Сью Таунсенд - Адриан Моул: Дикие годы Страница 12

Яичница пускала пузыри на сковородке, точно туберкулезник в припадке кашля, в больнице Национальной Службы Здравоохранения 30-х годов.

Ее груди были упруги, словно воздушные шары, накачанные дымом. Ее лицо налилось гневом, а глаза сверкали маниакальным маяком, чей фитилек давно следовало почистить.

Чай был желанен. Он благодарно прихлебывал его, подобно африканскому слону, который незадолго до этого нашел свой водопой пересохшим, но затем вспомнил о другом и направился к оному.

Отныне и впредь буду записывать такие мысли и идеи по мере того, как они ко мне приходят. Мысли эти слишком хороши, чтобы выбрасывать их просто так. Похоже, публикация ждет меня, стоит лишь протянуть руку.

Проснулся в 8.30, позавтракал: корнфлексы, тост, шоколадный мусс, две чашки чая. Купил «Санди Таймс» и «Обсервер». Бьянки в киоске не было. «Дневник мурла» поднялся до номера семь. Надел блейзер. Прогулялся по Внешней Кольцевой Дороге, вернулся. Почистил и повесил в шкаф блейзер. Полежал на постели. Поспал. Проснулся, надел блейзер, вышел, съел пиццу в «Пицца-Хат». Вернулся, полежал на постели, поспал. Проснулся, принял ванну, надел пижаму и халат. Постриг ногти на ногах, подрезал бороду, осмотрел кожу. Составил кассеты в алфавитном порядке, от «Аббы» до «Варшавского концерта». Спустился вниз. Миссис Хедж была на кухне, в слезах сидела за столом. "Мне некому довериться, " — плакала она. Сделал бутерброды с крабовой пастой. Лег в постель. Сделал запись в дневнике.

Я так больше не могу; в тюрьме и то у меня была бы более насыщенная общественная жизнь.

Записался на прием к врачу ДООС д-ру Абрахамсу. Сообщил, что у меня депрессия. Он ответил, что у него тоже депрессия. Я сказал, что моя жизнь бессмысленна, а мои амбиции остаются нереализованными. Он ответил, что его мечтой было стать гинекологом королевы к сорока четырем годам. Я спросил, сколько ему сейчас. Он ответил — сорок пять. Бедный старикан. Дал мне рецепт от депрессии. Я спросил у фармацевта, имеет ли средство побочные эффекты.

Фармацевт ответила:

— Ну, внимание будет рассеиваться. Могут возникнуть проблемы с физическими движениями. Заметите учащение сердцебиение. Вероятно, усилится потоотделение, временами будете страдать от дрожи и запоров, возможны трудности при мочеиспускании. Не очень воодушевляет, не так ли?

Я согласился и порвал рецепт в клочья.

Сегодня утром Роки подвез меня на работу в своем лимузине. Мы обсуждали Пандору — какая она надменная и т.д.

— Но знаешь, Ад, — сказал Рок, — я эту девчонку всегда любить буду, она, типа, знаешь, как бы такая уникальная .

Я поздравил Роки с употреблением слова «уникальный».

Роки похвастался, что новым словам его учит Карли Пик, его подружка.

— Так, значит, она обогащает твой вокабуляр, правильно? — спросил я, но Роки лишь тупо посмотрел на меня, из чего я сделал вывод, что занимается она этим недавно.

Когда машина подъехала к зданию ДООС, я с удовольствием отметил, что Браун выглядывает в окно своего кабинета. При виде нас он мгновенно спрятался, но не мог же он не заметить, как я выхожу из лимузина. Брауну не повредит знать, что я общаюсь с богатыми и влиятельными особами.

Роберт Максвелл[26] спас «Миррор». Он — святой!

Тритоны Ньюпорт-Пагнелла, кажется, утихомирились, слава Богу. Планы прокладки дороги утрясаются окончательно, и строительство должно начаться в следующем месяце.

Сегодня в контору приходила миссис Браун. Она потеряла сумочку в музее Ашмола[27]. Браун отнесся к ней очень черство. Не успел он закрыть дверь в свой кабинет, как я услышал:

— Уже второй раз за этот год, глупая ты корова.

С Меган он бы так не разговаривал. Миссис Браун — очень хорошенькая. Кошмарна у нее только одежда. Как будто в ее гардеробе живет какой-то псих, который каждое утро велит ей, что надевать. В Оксфорде абсурдная наружность может сойти ей с рук. Люди просто думают, что перед ними — еще одна чокнутая профессорша, но в Лестере миссис Браун давно стала бы посмешищем.

Сегодня утром миссис Хедж снова плакала. Бежать, бежать из этой Юдоли Слез. Мне нужны вокруг жизнерадостные люди.

Бьянка вручила мне открытку. Безумным почерком на ней значилось:

СДАЕТСЯ КОМНАТА

Академическое семейство желает сдать бесплатно комнату терпимой личности любого пола в обмен на выполнение легких домашних обязанностей/присмотр за детьми/присмотр за котом. Устроит работающий человек, у которого свободно большинство вечеров. Просьба звонить д-ру Палмеру.

Я немедленно позвонил из автомата у газетного киоска. Ответил какой-то крендель.

Д-Р ПАЛМЕР: Кристиан Палмер у телефона.

Я: Д-р Палмер, меня зовут Адриан Моул. Я только что увидел вашу открытку в газетном киоске.

Д-Р П: Когда можешь приступить?

Я: Приступить к чему?

Д-Р П: Присматривать за этими проклятыми детьми.

Я: Но вы же меня совсем не знаете.

Д-Р П: По голосу ты вроде ничего, а кроме этого доказал, что телефоном пользоваться умеешь. Значит — не полный болван. Все на месте — руки-ноги, зрение?

Я: Да.

Д-Р П: За сексуальные приставания к спиногрызам-короедам сидел?

Я: Нет.

Д-Р П: Какие-нибудь особо мерзкие личные привычки имеются?

Я: Нет.

Д-Р П: Хорошо. Когда можешь приступить? Я тут сам по себе. У меня жена в Штатах.

Трубку уронили. Неожиданно я услышал вопль Палмера:

— Тамсин, немедленно закрути крышкой бутылку с отбеливателем, я кому сказал!?

Он снова подхватил трубку и продиктовал адрес на Бэнбери-роуд.

Я вернулся в киоск и спросил у Бьянки, какие газеты и журналы читает Палмер. Это может многое сообщить о характере человека. Список оказался загадочным:

Газеты: «Обсервер», «Дэйли Телеграф», «Сан», «Вашингтон Пост», «Оксфорд Мэйл», «Индепендент», «Санди Таймс», «Тудэй».

Журналы: «Тайм-Аут», «Частный сыщик», «Только 17», «Вог», «Невесты», «Форум», «Компьютерный еженедельник», «Личный Женский журнал», «Пари-Матч», «Садоводство сегодня», «Хелло!», «Зритель», «Литературное обозрение», «Социалистическая застава», «Бино», «Еженедельник рыболова», «Каноист», «Виз», «Интерьеры», «Гол!»

Я перебил:

— Должно быть, счет за периодику у Палмера гигантский. И как он по нему платит?

— Нерегулярно, — ответила Бьянка.

Доктор Палмер — высокий, худой, с прической, как у Элвиса Пресли, когда у того начался период «серебряных плащей в Лос-Анжелесе». Его первыми словами были:

— На бал-маскарад собрался? — Палмер засмеялся и пощупал лацканы моего блейзера.

Я пробурчал что-то нейтральное, а он спросил:

— А борода — настоящая?

Я заверил его, что бороду отращивал сам. Тогда он спросил:

— Сколько тебе лет?

— Двадцать четыре, — ответил я.

Палмер снова странно рассмеялся, точно залаял:

— Двадцать четыре — так какого же дьявола ты ходишь тут, как чертов Джек Хокинс[28]?

— Кто такой Джек Хокинс? — спросил я.

— Кинозвезда, — ответил он. — Джека Хокинса все знают. — Почему-то он выглядел раздраженным. Потом добавил: — Ну, то есть, если людям не двадцать четыре года.

Мы по-прежнему стояли на ступеньках его развалюхи. У порога выстроился ряд немытых молочных бутылок. Из прихожей выскочил ребенок неопределенного пола и стал дергать Палмера за штанину:

— Посмотри, какая здоровая вывалилась! Посмотри, папа! — выкрикнуло оно.

Мы втроем вошли в гигантскую комнату, казавшуюся одновременно кухней, гостиной и кабинетом. Посреди нее стоял горшок в виде слоника. Д-р Палмер заглянул в горшок и воскликнул:

— Тамсин, да это поистине великолепный кусок говна!

Я отвел взгляд, когда он выносил горшок из комнаты. Затем раздался крик:

— Альфа! Гриффит! Идите посмотреть, что у Тамсин получилось!

По лестнице загрохотало. Я выглянул в прихожую и увидел, как двое других андрогинных детей заглядывают в горшок и кричат: «Ух ты!» и «Мега-срань!»

Я оправил блейзер перед зеркалом над огромным камином и подумал, что хозяйство д-ра Палмера не соответствует моему темпераменту. Мне не нравится слышать, как маленькие дети сквернословят, и я предпочитаю, чтобы они одевались в приличную одежду и имели бы прически, позволяющие определить их половую ориентацию. Вместе с тем, когда д-р Палмер вернулся, опустошив горшок, я с удовлетворением заметил, что он вытирает руки: следовательно, с основами гигиены знаком. Я согласился осмотреть свободную комнату. Мы поднялись по лестнице в сопровождении Тамсин, Гриффита и Альфы, которые между собой разговаривали на языке, звучавшем странно для моего уха.

— Это они по-уэльски говорят? — спросил я.