Андрей Колесников - Фарс‑мажор 2 Страница 12

На самом деле этот человек действительно еще ни разу не покривил душой.

— Есть ли будущее у нашей молодежи?! — выкрикивал кто‑то с места…

— Дальше… — слышалось в ответ.

Тест‑драйв на глазах превращался в краш‑тест.

Вдруг к центру стадиона, где китайцы строили друг из друга всякие башни, ринулись китайские спортсмены, прокладывая себе дорогу с применением всех благоприобретенных навыков (лучше других продвигались мастера тэквондо и ушу). Оказалось, на сцену вышел Джеки Чан.

Нет ничего хуже давки с участием интеллигентов: здесь и на ноги друг другу наступают неслучайно, и извиняются неправдоподобно громко, словно наступая мысленно на ногу еще раз; здесь и тычок можно заслужить, зазевавшись в проходе; а то ведь и ущипнуть могут.

Самый выстраданный плакат, который кричал неутихающей болью, несла над головой немолодая женщина: «Капитализм лишил меня девственности!». В своем несчастье, связанном с действиями какого‑то одного последовательного империалиста, эта женщина винила теперь всех глобалистов мира. Ее присутствие на площади было, по крайней мере, абсолютно объяснимо.

К полудню площадь перед биржей и Банком Англии была целиком заполнена антиглобалистами, полицейскими и журналистами. Последним на площадь клином вошел какой‑то перспективный боевой отряд в черных масках. Они сразу направились прорывать оцепление, охранявшее банк. Нескольких из них через минуту уже закрывали в автозаки. Они, казалось, были удивлены. — Как же так?! — кричал один. — Я даже не успел ничего сделать!

Тем, кто уже попал в каменную ловушку возле Банка Англии, было отсюда не выбраться. Полицейские не хотели, чтобы демонстранты расходились. Но антиглобалисты здесь уже и сами никуда не спешили: начались танцы и песни. Все это стало напоминать венецианский карнавал: здесь были люди в белых и красных перьях, в черных масках, а также в масках зверей и птиц (невинно и раньше времени загубленных, очевидно)…

Мне удалось выйти из оцепления только благодаря тому, что один полицейский очень удивился, что у русского журналиста может оказаться удостоверение на английском языке, восхищенно подмигнул мне и вывел из этого биеннале современного искусства уличного протеста.

Очереди англичан в районе трибуны Д, отданной на растерзание фанатам «Челси», за час до начала матча сосредоточились у ларьков, торгующих сосисками и шашлыками. Шашлыки жарил мрачный пожилой узбек. Англичане совали ему деньги. Русских денег там не было. А никакие другие ему были не нужны. На все их вопросы, мольбы, ругательства он раз в две минуты поднимал голову и говорил: — Очередь там, чурка!

Тут же в очереди молодой парень продавал программки. Я думал, что, может, это русский, но тут, в районе трибуны Д, нас было до обидного мало. Здесь царило английское право. Но и узбекский шашлычник тоже. И шашлычник побеждал, потому что английское право работает по прецеденту, а такого прецедента, чтобы узбек продал шашлык английскому фанату, тут не было.

Они проиграли. И они страдали так, как только и может страдать человек, у которого отняли все, что у него только что было, кажется, уже в кармане. А из того, что там завалялось, смысл жизни был далеко не самой главной вещицей.

И страдали они так примерно полминуты. А потом они подняли головы и все в слезах и соплях стали аплодировать своей команде. И лица их светились тем же светом, что и перед началом этой игры.

Шляпы и косоворотки радикально изменяли наших людей. В них лица их стали настолько простыми, приветливыми и даже, можно сказать, незамысловатыми, что я просто опешил — пока не поглядел на свое собственное отражение в стеклянной двери и не смирился с ним.

Руководство цеха сборки завода «Ростсельмаш» не отпускало рабочих после смены, потому что боялось, что господин Путин приедет во время пересменки и никого на рабочих местах может не застать. Это вообще‑то было бы логично и отражало бы реальную картину происходящего на «Ростсельмаше», но не входило в планы топ‑менеджеров завода.

— Не знаете, когда Путин приедет? — спросил один рабочий, отойдя от какого‑то станка. — А то в жизни столько не работал…

После беседы с Владимиром Путиным рабочие разошлись по домам с тем же, с чем пришли: с ощущением, что им должны все равно больше, чем могут отдать.

Глава 7

Семья

— а я хочу спросить, заводить мне детей или нет, –

озабоченно спросил президента путина

горнорабочий Нефедов.

— Заводи! — кивнул Владимир Путин.

— д/ш этого, к сожалению, должны заработать

какие‑то механизмы, — пожаловался нефедов.

Как‑то актер Александр Пороховщиков спросил свою жену:

— Вот если бы за мной пришли, я бы стал отстреливаться до последнего патрона. А что делала бы ты?

— А я бы, — говорит, — их подавала.

Ответ его удовлетворил.

Один юноша подошел к урне вместе с пожилой женщиной.

— Что это вы, мама, как Ющенко голосуете? — участливо спросил он.

— Как это? — удивилась она.

— Медленно очень, — объяснил он. — А паспорт зачем в урну кинули?

— Ой, батюшки! — запричитала она. — Что будет‑то?!

— Да ничего, — успокоил он ее. — Пошутил я.

Я потом узнал. Это, конечно, была его теща.

— Человек приходит в этот мир не сам по себе. Он приходит от таинства духа между мужчиной и женщиной, — рассуждала президент фонда «Семья России» Алла Кузьмина, и эту версию прихода в мир следовало признать оригинальной.

Когда Лена Шинкаренко собирает гулять своих четверых детей, на это, ей‑богу, стоит посмотреть. Каждому из них год и девять месяцев. Ни у кого нет собственной, лично его одежды. Все подходит всем.

Вот Лена начинает. Она держит в руках комбинезон и ждет, кто будет первым. Андрюша встает с пола, но не успевает подойти к матери, потому что его с визгом опережает Дима. Андрюша рыдает, Дима доволен. Юра лезет к матери с комбинезоном в руках, но Женя вырывает у него комбинезон. Дима берет еще один комбинезон и обнаруживает, что оказался в хвосте очереди. Несколько мгновений он лихорадочно соображает, что делать, обращает внимание на меня и бежит с комбинезоном ко мне. Андрюша замечает это и бьет Диму по голове. Падая, Дима задевает Женю и роняет его тоже. Видя все это, Юра падает на них. В квартире стоит вой.

Александра Кужель, дама, энергичная во всех отношениях, рапортовала об административных услугах, которые власть должна и будет оказывать обществу.

Я просто не верил, что передо мной сама Александра Кужель. Она была одной из редких женщин, про которых мне доводилось раньше только читать (в «Женском журнале»), поощрявших мужскую измену.

Я дождался паузы и спросил, правда ли, что она прощает мужу измены.

— Конечно, — воскликнула госпожа Кужель. — Да как же вам не простить?!

Она озорно погрозила мне пальцем.

— Я же занята политикой, — пояснила она. — А ему‑то надо как‑то жить!..

Живет он, судя по всему, в полную силу.

Когда я оказался у здания Манежа со стороны Александровского сада, огонь бушевал под крышей здания. Явно горели деревянные перекрытия. Пламя поднималось метров на 50 над крышей. В самом здании было черно от дыма, но огня я не увидел. Вокруг Манежа не было никакого оцепления. Я стоял шагах в 15 от стены. По понятным причинам было очень жарко. Рядом стояли и глазели на пожар десятки молодых людей. В основном они пришли в Александровский сад, чтобы попить пива и поцеловаться, а также поиграть с «однорукими бандитами» в подземном торговом комплексе «Манеж». Теперь все они, конечно, торчали под окнами горящего здания. В глазах подавляющего большинства людей было восхищение. Многие фотографировались на фоне пожара на память.

— Смотри, внучка, — сказал дедушка девочке лет семи, — и запоминай. Больше ты такого, может, никогда не увидишь.

Отец Павла Солтана не любит, когда сын за рулем. Он говорит, что Павел гоняет и что это глупо. И в «восьмерку» сына садится при крайней нужде. А Павел говорит, что только за рулем может расслабиться. Быстрее ездит — лучше расслабляется. «Подвезти тебя до метро?» — спросил он. Следующие десять минут я был свидетелем того, как управляет автомобилем человек без рук и без ног.

Представитель «Таиландских авиакомпаний» признался, что ему дали слово, потому что он друг председателя саммита АТЭС и потому что у него жена русская.

— Мы живем с ней уже довольно давно, — подробно рассказал он. — Она очень хорошая женщина… И я пользуюсь случаем, господин Путин, чтобы поблагодарить вас за все!