Ната Хаммер - ТСЖ «Золотые купола»: Московский комикс Страница 13

13 апреля, 17 час. 05 мин

Мадам де Голь

Хозяйка «Сирано де Бержерак» Дарья де Голь собственноручно красила волосы в траурный сине-черный цвет расстроенной Алле Пакостинен, сочувственно кивая ее невнятному рассказу. Распухший от прикуса язык не давал Алле ярко выразить свои чувства к бесчувственному Коле, к беспечной Верке, к исчезнувшей Лариске и к предательскому языку, который не вовремя подвернулся ей под зубы.

— А он что?

— А он, наглец, говорит: «Даже крыса от тебя сбежала, Алла!»

— А ты что?

— А я ему: «Открой, подлец, дверь и посмотри мне в глаза!»

— А он что?

— А он: «Зачем?»

— А ты что?

— А я ему: «Чтобы убедиться, что это ты ее выпустил!»

— А он что?

— А он: «Хотел бы я быть сейчас на Ларискином месте!»

— А ты что?

— А я: «Скатертью дорожка! Вали в Бирюлево, по месту своей прописки!»

— А он что?

— А он: «Да эту квартиру заработал я!»

— А ты что?

— А я: «А кто тебя уже три года содержит? Если бы не моя изобретательность по извлечению твоих доходов из „Ремикса“, ты бы уже на паперти с протянутой рукой стоял!»

— А он что?

— А он: «Что же ты против Иванько ничего не изобрела?»

— А ты что?

— А я: «А зачем же ты с Аполлонским разосрался? Ах, Моська, знать она сильна, коль лает на слона!»

— А он что?

— А он: «Погоди, он меня еще назад позовет!»

— А ты что?

— А я расхохоталась ему в дверь: «Аполлонский — дурной, но не настолько, чтобы запускать злокозненного козла обратно в свой огород».

— А он что?

— А он тут дверью мне по лицу — хренак, я язык-то и прикусила.

— А он что?

— А он мне: «Вот ты мне за козла и ответила!»

— А ты что?

— А я уже больше говорить не могла, кровь изо рта так и хлещет.

— А он что?

— А он: «Это твоя вампирская сучность из тебя выходит!»

— Ужас какой!

— Ну да! Весь белый ковер испортила и халат махровый от Версаче.

— Жуть!

— Ну да! Я когда к доктору Лору прибежала: рот в крови, руки в крови — он по стенке сполз — думал, я Сачкова загрызла насмерть.

Алла считала Дарью своей лучшей подругой. Ей и только ей поверяла она свои тайны и эмоции. Дарья же держала в статусе лучших подруг всех своих постоянных клиенток и, обладая великолепной прирожденной памятью, помнила всех их мужей, любовников, детей и домашних животных. Роль сочувствующей ей прекрасно удавалась, настолько замечательно, что книга записи в салоне была заполнена на неделю вперед. Она редко вставала за кресло сама, за час успевала обойти и кабинет массажа, и косметологию, и маникюр. И везде: «А он что?», «А ты что?». Главное: не более пятнадцати минут, чтобы дать возможность излить душу каждой посетительнице. Но сегодня была пятница, тринадцатое, и клиентки воздерживались отрезать себе волосы или ногти. А тут еще такой ливень! Поэтому Дарья отдалась Алле полностью.

Жизненных драм Дарья наслушалась столько, что могла бы продавать сюжеты сценаристам всех сериалов. И нередко подумывала об этом. Не могла только сообразить, как стрясать с них деньги; все писатели, ясное дело, халявщики — любой сюжетец норовят заполучить бесплатно.

Взять хоть ее собственную жизнь. Родом Дуся была со Ставропольщины. Станичница, можно сказать, — яркая, фигуристая, крашеная блондинка. Все детство коровам хвосты крутила, да и что оставалось делать, если мать на ферме была дояркой, а отец — зоотехником. Родители мечтали дать дочери высшее образование и сил не жалели. И Дуся поступила на биолого-почвенный факультет Ростовского госуниверситета. И встретила там темнокожего парня по имени Чинуа из Нигерии, говорил, что сын короля. Это потом оказалось, что папенька-то в короли прямо из крестьян короновался и уже на тот момент имел девять жен и тридцать детей. А Чинуа был сорок пятым в очереди претендентов на престол. И когда Дуся оказалась в столице Нигерии Абудже, в доме своего наследного принца, то обнаружила там еще четырех его жен и некоторое количество детей. Вечером того же дня муж привел уже беременную Дусю в спальню старшего брата в качестве подарка из далекой России. Прошло три долгих и страшных месяца до того, как Дуся бежала в российское посольство, откуда ее грузовым самолетом эвакуировали на родину.

Станичники ходили смотреть на Дусиного «черномазенького» толпами. Приезжали из соседних окрестностей. Дуся и ее новорожденный Мишка стали местными «селебрити». Про них даже очерк в местной газете писали под заголовком «Африканский подарок». Отчество Чинуаевич своему мальчику Дуся давать не стала. Дала ему отчество своего отца — и получила свидетельство о рождении Гольцова Михаила Сергеевича, место рождения: станица Суворовская Ставропольского края, мать: Гольцова Дарья Сергеевна, в графе отец — прочерк.

Понимала Дуся, что в станице им с Мишкой делать нечего и надо устраиваться в столице, где при виде чернокожего люди не столбенеют и челюсть не отваливают. Оставив Мишку на временное попечение родителям, приехала в первопрестольную, устроилась со своим дипломом, внешностью и знанием английского языка уборщицей во французское посольство. Это ей знакомый дипломат подсказал, тот, что ее транспортировкой из Нигерии занимался. Там ее карьера была быстрой — из уборщиц в любовницы пресс-атташе. Из посольства пришлось уволиться — там не одобряли семейных пар. Даже если и не связанных брачным контрактом. Брачным контрактом Жиль бы связан с другой женщиной, настоящей француженкой, истинной католичкой, и имел от нее пятерых детей. Однако последовать за мужем в холодную Москву Жозефина (так звали его жену) отказалась: она не представляла, как можно одеть и раздеть пятерых детей два раза в течение дня для школы и прогулок по морозной зиме.

Зато к Дусе Жиль был добр и ласков, разрешил привезти в Москву Мишку, от вида которого вовсе не остолбенел, называл его «Ваше высотчество» и водил в Московский зоопарк для ознакомления с фауной африканского континента. Свое сожительство с Дусей Жиль считал благотворительной миссией, да так оно по сути и было.

Через три года Жиль уехал, но рекомендовал Дусю своему другу Пьеру, женатому, но с женой не живущему, поставщику французского хлама на российский антикварный рынок. И Дуся с Мишкой переехали к Пьеру. Пьер был прижимистым и требовал от Дуси частично оплачивать аренду квартиры, но зато помог устроить сына во французскую школу, где Мишка впервые завел друзей со своим цветом кожи.

Дуся уже работала стилистом в модном салоне и была популярна среди французской диаспоры. Но прошло время, и Поль тоже засобирался на родину. По счастью, Дусю заприметил один из ее клиентов, престарелый, овдовевший и вполне состоятельный господинчик из числа бывших директоров, успешно приватизировавших и удачно продавших конкурентам ранее возглавляемое предприятие. Ростом был он, правда, чуть выше ее груди и немного прихрамывал, но имел квартиру в райском местечке — «Золотых куполах» и дачу в Горках. Нет, конечно, ни о каком оформлении отношений или наследстве не могло быть и речи: об этом он предупредил заранее. И Мишу пришлось отправить для дальнейшего обучения в швейцарский пансион — не готов был Степан Егорович (так звали благодетеля) делить крышу с негритенком. Сердце у него слабое — вдруг ночью в темноте на Мишку наткнулся бы и подумал, что черт за ним явился. Приступа тогда не миновать. Но обучение мальчика оплатил. И денег дал Дарье на развитие своего дела, в долг, понятное дело, но на пять лет и без процентов. Она тут же сняла помещения в атриуме «Куполов» и открыла салон. Вот так и стала она, мадам де Голь, хозяйкой «Сирано де Бержерака».

…Аллины волосы уже приобрели требуемую радикальность оттенка, и мадам де Голь смывала черные потоки траура с волос тоскующей владелицы Лариски, когда дверь распахнулась и на пороге появилось нечто. Дарья так испугалась видения пеленочного куля под зонтиком, что чуть не выпустила из рук душевую лейку, изрядно забрызгав лицо и одежду клиентки. Открыв глаза, Алла уперилась взором в полное ужаса лицо мадам де Голь, рванулась из-под ее рук в панике, роняя по сторонам капли черной краски.

— Что вы так пугаитись, не пугаитись, Сурай я, Сурай. Домик мой затапила, я намокла немножка, доктар дал перодетца, я пероделаса.

Про Сурай они слышали и даже видели по телевизору. И в принципе Дарья давно рассказывала с гордостью своим подружкам, что победительница «Битвы экстрасенсов» поселилась у нее по соседству. Но вот так в лицо обе видели ее впервые.

Ликвидировав последствия паники, вытерев лицо и грудь Пакостинен, Дарья отвела Сурай в подсобку, где выдала ей запасной рабочий халат своей уборщицы — розовый, кокетливый, с рюшечками, и размерчик Сурай оказался подходящий, экстралардж. Через пару минут вместо пеленочного куля взорам двух дам предстал крупный розовый поросеночек с полотеничным тюрбаном на голове — с таким образом им было спокойнее и привычнее, тем более что зачехленный нож пророчица поместила в обширный карман халата.