Виктор Шендерович - Евроремонт (сборник) Страница 13

О новом лидере нации было известно, что он начинал секретарем у Бормана, и покойному фюреру однажды понравилась его выправка. Шевеля огромными бровями, новый лидер начал закручивать гайки и возвращать страну к исконным ценностям национал-социализма.

“А вот это провал”, – думал Штирлиц, голосуя “за”.

Через четыре года танки Германии и ее союзников по Варшавскому договору вошли в Прагу, где чехи пытались построить национал-социализм с человеческим лицом… “Оттепель” закончилась.

Для причинения нацизму серьезного урона Штирлицу нужен был новый пост, и, собрав все силы для решающего карьерного броска, полковник Исаев пустился во все тяжкие.

Он охотился с Герингом на кабанов в берлинском зоопарке, пьянствовал в помещении рейхсканцелярии с Кальтенбруннером, расхищал вместе с Борманом партийную кассу и неоднократно участвовал в свальном грехе с министром культуры Марикой Рокк. Все это дало результаты не сразу – только в 1971-м Штирлиц стал членом Политбюро ЦК НСДАП.

Мало кто из знавших штандантерфюрера в молодые годы узнал бы его теперь: у Штирлица появился блудливый взгляд, мешки под глазами и сильное фрикативное “г” в слове “геноссе”. Зато теперь он имел возможность впрямую влиять на политику Третьего рейха, что и делал сколько хватало фантазии.

Штирлиц начал с поворота рек Рейн и Одер, а продолжил строительством узкоколейки Бордо – Сыктывкар, бросив половину гитлерюгенда в Заполярье. Усиление борьбы с рок-музыкой удачно совпало с появлением в Мюнхене карточек на пиво и баварские сосиски. “Фольксвагены” уже давно продавались только по записи.

В целом Штирлиц был доволен итогами десятилетия. В фатерлянде еще оставалось несколько недоразваленных отраслей, но это было делом времени. “Теперь главное – Иран”, – думал он, складывая на столе спичечных зверюшек.

Вооруженная поддержка шаха закончилась, как и планировал Штирлиц, полной изоляцией Германии и бойкотом берлинской Олимпиады 1980 года. Немецкие атлеты взяли все медали себе, а диссидент физик Рунге (в прошлом трижды Герой национал-социалистического труда) был сослан в закрытый город Штутгарт, и оттуда выразил поддержку бастующим на верфях рейхсвера в Гданьске.

Вскоре после Олимпиады бровастый Генсек ЦК НСДАП получил литературную премию имени Ницше и умер.

Следом за ним, на том же посту, умерли: старинный приятель Штирлица глава разведки Шелленберг (так и не сумевший навести в фатерлянде дисциплину) и тихий, никому не известный за пределами ЦК НСДАП помощник лауреата премии Ницше.

На всех трех похоронах исполнялось “Кольцо Нибелунгов”, целиком.

В 1985 году в ошалевшей от Вагнера стране к власти пришел молодой, энергичный выходец из гитлерюгенда, давно чувствовавший необходимость коренных перемен в нацистском движении.

Первым делом (разумеется, с подачи Штирлица) он объявил войну шнапсу. Решение это дало поразительные результаты: уже через месяц заводы Круппа перешли на нелегальное производство самогонных аппаратов! Когда самогонщиков начали судить, фатерлянд встал на дыбы – и, вдохновленный работоспособностью нового отца нации, Штирлиц пошел ва-банк.

Мало кто в Политбюро ЦК НСДАП догадывался, что именно полковнику Исаеву принадлежала идея гласности унд перестройки нацистского государства. А простые немцы вообще ничего не понимали – просто в одно прекрасное утро обнаружилось, что все герои фатерлянда – не потомки Зигфрида, а дерьмо собачье.

Под окнами прогрессивной “Нойес лебен” стали собираться возбужденные строители Третьего рейха, поголовно поносить фюреров и спорить о прусской идее. Германия превратилась в библиотеку; в районных отделах НСДАП в открытую читали Фейхтвангера. Мюллер переправил в Америку свои мемуары о жутком прошлом гестапо – и ездил в Гарвард читать лекции.

В мае 1987-го в Доме культуры имени Геринга состоялся вечер памяти Брехта – и пока истинные арийцы обсуждали размеры карательной акции, “Берлинер ансамбль” поставил “Карьеру Артура Уи”.

Премьеру посетил лидер нации и произнес на банкете речь об ужасах гитлеризма. Речь вызвала восторг в прогрессивной немецкой прессе; в тот же день диссидентам, сидевшим за распространение пьесы Брехта в самиздате, ужесточили режим.

Диверсии в области идеологии Штирлиц продолжал подпирать расколом в партийных рядах. В сентябре 1987-го он еще раз ударил бутылкой по голове Холтоффа, возглавлявшего в то время берлинскую партийную организацию. Находясь в этом состоянии, Холтофф произнес яркую речь против привилегий, был исключен из Политбюро ЦК НСДАП и стал народным арийским любимцем.

Мир за пределами Германии по-прежнему сходил с ума от борца со шнапсом. Вдохновляемый Штирлицем, тот признал перегибы в работе Освенцима и личным звонком вернул из закрытого города Штутгарта опального физика Рунге.

Вывод рейхсвера из Ирана окончательно превратил борца со шнапсом в идола западной демократии.

В 1989-м Штирлиц осуществил операцию “Выборы в рейхстаг”. Из пятисот депутатских мест десять удалось отдать не членам НСДАП, протащить в высший законодательный орган Третьего рейха двух евреев и организовать прямые трансляции на всю Германию.

До последнего момента нацистская верхушка была уверена, что играет с проклятым Западом тонкую двойную игру, но депутаты рейхстага, истинные арийцы с характерами нордическими, выдержанными, в прошлом беспощадные к врагам рейха, оказавшись в прямом эфире, понесли родное нацистское государство по таким кочкам, что первыми испугались евреи.

Жизнь за пределами фатерлянда тоже била ключом: в норвежских школах перестали преподавать немецкий язык; в Польше День знаний – первое сентября – объявили днем траура. Подразделения рейхсвера, направленные остановить войну между Чешским и Словацким протекторатами из-за Моравии, были обстреляны с обеих сторон, и больше рейх уже ни во что не вмешивался.

Наконец, толпы славянской молодежи снесли Уральский хребет – и Западная Россия объединилась с Восточной.

Штирлицу уже не надо было ничего делать: нацистский режим разваливался в автономном режиме. Единственное, что позволял себе старый бригаденфюрер, – это время от времени бить бутылкой по голове Холтоффа, но и это было скорее данью традиции: нашедший себя партайгеноссе сам крушил рейх как мог…

Собственно, никакого рейха уже не было: “Дойчебанк” давал за марку полцента, гестапо окончательно перешло на рэкет; какие-то умельцы втихую акционировали имущество гитлерюгенда. Деморализованные войска вермахта, сопровождаемые улюлюканьем, покидали Варшаву и Москву.

Летом 1991 года группа отчаявшихся национал-патриотов изолировала борца со шнапсом в его резиденции на Черном море и, собравши пресс-конференцию, объявила все, что случилось в фатерлянде после смерти Гитлера, недействительным.

При этом руки у патриотов тряслись.

Ранним августовским утром Штирлиц приехал к Холтоффу и, растолкав, объяснил тому, что – пора. Попросив Штирлица покрепче ударить себя бутылкой по голове, Холтофф вышел в прямой эфир и позвал берлинцев на баррикады.

Через пару дней, подцепив тросами за шеи, берлинцы уже снимали с площадей изваяния фюрера, а свободолюбивый немецкий народ, во главе с активистами гестапо, рвал свастики и громил сейфы в здании ЦК НСДАП.

Разгромив сейфы, демократы-гестаповцы с немецкой аккуратностью жгли документы.

Вернувшийся в Берлин борец со шнапсом рейха уже не застал.

Полковник Исаев сидел в своем любимом кабачке “Элефант”, накачиваясь импортным пивом (своего в Германии давно не было). Задание, которое он дал сам себе полвека назад, было выполнено с блеском – нацистское государство лежало в руинах.

И только одно мучило старенького Максима Максимовича: он никак не мог вспомнить – где раньше видел лицо лидера либеральнодемократической партии фатерлянда, этого болтливого борца за новую Германию, вынырнувшего из ниоткуда и мигом взлетевшего в политическую элиту страны (поговаривали, на деньги Бормана).

Он вспомнил это по дороге домой – и, остановив машину, долго сосал валидол.

Лицо главного борца с гитлеризмом было лицом провокатора Клауса, агента четвертого управления РСХА, собственноручно застреленного Штирлицем под Берлином полвека назад.

Клаус не только выжил, но ничуть не постарел, а только раздобрел на спонсорских харчах – и теперь, не вылезая из телевизоров, уверенно вел фатерлянд к демократии.

Штирлиц выключил зажигание и заплакал тяжелыми стариковскими слезами.

Ars longa, vita brevis est[1]

Дм. Быкову

Много еще неизвестных страниц нашей истории ждут своего часа. Например.

Вскоре после ареста Временного правительства комиссар Антонов-Овсеенко послал двух бойцов, матроса и солдата, сделать опись народного имущества, награбленного царизмом и утащенного им от простых людей в Зимний дворец. Матрос и солдат перекурили (что успел запечатлеть случайно находившийся там же художник Владимир Серов) – и пошли делать опись.