Борис Штерн - Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга I Страница 13

Шкипер не только разбирался в женщинах, но и был в них разборчив. Общедоступными женщинами он брезговал, белых женщин избегал и за любовью обращался к ним лишь при крайних, невыносимых личных затруднениях, но пышнотелая графиня сразу приворожила его, пришлась по вкусу. Вообще, в первобытных племенах во всем мире мужчины предпочитают крупных полных женщин на южноафриканский манер — «чем больше, тем лучше»; более того, его физиологическая особенность в боевом состоянии была так огромна, что Гамилькару не удавалось полноценно общаться даже с невестой (офирские женихи дефлорируют невест до бракосочетания, сразу после помолвки) и редко удавалось подыскать себе женщину под размер. Это был рослый негр, но с несоразмерно огромным Кюхельбекером, не уступавшим известной всей России елде Святого Луки. Фаллос у Гамилькара был такой, что возникала проблема со штанами, он не умещался, рвался из клеш, как птица из клетки, шкиперу приходилось собственноручно портняжничать, кроить какие-то особые ширинки и мешочки, вроде средневековых гульфиков, для содержания своего фаллоса как в походном, так и в боевом состояниях.

Военный оркестр играл «Дунайские волны», а графиня Л. К., такая толстая, огромная и соблазнительная, в нерешительном ожидании стояла под зонтиком у входа в павильон, но к пей никто не подходил. У графини была та же физиологическая проблема, что и у Гамилькара — она тоже не могла, не умела подыскать для себя соразмерного друга.

Черчилль и дикая самка продолжали любовную игру в кронах акаций, но вяло. «Ничего у Черча не получится», — подумал Гамилькар. Черчилль целился в сердце графини, но она стояла боком к нему, к тому же прикрывалась зонтиком.

Не пробить. Самка прицелилась в сердце шкипера со спины.

Гамилькар подышал на свой сердоликовый перстень и придумал, что сказать.

— J'ai des vues sur vous pour ce soir,[52] — тихо сказал Гамилькар, подходя к графине со спины, но она его давно уже видела.

Графиня очень испугалась и медленно пошла от негра вниз но Приморскому бульвару.

— Ecoutes, chere… Attendez![53] Офирянин решил, что эта красотка не понимает по-французски, но по-русски он не мог составить такую сложную фразу. Он опять подышал на перстень и тоже медленно пошел за графиней, перебирая четки из разноцветного жемчуга и сочиняя по-русски что-нибудь попроще, а графиня видела спиной, как негр идет за ней, и слышала его шаги. Черчилля привлекала необъятная кормовая часть графини. Шкипер тихонько свистнул, и ленивый Черчилль решил не взлетать и выстрелил на авось. Отравленная игла попала в правую ягодицу графини, но не вонзилась, а лишь уколола кожу и упала от движения платья.

— Оу![54] — воскликнула графиня, инстинктивно потерла правую ягодицу и почувствовала на коже припухлость.

— Я хочу тебя… любить, — с запинкой сказал Гамилькар за спиной графини.

Графиня молчала. Ей было больно, жгло ягодицу — будто пчела укусила. Этот негр ее чем-то уколол или ущипнул.

Возможно, это африканский способ ухаживания. Нельзя быть такой недотрогой в такие времена, надо что-то ответить…

— Mais laissez-moi done, monsieur; mais etes-vous fou? — сказала графиня. — Voyez autour de combien jolies demoiselles.[55]

Гамилькар засомневался, правильно ли он употребил последнее слово на «л», — возможно, следовало употребить другое русское слово — то самое слово, на «ы», как учил его Скворцов-Гумилев, но он, кажется, правильно выбрал именно это слово, на «л». Когда хорошо знаешь язык, можно легко выбирать слова и скрывать мысли; когда плохо знаешь язык, приходится говорить то, что думаешь, а это не всегда удобно. Гамилькар почесал себе спину под левой лопаткой и опять перешел на французский:

— Qu'a-t-on decide? Je suis votre.[56]

— Oui,[57] — с трудом выдавила из себя графиня, боясь оглянуться.

О, ужас!.. Графиня Л. К. сама себе не поверила. Она ответила африканцу «oui», как отвечают последние припортовые шлюхи!

ГЛАВА 21

Критиковать — значит объяснять автору, что он делает не так, как делал, бы критик, если бы умел.

ГРАФФИТИ НА СТЕНЕ ГУЛЯЙГРАДСКОГО ДРАМАТИЧЕСКОГО ТЕАТРА (Молдавия)

Сашко Гайдамака

АМОРАЛЬНОЕ

Пуля щелкнула. Старуха, охнув, кинулась к ограде.И десятая зарубка не возникла на прикладе.Слушай, снайпер, ты не спятил?Удрала — и дьявол с нею!Ты ж на сдельщине, приятель!Режь зарубку покрупнее.Это ж выгодное дело (нам приписывать не внове): и старуха уцелела, и заплатят в Кишиневе.Снайпер хмурится, бормочет, вновь берет винтовку в руки.Он обманывать не хочет.Он не сделает зарубки.[58]

ГЛАВА 22

ПЕРЕБОР

Автор намерен был закончить первую часть романа «очком» — т. е. главой со счастливым 21-м числом; но, разыскивая место для любимого его сердцу авторского отступления и, признаюсь честно, пребывая «под мухой» (хорошо бы «под веселой мухой»), неосторожно выпил лишние сто грамм и перебрал как в прямом, так и в переносном смысле этого слова.

Манера повествования в «Войне и мире» похожа на работу унитаза — тихо, ровно журчат главы, где речь идет о Пьере, Наташе, князе Андрее; как вдруг грохот, водопад: началось авторское отступление.

Российским ученым было известно о таинственном существе, некоторые занимались проблемой «купидона Шкфорцонфа», но симбиозная теория происхождения человека пребывала в рецессивном, подпольном состоянии, потому что в Советском Союзе всем было хорошо известно, что «человека создал труд», и даже Брежнев, которому доставали и доставляли яд купидона в лечебных целях от старческой импотенции, не мог ничего поделать с «трудом», потому что Суслов и компания были начеку.

Честь переоткрытия купидона принадлежит следователю Н. Н. Нуразбекову и генералу Акимушкину — они повторили то, что за много лет до них сделали другие люди. В науке подобные переоткрытия иногда случаются — первооткрывателя забывают или не признают, а потом открытие повторяют (опыты Менделя, связка Попов-Марконни или история с покорением Северного полюса). Справедливость иногда торжествует (в случае с Менделем), иногда спит. Но российские открыватели купидона за приоритетом не гонялись, в Пржевальские не лезли, приоритет им и даром был не нужен, более того, приоритет в открытии купидона был опасен по тем временам, они рады были отдать этот приоритет хоть черту в ступе, лишь бы от них отстали идеологи-дарвинисты со своей «ролью труда», морганисты-вейсманисты с двойной спиралью, журналисты и буржуазные научные историографы.

Это похвально.

В России следы купидона впервые зафиксированы еще в начале века в Южно-Российске, потом в Севастополе, но его подлинное открытие состоялось в Туруханском крае в какой-то не очень вразумительной орнитологической экспедиции, которая состояла всего лишь из одного человека, бывшего член-корреспондента Петербургской академии наук гражданина Германии Клауса Стефана (Николая Степановича) Шкфорцонфа. Можно представить, какие чувства он испытал, когда в длительных невеселых прогулках за Полярным кругом под ненавязчивым солнцем Севера набрел среди маргариток в цветущей тундре на раненого и брошенного стаей детенышакупидона. Это было подлинное открытие нового существа природных условиях, прямо в лоне его ареала. Шкфорцопф понял, прочувствовал исторический момент и долго протирал свои кругленькие очки, прежде чем воткнуть в лишайник среди маргариток белый марлевый сачок, фиксируя точное место находки.

В «Деле» Шкфорцопфа хранится зашифрованный дневник экспедиции. Точные координаты находки. Имя самочки — Маргаритка, по месту находки. Шкфорцопф выходил ее в одном из ненецких селений Туруханского края и после окончания трехлетнего срока добровольной экспедиции-ссылки увез в Южно-Российск в деревянном ящике с отверстиями для воздуха. Он официально собирался вывезти ящик через Южно-Российск и нейтральную Болгарию — имея в виду затеряться в Стамбуле и через Северную Африку переправиться в Португалию, а потом в США. К следствию, как вещественное доказательство, ящик не привлекался. Любопытная деталь: местные жители, опрошенные туруханскими чекистами, утверждали, что по тундре Шкфорцопф странствовал не один, а с каким-то «человеком-тенью», который иногда даже появлялся в селении и по нескольку дней жил у Шкфорцопфа. «Человек-тень?» — переспрашивали дознатели. «Черный человек, черный-черный». — «Негр что ли? — наводили чекисты. — Американский шпион?» Ненцы не знали, что такое «негр». Эти важные показания развития в «Деле» не получили, как и многие другие за девяносто лет. На столе в туруханской избе Шкфорцопфа обнаружили черновик письма: «Дорогой Иосиф Виссарионович (далее густо зачеркнуто)… Товарищ (зачеркнуто)… Я обнаружил качественно новый путь… что-то вроде укуса пчелы… биопрепарат усиливает функцию (все зачеркнуто)».