Игорь Чубаха - Железная коза Страница 12

Мужики виновато потупились.

Но нет, не мог просто оставить коммерсант мясоедов. Передал вдруг свою цепь с ослицей своему мужику, в неожиданном прыжке поймал за бороду одного из чужаков и стал дергать, приговаривая:

– Выходит, мать-мать-мать, кто вас не лупи, вам божья роса? Анх, уджа, сенеб. Ну народец. – Лахудр поймал другого мужика за грудки, разбил нос, пнул по голени третьего. Работяги тараканами кинулись врассыпную. А бизнесмен рвал из забора кол: – Я разбужу в вас пассионарность!!!

Его содержательная, как грязь под ногами, речь тронула бесхитростные сердца.

– Ученый, – с уважением прошептал один из побитых другому, помогая залезть на крышу сарая. – Такое слово с первого раза выговаривает. Пророк оставил на его черепе свои отпечатки пальцев мудрости.

– Эх, нам бы его в начальники. Суров, но за дело стоит, – шепотом поделился другой, пробуя пальцами шатающийся зуб.

Не трогай святое вегетарианство, и из Лахудра можно вить веревки, ведь имя его значило «подглядывающий не в ту замочную скважину».

– Небось, мясо жрали? – недоверчиво стал принюхиваться предприниматель уже к своим погонщикам.

Ребята кутались в заношенные шинельки вокруг костерка из буржуйской мебели. Остро поблескивали штыки и крепко стиснутые зубы. Скрипели патронташи. Один паренек тоскливо выдувал из губной гармошки скупые ноты песни о верных товарищах. Здесь никого не было старше двадцати. Всем было тревожно, но страха никто не испытывал.

– Разве можно, масса, – глядя в сторону, отвечали сотрудники, – нас от одного вида мяса тошнит.

– А как именно тошнит? – подозрительно прищурил глаза бизнесмен.

– У меня, – сказал один из работников, – внутри все крутит-крутит. А потом – раз, как вырвет, и еще, и еще! – Доложившись, он принялся щепкой ковырять в зубах.

– А у меня, – сказал другой, – вот тут под ложечкой сосет. Свет белый не мил.

– Ладно, – кивнул несколько повеселевший Лахудр-гирей. – Возьмите сию козу, нагрузите, но не сильно. Пусть пообвыкнется.

– Эй, а ты чего собаку дразнишь? – прикрикнул капиталист на приказчика, который пытался ногой присыпать песочком куриную кость. С другой стороны к косточке подбирался худой пес.

– Да вот, масса, от обеда финиковые косточки остались, а эта дура не верит, что люди не мясом могут харчеваться, вот и норовит утащить. Ой, гляди-ка, потащила! До чего собак некоторые хозяева морят!

На самом деле собака была их же, прикараванная, и звали ее (его) Шмарик. Но мужик врал – не боялся, ибо у хозяина было зрение – хуже некуда. Лахудр-гирей периодически жаловался на тупые боли в области глазных яблок, висков, возникающие чаще всего при эмоциональном перенапряжении. Отмечал ощущения полноты и тяжести в глазу, ощущение инородного тела, сопровождающееся колющей болью и слезотечением. Врачи добавляли, что у парня обнаруживается сужение поля зрения, расширение и извитость сосудов вокруг роговицы, мелкая передняя камера, сглаживание рисунка радужки, широкий зрачок.

Где капиталист подцепил вегетарианство, все только гадали, а вот откуда у него глаукома – знали доподлинно. Лахудр-гирей был студентом, пятикурсником-гуманитарием. Более прочих из наук ему давались биолохия, геотрахия и матюкатика. В челноки он сунулся, так как эпоха тяжелая, наукой не прокормишься. И, в общем-то, в душе Лахудр коммерцию презирал, но вкалывал на совесть. В меру сил.

ИЗ ДОКУМЕНТОВ: Заявление студента пятого курса Лахудр-Гирея.

Ректору гуманитарного факультета Пупкину.

Уважаемый господин Пупкин. В связи с тем, что заболел я и все до одного мои родственники, сломался общественный транспорт, женится двоюродный брат, захлопнулась дверь, а ключ остался внутри, прошу предоставить мне двухнедельный отпуск для путешествия в соседнее государство с целью самообразования. Свои люди – сочтемся.

– Трогай, – скомандовал бизнесмен. – Да подстелит птица Рух там, где мы поскользнемся, соломку. Маковую.

Скрипнули колеса. Подняли облачка пыли копыта. Ребята подтянулись и грохнули песню.

Марки акцизные реют над нами,Тарифы дорожные нам гибель несут.Но выступаем мы с контрабандою,Нас потребители бедные ждут...

Караван неспешно отправился в путь по желтой, словно больной гепатитом, дороге. Восемь лошадей, семь верблюдов, пять ослов: три Игоря, Генка и Макс, и коза. Действо напоминало то ли картину «Первая конная», то ли песенку Булата Окуджавы.

Отчаянно завизжала собака (пес) Шмарик. Он был мазохистом – карма такая. Если эта псина чуяла, что где-нибудь есть надежда отдавить хвост или лапу, она (он) немедленно оказывалась там. И несмотря на пасть, зубастую, как расческа, Шмарик в ответ на обиду бился в истерике. Пусть отдавившего мучает совесть. Когда вы читаете в газете, что в среднем в Ордынщине под колеса собака попадает раз пятьдесят в день, знайте, что это все о нем. О Шмарике. Естественно, здесь читателя ожидает тайна.

Козочка игриво прыснула. Хлопнула ресницами-махаонами. Она не то чтобы не успела, не захотела осознать перемену в жизни. Легко стала княгиней, легко превратилась в животное. Авось Магура (Перуница. Синеокая крылатая дева из свиты Перуна) усеет луга ее жизни васильками новых приключений. Все мужчины, вестимо, козлы. И если часть из суженых окажется ослами, не так уж плохо. Как сказал по поводу Ознобы Шмарик: «Если женщина улыбнулась, это значит только, что у нее красивые зубы».

Зубы были пунктиком пса. Например, про зубы Лахудр-гирея пес выразился так: «Про его зубы можно говорить или хорошее, или ничего». Рот осла-Игоря удостоился такого определения: «Зуб на зуб попадает с десяти метров». Осла-Гены – «Каждый второй зуб – приемный».

Тут княгиню ласково похлопал по холке Лахудр-гирей. Хозяин явно симпатизировал новой работнице. В темной шляпе, непроглядных очках и прорезиненном долгополом плаще он выглядел на все сто. Эх, если бы она была человеческой женщиной... Да и погонщики ничего. Молодежь.

В погонщики к Лахудру шли исключительно скрывающиеся от призыва в армию, способные трое суток выстоять в дозоре за прилавком, с желудками, закаленными шпротным паштетом и китайской тушенкой «Великая стена», эти парни знали, чего ждать от жизни. У каждого из них у сердца хранилась сложенная вчетверо рекламная газета с обведенным фломастером предложением о продаже недвижимости на Сейшеловых островах.

ИЗ ДОКУМЕНТОВ

Сегодня в окрестностях Трихапола ожидается солнечное затмение. Температура понизится до – 20 гр. С. Возможны продолжительные ливни с градом, переходящие в снегопад, пургу и буран. Торнадо не обещаем.

Солнце палило немилосердно. Плевок испарялся, не долетев до земли. Загар въедался в кожу не хуже татуировки. Прорезиненный плащ бизнесмена дымился, как подбитый танк. В верблюжьих горбах закипали запасы воды. По бокам дороги росли чахлые кустики сангвинарии канадензис – очень ценного растения. Приготовленные из высушенного корня настойка и растирания вызывают жестокую рвоту, жжения в желудке, обмороки, головокружения и угрожающий упадок сил.

Солнце перекалилось и перегорело. Наступила ночь.

ИЗ ДОКУМЕНТОВ:

У. Дарвин «Похождения видов»

...Взять несколько особей молодых, здоровых обезьян, желательно шимпанзе. Заставить их работать восемь часов в сутки. Получатся люди. Теперь следует заставить их работать двенадцать часов в сутки. Получатся лошади.

Из этого промежуточного продукта можно вывести барана – добавив новые ворота; козла – пустив в огород; осла – дав точку опоры...

Б. Шваркс «Первичный капитал»

...Труд сделал из обезьяны обезьяну, которая труд возненавидела. Остальные обезьяны при встрече кричали запачкавшей руки отщепенке: «Эссе хомо!», что в переводе с их бедного на эпитеты языка значило: «Сиди лучше дома!», и били палками, которые эта дура заготовила как первобытные орудия труда для всего племени.

Путем селекции при помощи потогонной системы из этого «хомо» получили осла.

Подкрепившиеся приказчики, презирая удобства, полукругом сидели на сыром песке у костра. Языки пламени поочередно выхватывали из мрака одухотворенные лица, объединенные лозунгом: «Темное» прошлое, «светлое» будущее и «нефильтрованное» настоящее. Цикадами чирикали старые, но верные пейджеры. Кто играл в тетрис, кто – в армреслинг.

– А вот скажи, – отложив губную гармошку, обратился вихрастый паренек к мужичку с детскими бегающими глазами. – Ты многое на свете видел, скажи, что такое «бутик»?

– О! – мечтательно зажмурив детские бегающие глазки, сладко откинул голову умудренный. – Это такой магазинчик. Допустим, ты знаешь, сколько стоят брюки, но в бутик берешь денег вдвое больше. И все равно мало, там они стоят дороже в десять раз. И милашка-продавщица вокруг тебя вьется, щебечет, зараза, пока не купишь.