Пелам Вудхаус - Полная луна. Дядя Динамит. Перелетные свиньи. Время пить коктейли. Замок Бландинг Страница 12

Дочь воина, она не унаследовала смелости. Там, где другая подняла бы брови и процедила «Простите?», она кинулась по дорожке, как гончая светлой окраски. Сзади раздавался топот.

Мать (лучший друг дочери) стояла на террасе. Дочь кинулась к ней, громко вереща.

Генри вернулся на свой газон. Бывают в жизни минуты, когда все не ладится. Вот Фредди говорил, передай записку — а как ее передашь? Тут нужен ум Макиавелли, да и время поджимает. В любой момент могут обнаружить, что ты не настоящий садовник, а синтетический.

Утром он было подумал, что момент этот настал, когда лорд Эмсворт завел разговор о цветах, которых он не все знал по имени. Он отражал опасность, умело вворачивая «Да, милорд» — но надолго ли? Знакомство с девятым графом подсказывало ему, что тот мыслит нечетко, и все же…

Теперь он понял свою ошибку: надо спуститься ниже. Тип в очках, нервная барышня — это все аристократия. Тут нужен простой человек, с которым можно разговаривать по-деловому, тот свою выгоду знает.

И только Листер это подумал, как на газоне появилась плотная тетенька, в которой каждый узнал бы кухарку. Сердце у него запрыгало, словно он увидел радугу. Сжимая записку в одной руке, полкроны — в другой, он побежал ей навстречу. Недавно он решил, что Вероника послана небом. Сейчас он совершил ту же ошибку относительно ее матери.

В том, что он принял ее за кухарку, ничего необычного не было. Неточность он допустил, приняв ее за добрую кухарку, приветливую, сердечную, которая только рада помочь влюбленному в беде, тогда как походила она на кухарку грозную.

К тому же она задыхалась от злости. Самая кроткая женщина рассердится, если ее дочери угрожает бородатый злодей, а она кроткой не была. Когда она подошла к Листеру, лицо ее налилось пурпуром, и ей столько хотелось сказать ему, что она заговорила не сразу, выбирая самое лучшее.

Именно тогда Генри Листер сунул ей в руку монету и записку, настоятельно предупредив, чтобы она избегала Гермионы Уэдж.

— Мымра, — сообщил он, — палач первой руки. Да вы и сами знаете. — Ту т он улыбнулся, представляя себе, сколько стычек с демонической теткой претерпела эта милая женщина.

Странное оцепенение сковало леди Гермиону.

— Кто вы такой? — спросила она хрипло и глухо.

— Не беспокойтесь, — заверил Генри, которому очень понравилась такая серьезность, — все в порядке. Фамилия моя Листер. Мы с мисс Гарланд хотим пожениться. А эта чертова баба держит ее взаперти. Мымра, иначе не скажешь. Ей бы подлить мышьяку в суп. Вы не могли бы? — пошутил он. Все шло так хорошо, что как-то напрашивалась шутка.

Нежноголосые часы над конюшней только что пробили двенадцать, неназойливо, словно дворецкий, оповещающий: «Кушать подано», когда сияющая красота Бландингского замка умножилась, ибо приехал Фредди Трипвуд. Оторвавшись от вустерширских Фэншоу-Чедвиков, он ехал к шропширским Финчам, еще на сутки, но сделал большой крюк, чтобы узнать, как идут дела у Генри Листера.

В саду его вроде не было, зато был отец, пристойно, если не роскошно, одетый. Стоял он у свинарника, общался со свиньей.

Привыкнув видеть родителя в извилистых штанах и старой куртке, Фредди невольно ахнул, тот обернулся и тоже ахнул.

— Фредди! А я думал, ты у этих… как их… Ты надолго? — тревожно спросил он.

Сын усмирил его страхи:

— Проездом. Финчи ждут ко второму завтраку. А ты что, собрался на карнавал?

— Э?

— Костюм. Вырвиглаз, иначе не скажешь.

— А! — понял лорд Эмсворт. — Я еду в Лондон.

— В такую погоду? — удивился Фредди. — Наверное, что-то очень важное.

— Да. Очень. Еду к твоему дяде Галахаду, насчет художника. Тот, первый… — Девятый граф замолчал, чтобы справиться с чувствами.

— Почему не послать телеграмму? Или позвони.

— Телеграмму? Позвони? Ой Господи! Правда. Но теперь уже нельзя, — вздохнул лорд Эмсворт. — Завтра у Вероники день рождения, а я не купил ей подарок. Гермиона требует, чтобы я поехал и купил.

Что-то сверкнуло. Это был монокль, выпавший из глаза.

— Ох ты! — воскликнул Фредди. — И верно! Спасибо, что напомнил. Вот что, отец, можно тебя попросить?

— А, что?

— Что ты собирался ей купить?

— Твоя тетя сказала — часики.

— Это хорошо. Зайди к ювелиру на Бонд-стрит, фирма «Эспиналь». У них часов сколько хочешь. И скажи: Ф. Трипвуд поручил тебе вести дела за него. Я отдавал в чистку ожерелье, Агги просила, и еще купи кулон для Ви. Ты следишь за мыслью?

— Нет, — отвечал лорд Эмсворт.

— Так следи. Это очень просто. Кулон — для Ви, ожерелье — для Агги. Ожерелье надо послать в отель «Риги», Париж, на ее имя…

— На чье?

— Агги!

— Кто это? — с неназойливым любопытством поинтересовался граф.

— Ну-ну, отец! Ты ли это? Агги — моя жена.

— Я думал, она Франсис.

— Нет, Ниагара.

— Какое странное имя! Это город в Америке?

— Не столько город, сколько водопад.

— А я думал, город.

— Тебя обманули. Давай вернемся к делу. Ожерелье надо послать моей жене в Париж, а кулон привезти сюда, нашей девочке.

Лорд Эмсворт заинтересовался снова.

— У тебя девочка? — спросил он. — А сколько ей лет? Как ее зовут? На кого она похожа, на тебя? — прибавил он, ощутив острую жалость к злосчастной малютке.

— Я имел в виду Веронику, — объяснил Фредди. — Платить не надо, я заплатил. Все ясно?

— Конечно!

— Повтори, пожалуйста.

— У них ожерелье и кулон.

— Только не спутай!

— Я никогда ничего не путаю. Кулон послать Франсис… или скорее наоборот. А вот скажи мне, почему ты зовешь Франсис Ниагарой?

— Потому что ее зовут Ниагарой, и не иначе.

— Что — не иначе?

— Зовут.

— А ты сказал, не зовут. Она взяла дочку в Париж?

Фредди вынул голубой платок и вытер лоб:

— Вот что, отец, давай все это оставим. Не ювелира, а имена, девочек…

— Мне очень нравится имя Франсис.

— И мне. Музыкальное такое. Но давай оставим, а? Обоим легче будет.

Лорд Эмсворт издал радостный крик:

— Чикаго!

— Что?

— Не Ниагара, а Чикаго. В Америке есть такой город.

— Да, вроде был. А как тут у вас дела? — спросил Фредди, решив сменить тему раньше, чем отец спросит, почему дочку назвали Индианой.

Лорд Эмсворт подумал. Рацион Императрицы… нет, не то. У сына не хватает глубины. Наконец он припомнил:

— Твой дядя Эгберт очень ругается.

— Почему?

— Садовники гонялись за Ви.

Фредди удивился, мало того — он был шокирован. Конечно, его кузина очень привлекательна, но он надеялся, что британский садовник лучше владеет собой.

— Гонялись? Садовники? Что, шайка?

— Нет, не все, какой-то один. Я не понял, но он не садовник, а влюблен в твою кузину Пруденс.

— Что?!

Фредди схватился за перильца свинарника; монокль куда-то улетел.

— Так Эгберт сказал. Странно… Гонялся бы тогда за ней. Вероника побежала к Гермионе, та вышла к нему, а он ей дал записку и полкроны. Этого я тоже не понимаю, — признался лорд Эмсворт. — У Гермионы куча денег.

— Прости, отец, — выговорил Фредди, — мне надо подумать.

Он медленно пошел по дорожке и довольно скоро увидел одну из тех скамеек, которые стоят то там, то сям в сельских усадьбах. Для человека с таким бременем скамейка — ничто, и он бы прошел мимо, если бы на ней не сидела Вероника. Когда он к ней приближался, надрывный всхлип рассек воздух, и он увидел, что кузина рыдает. Только это одно и могло увести его мысли от Листера. Он был не из тех, кто оставит деву в беде.

— Эй, Ви! — сказал он, кинувшись к ней. — Что с тобой?

Веронике Уэдж было нужно именно это. Она стала рассказывать, и вскоре добрый Фредди уже обнимал ее, а там и нежно, по-братски целовал, вздыхая и приговаривая: «Нет, это подумать!», «Ну, знаешь!», «Ужас какой» и т. п.

Неподалеку, за деревом, Типтон Плимсол чувствовал себя так, словно его метко ударили за ухом шкуркой от угря, набитой камешками.

Лорд Эмсворт прибыл в Лондон часов в пять и взял такси, чтобы ехать в клуб «Старых Консерваторов», где и думал остановиться. Генри Листер прибыл в то же время тем же поездом и направился прямо к Галли Трипвуду. С той минуты, когда леди Гермиона взорвалась, как бумажный пакет, он мечтал посоветоваться с умным, бывалым человеком. Да, тут уже никто не поможет — а все-таки человек, женивший Ронни на хористке при всех этих тетках, способен на чудо.

Достопочтенный Галахад стоял у входа рядом с машиной и болтал с шофером. Родственные обязательства были для него святыней. Он ехал в Бландинг, к Веронике.

Увидев Генри, он недоуменно поморгал, но тут же понял, что стряслась беда. Такой разум не обманешь.