Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 31. Ефим Смолин - Несущий Слово Страница 12

Раньше, при большевиках, когда Дубов был директором совхоза, на работе у него все было плохо: горел план, вместе с планом горел и Дубов… Но жизнь — весы: зато дома все было в порядке. В том смысле, что всегда можно было вечером надеть лучший костюм, надушиться…

— Ты куда? — спрашивала жена.

— В свинарник, куда же еще! — отвечал благоухающий Дубов и пропадал до зари…

Алиби было стопроцентным: о совхозном свинарнике ехидно писали газеты, и, конечно, жена понимала — свиньи требуют директорского глаза днем и ночью…

Неизвестно, конечно, как бы все обернулось, если бы Дубов действительно ходил по ночам в свинарник, а не к Верочке… Может, свинское дело под его руководством достигло бы невиданных высот… Но что теперь гадать? В свинарнике Дубов не бывал, свиньи дохли, в живых оставался один-единственный поросенок Хрюша, да и тот не совсем в свинарнике, а в пристройке, в телевизоре у сторожа… И Дубова перевели на работу в зоопарк. Тоже, конечно, директором — номенклатура все-таки…

Теперь на работе у Дубова все было хорошо, весело, но жизнь — весы: дома стало не очень, потому что в зоопарке не было свинарника, не было ночных авралов, и, под каким предлогом пойти к Верочке, было непонятно…

И Дубов сидел вечерами дома, общался с родственниками жены или читал специальную литературу для повышения своего зоологического кругозора.

Между тем наступила весна, в зоопарке призывно закричали гамадрилы, кокетливо завертели хвостами крокодилихи, закружились в брачном танце журавли. Самые захудалые птахи, и те вили гнезда.

Только Дубов ничего такого не вил, ни с кем не танцевал, а его призывные крики к Верочке умирали, так и не родившись. Иногда ему казалось, что это он, Дубов, сидит в клетке, а все эти макаки и зебры резвятся на свободе…

В один из таких весенних вечеров Дубов читал интересную специальную книгу из жизни обезьян. «Для павианов, — читал он, — характерна полигамия, многобрачие. Даже в неволе павиан окружает себя несколькими самками…»

Дубов отложил книгу. «Да, — подумал он, — мы прошли большой путь от обезьяны, но кое-что на этом пути подрастеряли…»

Пришли гости. Дальняя родственница жены Клавдия Васильевна, отпетая вегетарианка, принялась подробно рассказывать Дубову про необыкновенные котлеты, которые она научилась готовить из листьев крыжовника.

— Вы себе не представляете, — кричала Клавдия Васильевна, — как этот крыжовник гонит соль из организма!..

Но Дубов совсем не собирался гнать соль, она ему ничего плохого не сделала. Гораздо охотнее он погнал бы саму Клавдию Васильевну… Он почему-то вспомнил другие котлеты, которые готовила Верочка, и ему стало совсем невмоготу. Жалкая надежда на чудо забрезжила в его воспаленном мозгу, и он набрал номер зоопарка.

…В зоопарке укладывались спать медведи, тигры, львы, укладывался спать дежурный зоотехник Савушкин. Он взбил подушку, натянул одеяло и закрыл глаза.

Холостому Савушкину приснилась девушка. Она шла к нему навстречу в каком-то совершенно прозрачном платье. Все ближе, ближе — пять метров, три, два…

Дзи-инь! Дзи-инь!..

— М-мм! — застонал Савушкин и схватил трубку.

— Ну что, Савушкин, значит, говоришь, с павианами плохо? Надо приехать? — с намеком кричал в трубку Дубов.

— Какие павианы? С чего вы взяли? — пробормотал не способный со сна к телепатии Савушкин. —

У павианов все спокойно…

— Вот как? Беснуются, значит? — проклиная тупость Савушкина, продолжал Дубов. — Сейчас приеду!..

— У павианов все хорошо! — заорал в трубку Савушкин, решив, что Дубов его не слышит. — Хо-ро-шо!..

Дубов положил трубку, посмотрел на жену, прислушивающуюся к разговору, и включился в интересную беседу о бифштексах из алоэ.

…На другом конце города Савушкин закрыл глаза. Девушка появилась снова. Теперь она уже не шла, а мчалась навстречу Савушкину в карете, запряженной тройкой рысаков, мчалась, словно боясь, что их снова разлучат, и кучер нахлестывал коней, и звенел колокольчик под дугой у сыпавшего клочьями пены коренника: «Дзинь-дзинь-дзинь!»

Дзинь-дзинь-дзинь!..

Савушкин снял трубку и сжал ее, как сжимают горло врага.

— Это хорошо, что у павианов все спокойно, — услышал он молящий голос Дубова, — но меня больше бегемот волнует. Как он там? Это самое… не отелился?

Савушкин не понимал, почему должен был отелиться самец-бегемот, к тому же тридцати двух лет от роду. Но начальство есть начальство. И, в душе матеря Дубова, Савушкин ответил ровным голосом:

— Нет, не отелился. Вы не волнуйтесь, если что — я позвоню…

Он закрыл глаза и тотчас увидел девушку. Она была совсем рядом, он уже чувствовал горячечное дыхание ее губ. Вдруг девушка нажала на кончик его носа и, смеясь, сказала: «Дзи-и-нь!»

Упрямо не открывая глаза, Савушкин нашарил трубку:

— Что с тобой, милая?

— Это ты мне, Савушкин? — спросила девушка голосом Дубова. — Спишь, что ли, дежурный?

— Как можно, что вы!..

— Слушай, — тоскливо спросил Дубов. — А как там эти… коалы? Я вот сейчас в литературе прочел, что они жутко капризные. Может, мне приехать, а?

— Да вы что? Нет у нас никаких коал и сроду не было! Не приживаются они…

— Это почему же? — Голос Дубова посуровел.

— Жители Австралии. Им наши условия не нравятся…,

— Ах, условия им не нравятся! — В эту минуту Дубов просто ненавидел тупицу Савушкина, свою подозрительную жену, но больше всех он сейчас ненавидел этих выпендривающихся коал. — А я тебе говорю, Савушкин, что живут в нашем зоопарке коалы! Понял? Жи-вут! И им у нас очень нравится! Просто они про это не говорят, потому что очень стеснительные…

— Так точно, — устало сказал Савушкин. — Коалы у нас живут…

— Вот, — обрадовался Дубов. — И мне сейчас придется приехать, потому что я очень опасаюсь за их будущих птенцов. Сможет ли коала-мать сколько надо усидеть на яйцах?..

— Во-первых, яйцами они не размножаются, — неожиданно для самого себя мрачно сказал Савушкин, — они живородящие, я против науки не пойду… А во-вторых, не будут они в неволе детенышей заводить, даже если вы меня уволите!..

Дубов устало положил трубку. Похоже, никуда ему сегодня не выбраться.

…Во сне у Савушкина тоже все складывалось не совсем удачно. Девушка появилась снова, но теперь она никуда не бежала, а, обиженно отвернувшись, одевалась. Савушкин просил прощения, вставал на колени, обещал выброситься из окна или войти в клетку к тигру.

Наконец она повернулась к Савушкину…

Дзи-инь! Дзи-инь!..

— Да! — рванул трубку Савушкин. — У коалы родился мальчик! Три пятьсот! Вы папа? Поздравляю…

— Шутишь? Нет, ты мне скажи, Савушкин, — задумчиво произнес Дубов. — Вот коалы эти… Почему же они не размножаются в этой самой неволе? Кто им мешает? По параллельной трубке их никто не подслушивает, договаривайся с кем хочешь, приводи к себе в клетку и… Почему,