Евгений Медведев - Карманный ад Страница 13

Услышав, что ему предлагает жена, Витя осунулся, а внутри что-то оборвалось. Только выпив коньяку и выкурив три сигареты подряд (это была его дневная норма), он собрался с мыслями и задал всего два вопроса, после которых ресторатору все стало ясно:

– А сколько Артему лет? Он москвич?

– Ему 20 лет, он из Архангельска.

– Ой, блядь, ну ты и дура. – Шелудяев потушил сигарету и опрокинул еще одну рюмку. Он наелся порцией бреда, и теперь его тошнило. – Так, уйди с глаз моих, пока я не убил тебя вот этой самой табуреткой. Я дам тебе ответ, но утром. А теперь исчезни, прошу тебя, умоляю, блядь.

Жена послушно ретировалась, Витя сгорбился. В этой истории ему все казалось диким и сюрреалистичным: предложение жить шведской семьей усугублялось планами какого-то лимитчика отжать пряничный домик в центре Москвы у катастрофически тупой женщины, готовой пустить архангелогородца не только между ног, но и в дом. Шелудяев встречал подобных мускулистых подонков – безусловно, красивых, но глупых под стать накачанным силиконом блондинкам. Однако это не мешало им быть хитрыми и расчетливыми. Последним обстоятельством, который добил ресторатора, стало то, что парня зовут Артем. После знакомства с Сироткиным он на дух не переносил это имя: оно скрипело песком на зубах.

Витя попытался понять, что стало с той умной брюнеткой, которую он полюбил десять лет назад, как она вдруг превратилась в тупую пизду с пергидролевыми волосами. Неужели люди действительно становятся плохими, если ты сделал им слишком много хорошего?

Он пять лет потратил на то, чтобы завоевать блистательную и надменную девушку, которая оказалась пустышкой. Он открыл свой клуб, лишь бы купить квартиру, и этот бар заложил основу его благосостояния и позволил больше не думать о работе на дядю. Витя знал, что никогда не стал бы миллионером, если бы не желание покорить девушку. Раньше ради таких женщин развязывали войны, покоряли империи и города, чтобы широким жестом положить к ногам возлюбленной. Он, конечно, не был ни Парисом, ни Наполеоном, но свою маленькую бизнес-империю построил. Теперь же оказалось, что все это было зря.

Ресторатор взял дневник, который жена оставила на столе. Последняя запись говорила о том, как хорош Артем в постели и что у архангелогородца «побольше будет, чем у других».

Шелудяев вырвал чистый лист бумаги и задумался, что написать. Красивые слова и утонченные признания в любви он давно вычеркнул из меню; браниться с женой, тем более заочно, он не хотел – не по-мужски. Перед ним стояла проблема, и она требовала конкретных решений.

«Лиза! Признаться, ты меня огорошила вчера. Я очень разочарован, не знаю, сможешь ты представить, насколько, но речь не об этом.

Я против того, чтобы мы жили втроем, но если ты настаиваешь, так тому и быть: я ухожу. Квартиру я оставляю тебе, но только на словах: я не уступлю свою половину хотя бы потому, что твоему Артему ничего от тебя, кроме жилплощади, не нужно. Поверь мне: через неделю совместной жизни он попросит тебя оформить недвижимость на себя, и вот тогда берегись: я тебе ничем помочь не смогу. Не совершай глупостей, не отдавай ему квартиру: она твоя и только твоя, и это единственная гарантия, что ты не останешься на улице лет через 15. Я никогда больше не появляюсь на пороге, клянусь. Я буду переводить тебе деньги ежемесячно: ровно столько, сколько ты тратишь. У меня будет к тебе только одна просьба: пожалуйста, никогда больше не попадайся мне на глаза. Прощай».

Шелудяев положил письмо на стол, на цыпочках прошел в спальню, открыл шкаф и достал походный чемодан: здесь хранились вещи на случай непредвиденных поездок – все: от носков и зубной щетки до костюма. Лиза спала. Он подошел к жене и поцеловал ее – не потому, что любил, а за все лучшее, что было за потраченные впустую годы.

Конец ознакомительного фрагмента.