О. Генри - Собрание сочинений в пяти томах Том 2 Страница 13

Он поспешил с товарищем в эту деревушку, громко именуемую Атаскоза-Сити. У них было достаточно денег, чтобы купить все, что бы они ни пожелали, но они не знали, чего они желают. Их представление о мотовстве ограничивалось тремя предметами — виски, седлами и золотыми часами. Они даже никогда не слышали, что на свете существовало что-нибудь другое, на что можно было потратить целое состояние. Поэтому, когда им хотелось поразвлечься, они приезжали в город, брали адресную книгу, становились перед главной пивной и вызывали население в алфавитном порядке для угощения даровой выпивкой. Затем они заказывали три или четыре новых калифорнийских седла у шорного мастера и играли на тротуаре в орлянку двадцатидолларовыми золотыми монетами. Состязание на пари, кто дальше бросит золотые часы, придумал Джордж; но даже и это становилось им скучным.

Вы, конечно, сейчас же подумали, какой благоприятный случай подвернулся мне. Но слушайте дальше.

В полчаса я набросал картину столичных увеселений, в сравнении с которыми жизнь в Атаскоза-Сити должна была показаться такой же унылой, как поездка на остров Коней с вашей собственной женой. Еще через десять минут мы ударили по рукам в знак согласия, что я буду его проводником, помощником и другом при вышеупомянутых кутежах и развлечениях. Соломон Милльс — так звали его — должен был платить за все издержки в течение месяца. К концу этого срока, если я окажусь хорошим директором-распорядителем веселой жизни, он должен был мне выплатить тысячу долларов. Затем, чтобы подкрепить сделку, мы вызвали всех граждан Атаскоза-Сити и угощали их до тех пор, пока они не свалились под стол, за исключением женщин и несовершеннолетних и одного мужчины, по имени Гораций Уэстервельт Сен-Клер. За то, что он не хотел принимать участия в попойке, мы закидали его тухлыми яйцами и принудили скрыться из Атаскоза-Сити. Затем мы вытащили из постели шорника и сделали ему спешный заказ на три новых седла. После всего этого мы улеглись спать поперек железнодорожного пути у вокзала, только чтобы досадить железнодорожной компании. Подумайте, какое приподнятое настроение должно быть у человека, имеющего семьдесят пять тысяч долларов и старающегося избежать позора умереть богачом в таком городе, как Атаскоза-Сити.

На следующий день Джордж, который был женат или что-то в этом роде, отправился обратно на ранчо. Мы же с Солли, как я теперь его называл, приготовились отряхнуть прах от наших ног и полететь к ярким огонькам веселого шумного Востока.

— Никаких остановок на пути, — сказал я Солли, — за исключением того, сколько потребуется, чтобы вас выбрить. Это вам не Техас, — сказал я, — где вы едите бобы и орете на всю площадь. Теперь вы увидите настоящий хай-лайф. Мы будем жить среди людей, которые держат шпицев, носят гетры и ведут жизнь на широкую ногу.

Солли засунул шесть тысяч долларов сотенными билетами в один карман своих коричневых шаровар и на десять тысяч долларов чеков на восточные банки в другой карман. Затем я возобновил дипломатические переговоры с железнодорожной компанией, и мы отправились в северо-западном направлении кружным путем к волшебным садам Востока.

Мы остановились в Сан-Антонио, только чтобы купить Солли подходящую одежду, угостить восемью кружками пива постояльцев и служащих отеля «Менджер» и заказать четыре мексиканских седла с серебряной отделкой, который должны были быть отправлены на пароходе на ранчо. Из Сан-Антонио мы сделали большой прыжок в Сан-Луи. Мы приехали туда к обеденному времени, и я выбрал из списка городских отелей самый дорогой.

— Ну, — сказал я Солли шутливым тоном, — это первый ресторан, где мы можем получить действительно хорошее блюдо бобов.

Пока он прошел в свою комнату и старался накачать себе воду из газового рожка, я отвел в сторону метрдотеля и сунул ему двадцатидолларовый билет.

— Любезнейший, — сказал я, — со мной здесь товарищ, который несколько лет сидел только на кормовом хлебе и грубой пище. Пройдите к главному повару и закажите для нас такой обед, какой вы подаете главному представителю железных рудников, когда он у вас останавливается. Цена не играет для нас роли. Ну, покажите нам, что вы умеете.

В шесть часов Солли и я уселись за обед. Ничего подобного никогда не было видано! Это был настоящий лукулловский обед. Все подавалось сразу. Метрдотель назвал это dinnay a la poker. Это излюбленный способ среди гурманов Запада. Обед подается по три блюда одного сорта. Нам подали гвинейскую курицу, гвинейскую свинину и гвинейский портер; жареную телятину, черепаший суп из голубя и паштет из цыплят; икру, горошек и тапиоку; фрикасе из утки, фрикасе из ветчины и фрикасе из цыплят; филадельфийский каплун, жареные улитки и джин — и так далее. Вы едите все, что хотите, а потом официант уносит остатки и подает в антрактах груши.

Я был уверен, что Солли будет до крайности восхищен этим сногсшибательным обедом после той мерзости, которую он ел на ранчо. И я даже ждал, что он выразит как-нибудь свой восторг, потому что с тех пор, как мы уехали из Атаскозы-Сити, я не помнил, чтобы он почтил мои старания его развлечь хотя бы улыбкой.

Мы сидели в главном обеденном зале, битком набитом нарядной публикой. Все громко и оживленно болтали, а в углу залы весело играл шикарный оркестр. Ну, подумал я, теперь мой Солли увидит прелести жизни и развеселится. Не тут-то было!

Стол, за которым мы сидели, был в четыре квадратных ярда, и было похоже, будто циклон прошелся по скотному двору, курятнику и огороду. Солли встал и, обойдя вокруг стола, подошел ко мне.

— Лукки, — сказал он, — я здорово голоден после нашей поездки. Мне показалось, что вы сказали, будто здесь можно получить фасоль. Я выйду и достану что-нибудь поесть. Вы можете остаться и, если желаете, можете забавляться этой едой.

— Подождите минутку, — сказал я.

Я подозвал официанта, и он расписался на задней стороне счета в тринадцать долларов и пятьдесят центов.

— Что вы думаете, — сказал я ему, — подавать нам всякую дрянь, пригодную только для матросов на миссисипских пароходах? Мы пойдем искать какую-нибудь приличную еду.

Я вышел на улицу с несчастным сыном прерии. Он увидел открытую седельную лавку, и глаза его немного повеселели. Мы вошли в магазин, и он заказал еще два седла и заплатил за них всю сумму вперед. Одно седло было с массивной серебряной отделкой, серебряными гвоздями и бордюром из разноцветных камней. Второе седло было с позолоченной отделкой, позолоченными стременами, а кожа была отделана, где только можно, серебряными бусами. Оба седла обошлись ему в тысячу сто долларов.

Выйдя из магазина, Солли направился прямо к реке, следуя своему чутью. В небольшой боковой улице, где не было ни тротуаров, ни домов, он нашел то, что искал. Мы вошли в харчевню, сели на высокие табуреты среди лодочников и начали есть фасоль оловянными ложками. Да, сэр, фасоль, сваренную с соленой свининой.

— Я так и думал, что эта дорога нас приведет к фасоли, — сказал Солли.

— Восхитительно, — сказал я. — Этот стильный ресторан, может быть, и приходится кому-нибудь по вкусу, но я стою за табльдот.

Когда мы одолели фасоль, я вывел его из пропитанной матросскими испарениями харчевни на улицу под фонарь и протянул ему газету, раскрытую на отделе «Зрелища».

— Ну, — сказал я, — веселых развлечений хоть отбавляй. Можно пойти или на пьесу Холла Кэна, или в скейтингринг, или на Сару Бернар, или на хор прелестных сирен. Я думаю пойти на хор…

Но этот здоровый, богатый и мудрый человек протянул только руки и громко зевнул.

— А я думаю пойти спать, — сказал он. — Я всегда после обеда отдыхаю. Сен-Луи, кажется, очень тихий город, не правда ли?

— О да, — сказал я, — с тех пор как проведена сюда железная дорога, город фактически разорен. А строительные общества и ярмарка чуть не убили его. Думаю, что вы правы — нам лучше пойти спать. Вот когда мы будем в Чикаго… не взять ли нам завтра билеты и поехать в этот прелестный и оживленный город?

— Можно, — сказал Солли. — Но я полагаю, что все эти города приблизительно похожи друг на друга.

Опытному чичероне не так трудно исполнять свои обязанности в Чикаго. Там имеется одно или два злачных места, рассчитанных на то, чтобы не дать заснуть посетителю после закрытия ресторанов. Но для человека, проведшего всю жизнь на ранчо, они оказались непригодны. Я все испробовал — театры, поездки в автомобиле, катанье на парусной лодке по озеру, ужины с шампанским и все прочие аттракционы, разгоняющие скуку. Но все было напрасно. Солли день ото дня делался все печальнее и мрачнее. И я испугался за свое жалованье и понял, что должен пойти козырной картой. Поэтому я упомянул о Нью-Йорке и сообщил ему, что все эти западные города были только преддверием к великому городу пляшущих дервишей.