сударыня, вы забываете о сроках окупаемости…

— Совсем не забываю. Во-первых, бюджетные доходы с этим никак не связаны, я же считала без прибыли, во-вторых…

Разобралась «зараза», подумал Администратор, и манера её — поворачивает не глаза, а голову, неприятно упирая в собеседника взгляд.

— Во-вторых, господа, через два-три года нормально организованное предприятие может быть выставлено на торги, с сохранением профиля деятельности, разумеется. Вот вам и инвестиционный объект, не в чистое же поле вкладывать. Вы мировую практику сколько-нибудь изучали? А шельфовые и прочие запасы разумнее поберечь.

Министр и «Энергетик» хотели было еще что-то провякать, но в комнату вошла дама — стройная, высокая, в черном блестящем брючном костюме с изумрудным колье — в одной руке дама держала бутылку шампанского, в другой — полуотпитый бокал.

— Милая, — обратилась она к хозяйке, — Зина уже приготовила устрицы и к ним отварной рис с красным перцем. Аудиенция закончена, господа. Все вы получите VIP-приглашения на назначенный на послезавтра бал в Нарышкинском дворце. А сейчас ступайте к чертовой матери.

В прихожей двери были открыты, демонстративно назначенные им для выхода, но, ступив за них, трое все почувствовали сперва непонятную пустоту, затем — никакой лестничной площадки — комнатка, освещенная подвешенной к потолку керосиновой лампой, образок в углу, маленькое с темнотою оконце — вроде кельи, что-то такое. Женщина сидит у другого края стола, старая, с белой с прозрачностью кожей, старость не последняя, а у которой еще есть время.

Глаза… в них горе.

И переполняются горем, глядя на них.

Администратор заволновался вдруг, а «Энергетик» торопливо проговорил:

— Мама, ну мы ж как все люди.

В глазах старой женщины появились слезы, и Администратор почувствовал, что ему больно как-то везде.

— Если бы я знала, — рот остался полуоткрытым, — если бы я только знала…

Наваждение просто — они стоят на большой лестничной клетке, два охранника дожидаются их у лифта, «Финансовый» осторожно посматривает, а «Энергетик» встряхивает головой, двери большого лифта уже открыты.

Диктор объявил: «Вадим Соколов, господа!» и на площадке появился известный всей стране ведущий.

До этого были представлены два оппонента-участника: мужичок крепкий-округлый, представитель малого бизнеса и член партии «Эх, Россия», и представитель партии власти — заместитель председателя генерального секретариата.

— Зампредгенсек, — сразу прокомментировал Соколов, — вас вызвали, вам первый вопрос.

— Вопрос простой: Что означает приставка «эх» в названии вашей партии?

— Прощеньица просим, это не приставка, а частица. Частица, богатая любым выражением: радостным, грустным, разочарованным, каким хотите.

Соколов: Россия, так сказать, во всем ее многообразии, понятно. Ваш вопрос?

— А у меня не очень простой. Россия разная сейчас — старики бутылки собирают, чтобы, значит, купить для желудка кефира, доктора наук получают по триста долларов, а секретутка любая в крупной фирме — шестьсот и больше, бандиты всё поделили, чиновники Куршевелем не стесняют себя и островами разными, мэры удачно на миллиардершах женятся, журналистики разные или ведущие на телевидении, — он скосился на Соколова, — лопатой деньги гребут, а хирургическая медсестра перед операцией ест бутерброд с маргарином. Это как же ваша партия «Единая» все это объединяет?

Соколов: Любопытный вопрос.

— Ну, во-первых, наша партия никаких бандитов не объединяет.

Соколов: Ой ли.

— За голословные обвинения, хочу предупредить, можно привлечь к суду.

Соколов: Мне страшно.

— Во-вторых, наша партия объединяет именно тех, кто желает процветания России.

— Хе, процветание, любезный, это заводы и фабрики. Я вот челночил по разным странам в девяностых и на рыболовецких судах подрабатывал.

Соколов: Повидали мир, значит?