Леонид Лиходеев - Я и мой автомобиль Страница 12

— Как его фамилия?

— Его фамилия Крот. Роман Романович Крот. Это имя вам должно быть известно, поскольку мой адрес был написан на его визитной…

— Продолжайте! Откуда взялась ваша машина? Карпухин посмотрел на следователя ласково:

— Вас интересует весь наш маршрут до места происшествия?

— Меня интересует, откуда взялась ваша машина, когда нигде она не показана.

Карпухин взял карандашик и переменил цвет нажатием кнопочки.

— Она взялась вот отсюда, из-за поворота.

— Вы что же — на красный свет поехали?

— Мы поехали на зеленый свет, товарищ следователь…

Следователь обрадовался:

— Вы поехали на зеленый? Из-за угла? Выходит, прямоидущему транспорту был — красный?

Карпухин посмотрел на следователя разочарованно:

— В этом месте, как вам должно быть известно, стоит светофор-стрелка. Эта стрелка, товарищ следователь, зажигается одновременно с зеленым светом для прямоидущего транспорта. По крайней мере, с нашей стороны зажегся красный свет плюс зеленая стрелка направо. Вероятно, это делается в целях безопасности пешеходов.

— Так-так, — вздохнул следователь, — и что же вы увидели?

— Мы увидели, как рядом с осевой линией проскочила на большой скорости черная «Волга», обогнав «Москвич», который только начал набирать скорость. Когда «Волга» проскочила — перед «Москвичом» появился пешеход. «Москвич» вильнул, чуть было не зацепив нас. Но было поздно… Увы… Я крикнул Роман Романовичу — назад! И он инстинктивно остановил машину у бровки… Не знаю, видел ли он, будучи за рулем, те же детали, что и я. Во всяком случае, «Волгу» он видел и даже сказал про нее нецензурные слова, что в данной ситуации вполне простительно… Вот так… Я считаю, что шофер «Москвича» никак не мог видеть пешехода. Я даже удивлен, что его не сбила «Волга», которая, несомненно, проскочила перекресток на красный свет…

— Так, так… ловко…

Карпухин глянул следователю в глаза.

— Вас что-нибудь смущает?

Следователь отвернулся. Свидетель снова начинал валять дурака, нужно было его пресечь.

— А как вы дали свой адрес обвиняемой?

— Адрес давал Роман Романович. Он взял свою визитную карточку, написал на ней мои данные вот таким же, как ваш, шариковым карандашом. Помнится — зеленым цветом… Как автомобилист, он любит зеленый цвет и постоянно ищет стержни с этой мастикой… Со стержнями просто беда! Так же как с фломастерами. Мне для работы нужно очень много фломастеров… Вы заправляете стержни или покупаете готовые?

— Это к делу не относится…

— Извините… Карточку отнес Роман Романович, он сказал, что это необходимо. Я даже пожурил его, считая, что разберутся и без нас. «Ты не автомобилист! — возразил он. — Она совершенно не виновата, и наши правдивые показания могут ей помочь».

— «Она»? — обрадовался следователь. — А откуда вы знали, что это была «она», а не «он»?

— Товарищ следователь, — грустно сказал Карпухин, — будучи взрослыми мужчинами, и я и мой друг Роман Романович Крот почти безошибочно определяем разницу между мужчиной и женщиной. И тех и других мы определяем с первого взгляда…

Следователь слушал и нехотя писал, взяв из стола другой карандашик. Листок, изрисованный Карпухиным, внушал ему уважение, однако не лишал сомнений. «Врет», — думал следователь.

Карпухин сидел прямо, с видом безразличным и не заглядывал в протокол. Он осматривал помещение, окна которого были отгорожены от внешнего мира изящной решеткой в виде солнечных лучей, окованных концентрическими кругами. Круги шли из угла окна, рассеиваясь радиусами-векторами. Декоративная ковка была ему близка по роду занятий.

— Больше ничего не пожелаете добавить? — спросил следователь.

— Нет, благодарю вас, — сказал Карпухин серьезно.

— Тогда подпишите…

Карпухин взял протокол и стал читать. Следователь терпеливо ждал, пододвинув к себе рисунок и карандашик, которым рисунок был сделан.

— Ну что же, — сказал Карпухин. — Все правильно. Прошу вас приобщить к моим показаниям также и чертеж.

И взяв из рук следователя красно-синий карандашик, Карпухин лихо расписался.

— Могу я быть свободен?

— Вас вызовут, — угрюмо сказал следователь.

— Благодарю вас! — Карпухин встал как вознесся, взял со стола кепку, поклонился и протянул следователю руку. — Благодарю вас, товарищ следователь, очень приятно было познакомиться!

Следователь посмотрел на протянутую руку недоуменно, не сразу понимая, что с ней делать. Но через силу пожал ее и вскочил.

— Карпухин, — жестко сказал он. — Ни вас, ни «Волги» на месте происшествия не было. Ой, я вам не завидую, Карпухин!

Свидетель холодно пододвинул рыжую бороденку почти к носу следователя:

— Дорогой Сергей Петрович! Меня зовут Иннокентий Викторович. Либо гражданин Карпухин. Либо, на худой конец, гражданин свидетель. Я не люблю фамильярностей.

И, еще раз поклонившись, вышел.

«Жулик! — закричал в отчаянии следователь. — Придурок! Всех на чистую воду выведу!» Но закричал не в голос, а про себя, в душе своей, которая болела от беспомощности.

И сел за стол, ненавистно уставившись в прекрасный карпухинский чертеж.

После допроса Карпухина, которого следователь вызвал первым сам не зная почему, стало ясно, что допрашивать этого Романа Романовича Крота — только время терять. Ясно, что Карпухин с Кротом сговорились до мелочей, как пьесу разучили. Может быть, даже перед зеркалом репетировали. Тихая ненависть к Карпухину, а заодно и к Кроту потрескивала в следовательском сердце, как масло на сковороде. Тихая ненависть, вызванная таким нахальным обращением с истиной, не давала ему ни жить, ни работать.

Он перечитывал показания старых свидетелей и видел, что они говорили правду. А новые свидетели, неожиданно названные обвиняемой, свалились ему на голову как раз в такое время, когда расследовать уже было нечего. И следователь отшатнулся от мысли, которая застукала его. Эта мысль заключалась в том, что опровергать правду оказалось значительно легче, чем опровергать брехню! Это открытие так потрясло его, что он отрекся от завтрака и понял, что снова закурит, хотя и не курил уже год, два месяца и тринадцать дней. Он хотел бросить курить и бросил, набравшись силы воли, и вот воля его дрогнула.

Карпухин, Крот и Яковлев! Кто они этой бабенке? Братья? Родственники? Любовники? Чего это они за нее так уцепились? Ясно, что это кодло сговорилось придуриваться. Ясно, что зацепи их хорошенько — слиняют они один за другим. Но как их зацепить?

Он перечитывал показания свидетелей, куря сигарету и чувствуя к куреву и отвращение и жажду. И у него возникла мысль свести свидетелей для перекрестного допроса, для очной ставки. Свести, выслушать и доказать всю преступность замыслов подсудимой (он уже не мог о ней иначе и думать!), именно подсудимой, а не подследственной, Сименюк А. И.

И руководствуясь необъяснимым чутьем, он решил столкнуть наиболее резкую и беспощадную свидетельницу Брюховецкую с этим хитрованом Кротом, имеющим визитные карточки и вписывающим в них своих дружков с рыжими бородками при нахальных глазах.

Первым явился Крот.

Это был небольшой плотный парень с круглой головой на короткой шее. Вернее сказать, от головы сразу шло туловище, а шеи не хватило даже для галстука. На широком лице разлаписто сидели тяжелые очки с толстыми стеклами. Стекла эти даже вроде бы примирили следователя с Кротом.

— Как же вы, свидетель, водите машину при таком зрении?

— Трудно, гражданин следователь, — высоким честным голосом ответил Крот, — но что поделаешь — других глаз у меня нет.

— Садитесь.

Крот сел. Глаза его за стеклами глядели мелкими черными точками.

— Я должен извиниться перед вами, — сказал Крот. — В том месте, где я остановился, висел знак «остановка воспрещена»… Правда, учитывая трагические обстоятельства, при которых я совершил нарушение…

— Это к делу не относится, — поморщился следователь, в его памяти действительно всплыл указанный знак, который он запомнил при осмотре места происшествия.

И едва этот знак всплыл в следователевой памяти, в кабинет вошла Брюховецкая, мотая большой сумкой и выражая неудовольствие.

— Что вам еще не ясно, товарищ следователь? — грозно спросила она. — Почему вы отрываете людей от дела?

Следователь сказал грустно:

— Свидетельница, садитесь…

Брюховецкая опустилась на стул, как наседка на яйца — раскинув крылья и заклохтав. Крот, привстав при виде дамы и снова обретя сидячее положение, впился в нее своими черными точечками.

— Я вынужден извиниться перед вами, — сказал он. Брюховецкая насторожилась:

— Передо мною?

— Именно… Когда я останавливал свою машину, я чуть было не задел вас…