Александр Федотов - Макароны по-флотски (сборник) Страница 15

Марш-бросок

Строевую песню пойте громче: чем громче поешь, тем лучше усваивается.

(Фольклор)

Чем меньше делает политработник, тем больше его труд похож на подвиг.

(Правда)

Ожидалось, что Горбачёв посетит Владивосток как раз ко дню Военно-Морского Флота. По такому случаю на наш корабль пришла срочная разнарядка: выделить отборную роту для принятия участия в военном параде. Большой Зам, пыхтя от усердия, лично взял на себя ответственность за строевую подготовку парадного расчёта. По его приказу несколько десятков матросов, и я в их числе, вторую неделю в перерывах между авралами отбиваем каблуки и глотаем пыль, чеканя шаг на стенке перед кораблём.

От такой муштры «караси», а по интересному совпадению, так на флоте называли не только молодых матросов, но и обыкновенные носки, сбивались и истирались до дыр за два дня таких строевых занятий. По вечерам мы усердно штопали дыры на пятках, но к концу недели «караси» съёживались до размеров следков и для штопки живого места уже не оставалось. Денег на покупку новых карасей не было, выдача очередных положенных по уставу четырёх пар ожидалась только через год… И летели во все концы страны письма к родителям: «пришлите хоть несколько пар носков… самых дешевых… Только главное, чтобы уставного, черного или тёмно-синего цвета …»

– Левой! Левой! Раз! Два! Три! – надрывается лейтенант Тупченко, по поручению Большого Зама муштрующий нас на стенке.

Сам Большой Зам, осунувшийся, с мешками под глазами, наблюдал за нами с борта корабля, как с трибуны мавзолея. Прошёл слух: он ожидает грузовики, которые должны отвезти нас на стадион, где контр-адмирал устроил очередной смотр – репетицию перед парадом. Этот стадион расположен километрах в десяти от нашей базы. Время шло, а грузовиков всё не было. Большой Зам уже последние двадцать минут нервно постукивал кулаком по леерам.

– Левой! Левой!

Стучат по асфальту матросские каблуки.

– За-пе-е-вай! – командует лейтенант.

Мы переглядываемся. Кто начнёт первый? С песней, как говорится, весело шагать или, по крайней мере, веселей, но «Песню механика», которую заставляет нас петь лейтенант Тупченко, сил никаких нет исполнять. Слова поперёк горла становятся…

– Запев-а-ай!!!

Тут паренёк слева от меня, не обращая внимания на потуги лейтенанта, затягивает – давно забытую родную и потому совершенно неуставную песню:

Зелёною весной под старою сосной

С любимою Ванюша прощается.

Кольчугою звенит и нежно говорит

Не плачь, не плачь,

Маруся-красавица.

Ребята встрепенулись. Их запылённые лица осветились улыбками.

– Маруся молчит и слёзы льёт!!! От грусти болит душа её!!! – громогласно подхватили тридцать здоровых глоток. Перед нашими глазами, как на киноэкране, замелькал в луче проектора эпизод из любимого фильма. Спины распрямились, шаг стал четче, каблуки так и впечатываются в раскалённый асфальт…

– Отставить песню! – растерявшийся лейтенант попытался перекричать строй, одновременно косясь на Большого Зама.

– Кап-кап-кап из ясных глаз Ма-а-а-руси!!! Капают слёзы на копьё!!! – гремит любимая песня.

Голосок «маленького» замполита потонул в гулком рокоте децибелов.

– Отст-а-а-а-вииить! – лейтенант срывается на визг – Отставить!!! – расставив в стороны руки, он отчаянно бросился перед строем и перекрыл дорогу.

– Кап!!! Кап! Кап… – наскакивая друг на друга, ребята останавились. Песня постепенно затухает.

Бледное лицо лейтенанта на глазах покрывается красными пятнами:

– Что за самодеятельность?! – запыхавшись хрипит он. – Давай нашу… строевую – «Песню механика»!

К строевой песне БЧ-5, так называемой «Песне механика», у лейтенанта Тупченко было своё особое, тёплое чувство, в какой-то степени, может быть, потому что Тупой сочинил её сам. И этот его, выстраданный в творческих муках, политически и идеологически выверенный продукт он всю последнюю неделю неутомимо вдалбливал нам в головы, с выражением зачитывая рукописный текст из своего замусоленного блокнотика.

Строй не торопился исполнять приказание. Язык, в буквальном смысле, не поворачивался.

– Запевай! – истошно заорал лейтенант.

Делать нечего. На флоте субординация и выслуга лет. И ребята нехотя, в разнобой начали выдавливать из себя слова:

Там, где всюду бескозырка, ты механик на посту

Ходит-бродит наш корабль, граня волны за версту.

Корабли уходят в море прямо к вражьим берегам

Там, где мы под нашим флагом ходим смерть несём врагам…

Тупой счастливо улыбнулся. Размахивая по-дирижерски руками, он, поглядывая украдкой на Большого Зама, шел вровень со строем, проговаривая губами текст и строго следя, чтобы кто-нибудь, не дай, Бог, не соврал слова:

– Ну вот! Совсем другое дело! Про бескозырку – наша песня… механика… А то Маруся какая-то… Левой! Левой! Раз! Два! Три!..

Ноют отбитые об асфальт пятки, кровоточат мозоли в дырявых карасях… «Ходит-бродит наш корабль…», – орём мы в двадцатый раз. Нет конца занятиям.

– Товарищ капитан третьего ранга, грузовики не подошли – докладывает лейтенант Большому Заму, вернувшемуся после десятиминутной отлучки.

Большой Зам хмурится: контр-адмирал ждёт. Не поймёт. До стадиона 10 километров хода. И тут Большой Зам принимает волевое решение. «Лично поведу!» – заявляет он, упиваясь решимостью своего голоса. Задирая вверх все три своих подбородка с таким видом, будто только что поднял батальон в атаку, Большой Зам, потряхивая жирком, решительно сбегает по трапу к нам на стенку.

– Слушай мою команду! – ревёт он, рукой отстраняя в сторону лейтенанта. – За мной, ша-а-а-гом… Ма-арш!!! – И повернувшись на каблуках, Большой Зам, подражая строевому шагу, неожиданно резво зашлёпал ботинками по стенке.

Мы, недоумевая, потянулись следом за политическим начальником. После двухчасовой муштры десять километров казались вечностью. К тому времени, как мы подошли наконец к стадиону, пыль толстым слоем налипла на промокшие от пота белые голландки и бескозырки. Набухший китель Большого Зама испускал густое пряное амбре пота и тройного одеколона. Смотр-репетиция уже подходил к концу. По кругу перед трибуной отбивали шаг несколько групп наших товарищей по несчастью. Большой Зам бросил нас с ходу в бой.

– На пра-во! – скомандовал он, лихо срезая угол с асфальтовой дороги через газон на круг стадиона.

Мы в спешке пытались подстроиться, стараясь идти хоть чуть-чуть в ногу.

– Левой!!! – взревел Замполит и шлёпнул ботинком по луже с такой силой, что все три его холёных подбородка вздрогнули и заколыхались.

На трибуне произошло замешательство. Контр-адмирал в явном недоумении наклонился к соседу по трибуне, дивясь этакому явлению Христа народу – нашей версии чеканного шага и тому, что ещё утром называлось парадной формой.

Поравнявшись с трибуной, Зам преобразился, подтянул живот, выпятил грудь и, вскинув пухлую руку к козырьку, рявкнул так, что контр адмирал на трибуне вздрогнул от неожиданности.

– Равнение на… трибуну!!! – Зам залихватски рывком повернул голову в сторону начальства. Сжатые вместе пальцы у козырька Зама от усердия выгнулись в обратную сторону.

Мы вслед за Замом повторили поворот головы.

– Рота стой! – скомандовал вдруг контр-адмирал.

Большой Зам замер от неожиданности как вкопанный, да так резко, что первый ряд строя, следовавшего за ним, налетел на него сзади.

– Вы откуда такие красивые взялись? – интересуется контр-адмирал.

– Тащ контр-адмирал!!! Парадная рота ракетного крейсера «Адмирал Фокин» для парадного смотра прибыла!!! – отрапортовал Зам.

– Почему опоздали?

– Машины не подошли, тащ контр-адмирал!

– А вы как добрались?

– Марш бросок!!! – рапортует Зам, ожидая кульминационной благодарности.

– Куда бросок? Зачем? – недоумевает контр-адмирал. – Мы уже закончили. Это ведь не последняя тренировка.

Но, видя полное замешательство Большого Зама и наши измученные лица, адмирал опомнился и, взяв под козырек, пробасил:

– Благодарю за службу!

– Служим Советскому Союзу!!! – рявкнули мы, с трудом перекрикивая Большого Зама и чеканя шаг, пошли со стадиона в обратном направлении.

В день ВМФ, 27 Июля с утра прошел дождь, и асфальт был весь в мелких блестящих лужах. Начальство, само собой, посчитало такую ситуацию неприемлемой для глаз Генерального Секретаря. Была немедленно отдана соответствующая команда, и матросы в безукоризненно отутюженных белых голландках несколько часов ветошью (тряпками) сушили лужи на асфальте.

Сам парад удался на славу. В нём участвовало несколько тысяч человек и 20 кораблей тихоокеанской эскадры. Один десантный катер с открывающимся носом заделали под голову морского чудовища. Когда катер подошел к берегу, из него очень эффектно, на утеху высоких гостей вышли на берег Нептун и 33 богатыря. Я шел в составе парадной роты. Наша задача была красиво пройти и убраться восвояси. «Бум-бум», – бил барабан. В голове вертелось наставление мичмана: «Слушайте звук большого барабана и старайтесь попадать под него». Я старался и, повернув голову в сторону трибуны, до боли в пятках, что есть мочи, лупил левой ногой по асфальту на каждый удар барабана.