Симон Кармиггелт - Несколько бесполезных соображений Страница 11

Супруг приосанился.

— Черт возьми! — воскликнул он. — Раз такое дело, давайте наконец познакомимся!

Мы, смеясь, пожали друг другу горячие руки, потому что в застрявшем лифте становилось душно.

— Он, бывало, всегда встречал меня у дверей конторы, — сказала Анни. — Стихи мне писал. И вообще здорово за мной приударял.

— Еще бы, — сказал я.

Муж непонятно почему одобрительно кивнул головой.

— Да, она мне все это рассказывала, — самодовольно заметил он. — Вы ведь и кольцами обменялись, разве нет?

— Лифтер! — окликнул стоявший в углу старик. — Тут девушке стало дурно.

— Я делаю все, что от меня зависит, — отозвался служащий. — Все, что в человеческих силах.

— Ты мое кольцо сохранил? — спросила Анни.

— Конечно, — солгал я.

— Ой, Фриц, не надо! — крикнула она, глядя на мужа с комическим испугом. Тот весело рассмеялся.

— А кольцо, которое вы подарили Анни… — начал он.

— Не рассказывай, Фриц, не рассказывай! — воскликнула она и толкнула его в бок.

— Да чего там, — продолжал он оживленно. — В войну с золотом было туго, верно я говорю?.. А мне надо было поставить коронку на зуб… Вначале она, правда, ни за что не соглашалась, но потом…

— Ну, хватит глупости говорить! — сказала Анни.

— А что тут особенного? Вот он, взгляните, — сказал ее муж и широко открыл рот.

В тот же миг лифт со стоном рванулся с места и поехал вниз.

В холле мы несколько застенчиво распрощались.

Да-а, девушкой она была очень мила.

* * *

Министр запаздывал, а когда наконец появился, то был жизнерадостен и добродушен, как самый обыкновенный человек. Из-за стены фраков, державших министра в плену, как некое сокровище, доносились по временам взрывы смеха, каким мужчины под пятьдесят изображают радостное настроение. Юбилейный комитет, что называется, млел от почтительности, и в первую очередь председатель с пока что пустой, но алчно жаждущей заполнения петлицей на груди; он с глубочайшим интересом ловил каждое слово, слетавшее с губ могущественной персоны. Природная сонливость круглого, без признаков растительности председательского лица сменилась благоговейным восторгом, к какому обязывало присутствие высокого гостя. С виду он походил на человека, который вдруг впервые в жизни очутился на ярком солнце. Его блеклые глаза не отрывались от мудрого оратора, губы готовы были в любую минуту сложиться в улыбку, а гаснущая юбилейная сигара в вяло повисшей руке праздно потрескивала, обрастая длинным столбиком пепла.

— А теперь мы с вами немного посекретничаем, — вдруг обратился к председателю министр и с обворожительной настойчивостью взял его под руку. Они вышли из круга обступивших их людей и важно двинулись вперед, как и подобает мужчинам, которые, отбросив шутки в сторону, перешли к обсуждению далеко идущих планов. Министр разглагольствовал многозначительно, с апломбом, энергично жестикулируя, его собеседник с самой серьезной миной кивал в ответ. И тут…

Посреди сказанной его превосходительством фразы будничное «я» председателя вдруг вспомнило о зажженной сигаре. Он по-прежнему не сводил глаз с лица высокочтимого гостя, а рука его тем временем поднялась и с ужасающей медлительностью сунула сигару горящим концом в рот. Я видел, как это произошло. Сперва беспрепятственно исчез столбик пепла, потом губы сомкнулись вокруг тлеющего кончика, и тотчас же язык и нёбо принялись спешно передавать центральной нервной системе депеши о случившейся неприятности.

Ничего не заметив, министр продолжал говорить. Председатель, однако, молниеносно вытащил сигару изо рта и крепко стиснул губы. Взгляд его выражал отчаяние, рот был набит пеплом. Единственным выходом был бы смачный плевок, но всем своим заячьим сердцем председатель чувствовал, что глава юбилейного комитета не смеет плевать под ноги члену кабинета правящей партии без риска испортить себе карьеру. Глубокомысленные кивки прекрасно уживаются с битком набитым ртом — независимо от того, чем он набит. Но тут у него прямо спросили его мнение, и молчать дольше было невозможно. Душераздирающее зрелище: он мужественно сглотнул, а потом глухо произнес:

— Вы правы, ваше превосходительство.

Уважаемый лектор

Я должен был прочитать в провинциальной глубинке занимательную лекцию для персонала одной фабрики. Невзирая на изобилие всевозможных значков — кружочков, стрелочек, перекрещенных молоточков, — я все же умудрился отыскать в железнодорожном справочнике подходящий поезд, но перед самым местом назначения задремал и выскочил уже на следующей остановке. Попутчики выбросили мне вдогонку шляпу и портфель, и вскоре я со вздохом облегчения уже сидел в автобусе, рассчитывая предстать перед аудиторией с получасовым опозданием.

В холле фабричного здания, массивным чудовищем высившегося во мраке, меня ожидало, озабоченно качая головой, фабричное руководство.

— Видите ли, поезд… — начал я и сочинил какую-то историю насчет опоздания и ледохода. Управляющий, невероятно мрачный субъект с уныло опущенными уголками рта, кивнул мне и сказал:

— Самое главное, вы здесь. А то мне не хотелось отсылать людей домой. — И с печальной усмешкой прибавил: — Да их не так уж и много. Какая-то лекция… Сами понимаете…

Я понимал. И последовал за ним по темным коридорам в скупо меблированную столовку, где примерно пять десятков мужчин и женщин молча томились в духоте, словно явились сюда за судебным приговором.

— Станьте вон за тот пюпитр, — сказал управляющий, — и говорите погромче. Среди них есть такие, что здорово туги на ухо.

Для примера он указал на первый ряд, где две пожилые женщины уже загодя дремали.

— Начнете сразу? — спросил он в заключение. — Или хотите сперва освежиться?

Я выбрал последнее, и он объяснил мне, где находится туалет: прямо по коридору, потом свернуть в другой коридор, а там до конца и налево.

— Вы легко найдете.

Он, очевидно, не сообразил, что свет горел только в столовке. Первый коридор я прошел благополучно и, наткнувшись на стену, смекнул, что он кончился. Оставалось свернуть в другой коридор, а там «до конца и налево». Так как я ничегошеньки не видел, то начал ощупывать стену руками. «Сплошь камень» — доносили мне органы осязания. Шажок за шажком пробирался я вперед — коридор был бесконечным. Я уже хотел было плюнуть на все, но вдруг почувствовал под рукой какой-то выступ. Да это же дверь! А вот ручка. Я вошел внутрь, плотно притворил за собой дверь и стал искать кнопку выключателя. Ага, вот она. Я нажал на нее и…

Темная комнатушка неожиданно вздрогнула, и я нутром почувствовал, что поднимаюсь. «Да ведь это лифт!» — догадался я и, повинуясь привычному рефлексу, быстро нажал кнопку еще раз.

Бум! Мы остановились. Для проформы я попытался открыть дверь, хотя в глубине души понимал, что это пустой номер, что я застрял между этажами и спуститься вниз мне не удастся.

В моем коробке еще оставались три спички, и при свете первой я прочитал: «Не нажимайте на кнопку во время движения лифта». Пока у меня между пальцами догорала вторая спичка, я успел ощупать все, что только можно, но лифт щекотки не боялся и продолжал торчать на месте.

В полном отчаянии я сел на пол, думая о людях в столовой. Первый ряд наверняка уже крепко спит, а управляющий вконец обозлился. Какая все же глупость — трястись три часа в поезде на сквозняке, чтобы затем повиснуть в темном лифте между этажами! Может, вздремнуть?

Я, наверное, просидел таким образом с четверть часа. Потом в коридоре послышались шаги: на мои поиски выступил спасательный отряд.

— Я здесь! — закричал я. — В лифте!

— Что вы тут делаете? — поинтересовался сердитый голос.

— Он не хочет спускаться! — крикнул я.

— Тогда поверните красную ручку.

Слава тебе господи, что я сохранил последнюю спичку, потому что теперь я по крайней мере мог найти эту ручку. Через минуту я уже стоял перед пюпитром и говорил:

— Дамы и господа!

Но когда я полез в портфель за текстом лекции, то обнаружил, что мне вдогонку выбросили чужой портфель. Там оказались платежные ведомости, а их вряд ли стоило читать перед аудиторией. Пришлось импровизировать, хотя охотнее всего я бы выпрыгнул в окно. Ну и денек выдался — нечего сказать! У меня даже вены вздулись на руках, а управляющий за один час постарел лет на десять.

Старый знакомый

Не успели мы отъехать от Утрехта, как я по рассеянности скомкал свой билет и в конце концов разорвал его на четыре части, а когда кондуктор под самым Амерсфортом вошел проверить наши билеты, я сконфуженно протянул ему эти клочки.

— Что прикажете с этим делать? — неприязненно спросил он.

— Извините, пожалуйста, я нечаянно…