Феликс Кривин - В стране вещей Страница 14

И вот однажды Художник, уже больной и старый, роясь в своих архивах, нашел портрет старика.

«Что это за рисунок? — подумал он. — Я его совсем не помню».

— Ты меня опять не узнал, сказал старик, сходя со своего портрета. — Я все ждал, что ты меня позовешь, но ты так и не позвал. Ты видно, вполне доволен своей работой и поэтому забыл про старика Нето, который один может помочь создать что-нибудь путное. Вот перед тобой твои картины — посмотри на них моими глазами.

И вдруг все картины словно преобразились. Художник смотрел на них и не верил, что это им он посвятил всю свою жизнь.

— Что это! — крикнул он. — Разве это мои картины? Нет, это не то! Не то! Не то, не то, не то!..

— Ты зовешь меня, — грустно сказал старик. — Но теперь уже поздно. К сожалению, поздно.

Пустые Ведра на полке вагона дребезжали о каких-то мелочах, молодой Саквояж что-то наскрипывал своей соседке Корзине, сердито сопел толстый Портфель.

Потом все умолкли — стали прислушиваться к тому, о чем говорил старый Чемодан.

Случилось это много лет тому назад, в дни моей молодости. Мне кажется, что ехал я тогда в этом же вагоне и что те же лица окружали меня. Но только тогда во мне были книги — много умных и интересных книг.

Здесь, на этой же полке, я встретил молоденькую Сумку. Нам было по пути, и мы всю дорогу проговорили — о литературе, о книгах, обо всем прекрасном, что видели на земле.

Долго я не мог забыть этой Сумки. И вот случилось так, что мы с ней снова встретились — несколько лет спустя.

Я к тому времени стал уже солидным, семейным чемоданом и полон был дорогих отрезов и прочных надежд на будущее. А Сумка осталась такой же, как была, и в ней, как и в первую нашу встречу, были одни книги. И как мы оба ни старались, разговор у нас не клеился. Мы расстались, недовольные друг другом, и больше с тех пор не встречались.

Теперь я уже стар, — закончил Чемодан, — и во мне нет ничего, кроме сала. И все же иногда мне кажется, что я в чем-то ошибся, и самая сильная моя грусть — это грусть о той, первой встрече.

Кончил Чемодан, и все стали высказывать свои соображения: и толстый Портфель, набитый булками, и молоденький Саквояж с открытками знаменитых артистов, и даже пустые Ведра.

Молчал только серый, некрасивый Мешок с книгами. Да мнения его и не спрашивали: Саквояжу, Ведрам и Портфелю как-то не верилось, что можно услышать что-нибудь умное от простого, грубого мешка.

Это был маленький-маленький Гвоздик. Происходил он из древнего, славного рода сапожников, но себя отдал другому делу — искусству. И у него были способности: если б вы видели, как искусно поддерживал он на стене старую картинку с медвежатами, то и вы бы сказали: да, Гвоздик знает свое дело!

К сожалению, эта картинка только однажды привлекла внимание своих хозяев — лет десять назад, когда они купили ее в магазине канцпринадлежностей. С тех пор на нее никто не обращал внимания — так, как будто ее и не было в комнате.

Хозяева приходили, уходили, радовались, смеялись, обращали внимание абсолютно на все, кроме его картинки. И постепенно Гвоздику стало казаться, что его дело — совсем не самое главное в жизни, что есть какие-то другие, более важные дела.

Гвоздик был маленький, тоненький, и он не вынес такого разочарования. Он почувствовал себя плохо, у него закружилась голова, и он выпал из стенки на пол. А с ним вместе и его картинка.

«Ну что ж, это самое подходящее в моем положении. Чем делать то, что никому не нужно, лучше уж ничего не делать».

Таким печальным мыслям предавался Гвоздик до самого вечера. А вечером пришли с работы его хозяева, и хозяйка сказала:

— Смотри-ка, что-то в комнате у нас изменилось!

— Конечно, изменилось, — согласился хозяин. — Медвежата наши упали. Видно, Гвоздик был плохой.

«Гвоздик был плохой», — сказал хозяин. Маленький Гвоздик это хорошо слышал. Но он нисколько не обиделся. Сейчас он боялся, как бы вместо него не взяли другой гвоздик, в наказание за то, что он не справился с работой.

Но другого гвоздика поблизости не нашлось, и маленький Гвоздик был водворен на место.

Все кончилось благополучно, и хозяева опять забыли о своей картинке. Но теперь Гвоздик был умнее, он только посмеивался: «Можете не смотреть. Я-то знаю, о чем вы думаете!»

И он снова поверил в то, что его дело самое важное, самое нужное.

А ведь этого вполне достаточно для счастья.

В старину в одном городе люди потеряли улыбку…

Уверяю вас, что это очень страшно, гораздо страшнее, чем кажется на первый взгляд.

Никто не знал, откуда взялась эта загадочная болезнь, и местные светила науки изо дня в день изучали причины ее возникновения.

— Очевидно, это что-то желудочное, — говорил доктор Касторка.

— Нет. Нет, нет… Скорее это явление простудного характера, — возражал ему доктор Стрептоцид.

— Чепуха! — категорически заявлял профессор Пенициллин. (Злые языки утверждали, что именно это магическое слово принесло ему профессорство.)

Между тем болезнь с каждым днем принимала все более угрожающий характер. Люди забыли о весне, о солнце, о друзьях, и на улицах вместо приветливых и дружелюбных слов только и слышалось:

— Не твое дело! Не суй свой нос! Иди своей дорогой!

И как раз в это трудное время с гор спустился молодой Лесоруб. Подходя к городу, он увидел человека, который барахтался в реке, силясь выбраться на берег.

— Тонешь? — спросил Лесоруб, собираясь броситься на помощь.

— Не твое дело, — мрачно ответил утопающий и ушел под воду.

Лесоруб больше не стал тратить время на разговоры, а бросился в реку и вытащил человека на берег.

— Ты что же это сопротивляешься, когда тебя спасать хотят? Смотри, чудак, так и утонуть недолго.

— Да кто ж тебя знал, что ты всерьез спасать надумал? У нас это не принято.

Пожал плечами Лесоруб и отправился в город.

На одной из улиц дорогу ему преградила огромная толпа народа. В центре толпы маленький старичок трудился над опрокинутой телегой и никак не мог поставить ее на колеса.

— Давай-ка, дед, вместе! — сказал Лесоруб. — Одному-то тебе не под силу.

— Не твое дело, — буркнул старик, не поднимая головы.

— Ишь ты, гордый какой, — засмеялся Лесоруб. — У меня-то сил побольше твоего. А вдвоем не справимся — люди подсобят: вон их сколько собралось тебе на подмогу.

При этих словах толпа начала расходиться. Задним уйти было легко, а передним — труднее, и поэтому они волей-неволей взялись помогать старику.

Вскоре в городе только и разговоров было, что о молодом Лесорубе. Говорили, что он во все вмешивается, о каждом хлопочет, что ему до всего дело. Сначала к этому отнеслись с улыбкой (это была первая улыбка, появившаяся в городе за время эпидемии), а потом многие захотели составить Лесорубу компанию, потому что он был веселый парень и делал интересное дело.

Однажды утром профессор Пенициллин выглянул в окно, и слово «чепуха» застряло у него в горле: на улице он увидел сотни улыбающихся лиц. Однако борьба с эпидемией была в плане работы больницы на весь следующий год, поэтому профессор решил закрыть глаза на факты. Он уже открыл рот, чтобы сказать: «Не мое дело», но его перебил Лесоруб, который как раз в это время входил в Зал заседаний:

— Пожалуйста, профессор, не произносите этой фразы: ведь она и есть причина заболевания, которую вы так долго искали.

Так кончилась эпидемия.

Лишь только у жителей города исчезла из употребления фраза «Не твое дело», к ним тотчас вернулась улыбка, они стали веселыми и счастливыми.

А Лесоруб ушел в горы — у него там было много работы.

Дрова в печи умолкли, и сколько человек ни напрягал слух, больше ему ничего не удалось услышать. Он подошел к печке, заглянул в нее и увидел, что все поленья сгорели, от них осталась только зола.

Только зола да перенка, которую человек напевал, впервые забыв о своих тяжелых думах:

Во дворе мороз трещит,Непогода злится.Пусть под печкою сидитКто зимы боится.

На работе мы горим,Нам покой не нужен.Мы в квартире не дадимРазгуляться стуже.

Скажем холоду:«Не тронь! Уходи из дома!»Мы готовы и в огонь —Это нам знакомо.

Мы готовы для теплаПотрудиться с жаром.И пускай сгорим дотла,Но сгорим — не даром.

7

Душ глядит на улицу из ваннойИ дождю перемывает кости:«То он вдруг является незваный,То его не допроситься в гости!»

И такое беспокойство душа,Может быть, законно и понятно:Снова дождь, прогнозы все нарушив,Заблудился в небе, вероятно.

Но вернется своенравный ливень,Явится на землю блудным сыном,Припадет он к истомленной нивеИ разгладит все ее морщины.

С нежностью, волненьем и тревогойПриласкает трепетную сушу…И любви его понять не смогутНикакие комнатные души.

Бумажная роза