Юрий Сотник - Рассказ о говорящей собаке Страница 15

Ночь я спал плохо. Мне снилась какая-то облезлая полукошка, полуобезьяна. Она лапой доставала меня из какой-то норы. Наверно, это была ужасная глаувандра. В школе на уроке чтения я спросил, как будет глаувандра во множественном числе и кто они такие? Учитель нахмурился и сказал, что ответит мне после уроков.

Все ушли обедать, а я ждал, потом заглянул в учительскую; там шел педсовет, и учитель Михаил Сергеевич не выходил: наверно, он сам вспоминал, что такое глаувандра, да так и не вспомнил…

Я грустно побрел домой, а глаувандра как будто кралась за мной следом и мяукала за углами.

А Петька, как назло, не выходил во двор. Наконец к вечеру он вышел, окруженный маленькими детьми. Я помчался и схватил его за руку:

— Петька, сознавайся, кто такая глаувандра?

— Отстань ты! — озабоченно сказал Петька и показал мне две катушки ниток. — Вот смотри, чего сейчас будет! Вы меня к столбу примотаете двумя катушками, а я буду отрываться. Интересно, оторвусь или нет?

Я обрадовался и забыл о глаувандре, и мы два часа приматывали Петьку, но он и потом не открыл мне тайну.

С тех пор я узнал много интересного, но ни от кого ничего не слышал про глаувандру. Может быть, это таинственное животное… живет себе в глухих дебрях Экваториальной Африки, прячется от людей и пока еще не открыто учеными? А может быть, Глаувандра — остров, который затонул? Иногда мне кажется, что без глаувандры невозможно жить в наше время… Неужели никто не знает, что это такое?

1968

Олег Тихомиров

Про муху и африканских слонов,

или Про то, как я был хулиганом

Шел урок географии. Самый обыкновенный урок. И вдруг Вовке на затылок села муха.

Ну села, так уж сиди себе спокойно, никому не мешай, а муха, как назло, принялась вертеть передними лапками свою голову. Повертит, потом перестанет, словно задумается, потом опять повертит.

В общем, вела она себя нагло. Мне даже обидно сделалось. Софья Андреевна про животный мир Африки рассказывает, а тут какая-то муха вертит и вертит себе башку.

Мне-то, конечно, было наплевать на эту муху. Я бы на нее и внимания не обратил, но Вовку было жаль: чего она на него села! А он, бедняга, даже не подозревает.

Тогда я не вытерпел — взял и махнул рукой. Вовка как раз в это время головой двинул. Ну, я ему и заехал слегка по затылку.

— Шныков! — сказала Софья Андреевна. — Что с тобой?

— Муха…

— При чем здесь муха?.. Я про слонов рассказываю… Не узнаю тебя, Шныков.

На перемене ко мне подошел Женька Проегоркин — его недавно выбрали председателем совета отряда.

Женька сказал:

— Слушай, что это ты?

— Что? — спросил я.

— Дисциплину расшатываешь. — И, как Софья Андреевна, добавил: — Не узнаю тебя, Шныков.

— Ничего я не расшатываю вовсе! — рассердился я. — Это все из-за мухи получилось.

— Из-за какой мухи?

— Обыкновенной… Которые летают.

— Ты мне басни не рассказывай, — тоже рассердился Женька. — За что Вовку ударил?

Пришлось мне обо всем рассказать подробно.

Женька вздохнул.

— Все равно, — сказал он, — нужно тебя проработать.

— Зачем?

— Чтоб учился лучше. Двойки есть?

— Нету.

— А по дисциплине что? — с надеждой спросил Женька.

— Пятерка, — ответил я.

Женька опять вздохнул.

— Эх, — сказал он сокрушенно, — какой случай пропадает!

— Какой? — спросил я.

— Завтра собрание… понимаешь?

— Ну и что?

— «Что, что»! — передразнил Женька. — Непонятливый ты какой-то. О дисциплине бы поговорили, тебя бы пропесочили…

— Да зачем же?

Женька досадливо махнул рукой.

— Ну как тебе объяснить… С дисциплиной-то у нас что?

— Что?

— Сам знаешь… Безвыходное положение. У всех пятерки.

— Вот и хорошо, — сказал я. — Какое же безвыходное?

— Кому хорошо, а кому плохо. Отчет-то мне делать придется.

— Какой отчет?

— О работе отряда. В плане, между прочим, и про дисциплину было. Только какая тут работа, если у всех по дисциплине пятерки?.. Кого подтягивать?.. Вот ты мне скажи.

Женьке Проегоркину можно было лишь посочувствовать, и я неуверенно протянул:

— Да-а-а…

— Вот видишь, — оживился Женька. — А то бы было видно, что мы тебя перевоспитываем, над твоей сознательностью работаем. — И он вдруг попросил: — Шныков, будь другом, а?.. Ну что тебе стоит? Пропесочим мы тебя, поговорим… Все равно ведь все знают, что ты не такой. Ведь нам для отчета, а?

Я согласился. Раз для отчета, для общей пользы, пусть, думаю, прорабатывают.

А на собрании Женька начал меня «песочить». Про муху он не сказал ни слова. Зато оказалось, что я стукнул несколько раз Вовку по уху и что Софья Андреевна даже не смогла закончить рассказ про африканских слонов. И еще Женька сказал, что с таким возмутительным поступком мириться нельзя, а нужно бороться всем здоровым коллективом и поскорее смыть это позорное пятно.

После уроков он подошел ко мне и сказал:

— Здорово я тебя?!

— Здорово, — признался я. Мне это все не очень-то, прямо скажу, нравилось, но что делать. Нужно было выручать коллектив.

Однако «позорное пятно» Женька не торопился смывать.

Вскоре в стенной газете появилась на меня карикатура. К Вовкиному носу я поднес кулак, а другой рукой вцепился ему в шевелюру. Кулак был огромный. На лице моем застыло зверское выражение. Из Вовкиного носа капала кровь.

Я разыскал Женьку.

— Послушай, — сказал я, — разве так можно? Нарисовал черт знает что…

— Погоди, — не дал договорить мне Женька, — некогда тут пустяковой болтовней заниматься. Мне еще выступление нужно готовить. Послезавтра слушай по радио на большой перемене…

Из передачи по школьному радио я узнал, что прямо на уроке географии я избил Вовку. Оказывается, меня, злостного прогульщика и постоянного нарушителя дисциплины, дружно перевоспитывает весь класс.

После Женькиного выступления, которое называлось «Крепкую дисциплину — в каждый отряд», зазвучал вальс Штрауса «Голубой Дунай». Но это меня не успокоило.

Я бросился к радиоузлу. Женька вышел сияющий.

— Да как ты смеешь! — схватил я его за плечи.

Женька ничего не слышал. Он продолжал сиять.

Я бродил по коридору всю перемену и мрачно наблюдал, как от меня все шарахались в разные стороны.

Когда начался следующий урок, я обнаружил, что сижу за партой один. Маша Проскурякова не пожелала со мной сидеть.

— Я все понимаю, конечно, — сказала она, — но ты посиди пока один. Ладно?..

Как-то раз к нам пришли гости — ребята из соседней школы.

Женька Проегоркин знакомил их со всеми, про меня сказал:

— А это наш лодырь, драчун и двоечник, одним словом — хулиган…

— Кто? — удивились гости.

— Хулиган, — с хладнокровием дрессировщика ответил Женька. — Мы его перевоспитываем. Трудная, между прочим, и ответственная работа.

Я схватил с доски мел, подскочил к Женьке и в один миг нарисовал ему длинные белые усы.

— Ты что? — оторопело произнес Женька.

— Я хулиган, — сказал я и дерзко улыбнулся.

— Брось эти шуточки. Не остроумно, — проговорил Женька и стал стирать усы.

Тогда я быстро подправил их и влепил Женьке звонкий щелчок.

— Я хулиган.

Женька попятился.

— Я хулиган, — сказал я вновь и дернул его за нос.

Женька бросился бежать.

Я швырнул в него чернильницей и крикнул вдогонку:

— Я хулиган!

Больше меня… не перевоспитывали, не прорабатывали и не «песочили».

1969

Обыкновенные и не обыкновенные истории

Михаил Зощенко

Леля и Минька

(рассказы из одноименного цикла)

Галоши и мороженое

Когда я был маленький, я очень любил мороженое. Конечно, я его и сейчас люблю. Но тогда это было что-то особенное — так я любил мороженое.

И когда, например, ехал по улице мороженщик со своей тележкой, у меня прямо начиналось головокружение: до того мне хотелось покушать то, что продавал мороженщик.

И моя сестренка Леля тоже исключительно любила мороженое.

И мы с ней мечтали, что вот, когда вырастем большие, будем кушать мороженое не менее как три, а то и четыре раза в день.

Но в это время мы очень редко ели мороженое. Наша мама не позволяла нам его есть. Она боялась, что мы простудимся и захвораем. И по этой причине она не давала нам на мороженое денег.