Мартти Ларни - Памфлеты, фельетоны, рассказы Страница 15

А тем временем, пока Аса Алонцо Аллен сосал виски в своем фургоне, Бенни Замбах поведал пастве волнующую историю своей жизни. Однажды на золотом Западе он мчался на собственной машине. Он был так пьян, что не заметил красного сигнала светофора и переехал двух пешеходов. Когда полиция настигла его, он был способен выговорить лишь одно слово — «аллилуя». Полисмены, приняв Бенни за духовного пастыря, разрешили ему продолжить путь.

— С тех пор я все гоняюсь за Сатаной, — сказал серьезно Бенни Замбах. Как в пьяном угаре, так и в трезвом виде.

Верующая братия восторженно приветствовала Бенни — его окружили фотокорреспонденты. Финские проповедники вручили сильному духом служителю божьему дополнительные дары — бутылку финской водки, серебряный нательный крест, большую финку и молитвенник. Один состоятельный делец, которого тоже укусила религиозная муха, поспешил на помост и заявил:

— Вот это действительно верный способ изгнать Сатану в преисподнюю. Предлагаю провести национальный сбор средств в пользу Аса Алонцо Аллена и Бенни Замбаха. Они настоящие перелетные птицы, которые принесли нам весну. Наш долг помочь им и в приобретении атомных бомб, потому что иначе черта с два мы попадем в райский сад…

За кулисами хор гремел: «Аминь!».

Публика постепенно входила, в раж, а наш служитель музы незаметно бочком выбрался из балагана и понуро побрел прочь. Придя домой и усевшись за рабочий стол, он заметил на окне безобидную комнатную мушку, которая искала выход. Поэт распахнул ставни и выпустил ее на свободу. А затем он едва слышно выдохнул:

«Да здравствует царствие насекомых…»

Специалист

Нью-Джонсон был небольшим идиллическим городком, в котором никогда не рождались великие люди. Там появлялись на свет только младенцы. В городке насчитывалось десять тысяч жителей, тридцать церквей и полсотни кабачков. Добрая половина населения городка родилась пешеходами — им не хватило мест для парковки автомашин. Нью-Джонсон не привлекал к себе туристов, хотя путеводитель превозносил его прекрасные виды и, особенно, его экзотических женщин, обладательниц самых широких бедер и тончайших в мире талий. По официальной статистике, в городе обитали только богатые и только бедные. Одну половину своей жизни бедный люд проводил в одалживании денег, другую в выплачивании долгов. Доходы богатых шли на покрытие четырех основных статей: налогов, платы психиатрам и адвокатам, а также на содержание прежних жен.

Нью-Джонсон славился своим прекрасным климатом, типичным для западного побережья, который поэты сравнивали с мордой молодой лошади: «такой же бархатный, теплый и влажный». Летом жители ходили под зонтами от солнца, зимой от дождя, или же прозябали в вечной тени, подобно кротам и летучим мышам. В городке не было ни одного небоскреба или ресторана со стриптизом, не было в нем и лагеря нудистов или книжного магазина. Мужчины ходили в рубашках, а женщины в прекрасных платьицах размером с мужской галстук. Самый известный филателист города одевал свою супругу в бальный наряд из трех почтовых марок, а мэр города потчевал гостей избитыми анекдотами. Итак, Нью-Джонсон был местом поистине прекрасным для всех его обитателей, кроме почтальонов. Дело в том, что каждый, кто имел собственный дом и сад, имел и собаку. Для сбора неуплаченного собачьего налога городу пришлось учредить пять дополнительных должностей сборщиков налога, форма которых ошибочно напоминала одежду почтальонов. Поэтому-то у последних и была самая опасная в городе профессия. Ежедневно на прием к доктору Фордхему являлось несколько из них с разорванными штанами и следами собачьих клыков на икрах.

В общем, случаи не были тяжелыми. Время залечивало раны, а доктору шел гонорар. Других пациентов у доктора Фордхема почти не было, поскольку он был узкий специалист по собачьим укусам и зуду, вызываемому укусами комаров, Поэтому, естественно, доктор Фордхем любил собак, которые продолжали поставлять ему пациентов.

Однажды жены почтальонов провели совещание, на котором единодушно постановили: а) что их мужья должны сами чинить свои штаны, б) что злых собак должны держать на привязи и в) что почтальонов следует одеть в новую форму — такую, которая не напоминала бы одежду сборщиков собачьего налога, приводящую собак в состояние бешенства. Собрание избрало депутацию из трех дам во главе с г-жей Сандерс, муж которой подвергался нападению собак одиннадцать раз. Депутация нанесла визит вежливости городскому шерифу. Когда разговор коснулся разорванных брюк почтальонов, шериф нашел нужные слова:

— Уважаемые дамы! Ваши жалобы вполне уместны. Обязанности жен заключаются не только в том, чтобы латать мужнины штаны или втирать мазь, прописанную д-ром Фордхемом, в седалищные мускулы своих супругов. Только одинокие мужчины вправе утверждать, что мужчина — глава семьи. Брак напоминает штаны: в верхнем конце они в единственном числе, а книзу уже во множественном, а множественное как раз и правит семейными делами.

— Но не у нас, — заметила г-жа Уайт, которой, говорят, всегда приходилось мириться с волей супруга. — Мой муж презирает демократию. К тому же он всегда так спешит… Ему некогда даже помыть посуду, поэтому он предпочитает есть прямо из котла. Но если он разносит почту, то тут уж он не спешит. Три собачьих укуса — вот сумма его приключений. Надеюсь, что этот счет больше не будет расти.

— Успокойтесь, дорогие дамы, — промолвил шериф, — Обещаю вам при первой же возможности позаботиться о том, чтобы ваших мужей могли впредь только облаять, но не укусить. Итак, дорогие дамы, я предлагаю, чтобы собак отныне держали либо внутри помещения, либо на привязи на улице. Что касается униформы почтальонов, то вопрос будет передан на рассмотрение сената и обсуждение его продлится по крайней мере семь месяцев…

— Семь месяцев! — воскликнула г-жа Уайт. — Мир и то был создан за семь дней.

— Извините, — перебила ее г-жа Сандерс, — мир был создан всего за шесть дней. Седьмой был выходным.

Между женщинами чуть было не завязалась милая перебранка, но шериф возвысил голос и продолжал:

— Уважаемые дамы! Не могли бы мы с вами договориться о том, что мир был создан по меньшей мере второпях, поэтому все время нужны ремонтные рабочие? Я намерен предложить законодательной комиссии, чтобы в Нью-Джонсоне больше не разрешали держать собак на свободе. Если закон пройдет, тогда не потребуется и новой униформы для почтальонов, и отпадет потребность в латании мужских брюк.

— А д-р Фордхем лишится своих пациентов! — злорадно вставила г-жа Сандерс.

Через неделю небольшой городок Нью-Джонсон был объявлен демилитаризованной зоной, или, говоря по-простому, девятьсот двадцать собак города было запрещено спускать с цепи. Болонку надлежало носить в авоське, а более рослых собак водить на поводке. Всем злым собакам полагался намордник.

Это была единственная социальная льгота, которую общество предоставило почтальонам. Но одновременно эта мера лишала доктора Фордхема его практики. Для него жители города вдруг превратились в музейные экспонаты: ими разрешалось любоваться, но трогать их было нельзя. Это был жестокий удар по источнику доходов врача-специалиста. Собакам запретили кусать, а укусы комаров уже не действовали на жертв. По данным медицинской службы, вся мелкая мошкара постепенно гибла от алкоголизма, если ей случалось сосать человеческую кровь. Настали дни, когда на приеме у доктора Фордхе-ма присутствовало не больше двух пациентов. Их болезни были ему не известны, и он отправлял их к другим специалистам.

Но вот недели через три после запрета спускать собак с цепи на прием к доктору Фордхему пожаловал, хромая и охая, почтальон Сандерс. Он жаловался на головную боль, бессонницу, отсутствие аппетита, а также повышенную восприимчивость к свету и шуму. В правом седалищном мускуле он чувствовал нестерпимую боль и вся правая нога была словно разбита параличом.

— Опустите брюки и поднимите рубашку, — приказал врач.

Пациент повиновался, и доктор приступил к изучению причин боли.

— У вас тут воспаленный шрам. Явный след собачьего укуса.

— Верно. Сюда приложилась одна шавка. Но с той поры прошло уже недели четыре.

Врач покачал головой:

— Дела плохи. Собака заразила вас опасным вирусом, инкубационный период которого тянется до десяти и даже до двенадцати недель. У вас не было судорог или припадков бешенства?

— Да… Живот сводило… А сегодня я пришел в ярость, когда жена призналась, что подрезала мозоли лезвием моей бритвы… А мне бриться нечем было.

— Сильно потеете, и слюны выделяется больше обычного?

— Потею, как котелок с водой, который женка ставит на электрическую плитку… А слюны набирается во рту столько, что и проглотить не успеваешь.