Чевгун Федорович - Если можешь – беги… Страница 16

– Всем, – коротко ответил гость. – У меня ведь на Сахалине тоже есть… свои интересы!

…В тот день Крашенников с утра собирался ехать в Корсаков. Там, в межрейсовой гостинице для моряков, он должен был встретиться с человеком, про которого Каратов однажды сказал: "Это мои глаза и уши. Ты думаешь, Макс, пограничники случайно у Гарца восемнадцать тонн креветки тормознули? Как бы не так! Случайно только в лотерею можно выиграть, да и то – десятку, не больше…".

У гаража Крашенникова остановил какой-то парень с пакетом в руке.

– Прокладки не нужны? Японские! Для блока цилиндров. Дефицит! – парень глядел на Крашенникова веселыми, чуть хмельными глазами.

Что с того, что Крашенников работал в КГБ? От дефицита и комететчик не откажется!

– За сколько продаешь? – спросил Крашенников, подходя к парню.

– Да по дешевке. За бутылку!

– Ну, покажи…

Парень сунул руку в пакет и тут же ее вынул – с баллончиком "черемухи". Крашенников, ослепленный струей газа, успел еще прижать ладони к лицу, отшатнулся от парня…

И больше ничего не успел сделать.

После убийства Крашенникова Каратов понял: дело приобретает серьезный оборот. Но быстро взял себя в руки. Долго оставаться в бездействии он не мог.

– Поедешь в Корсаков, – сказал он Бацаю. – Зайдешь в межрейсовую гостиницу для моряков, встретишься там…

Бацай поехал в Корсаков.

Это была ошибка. Бацай был известен в портовом городе. Люди Гарца сумели выяснить, с кем именно Бацай встречался в гостинице. И в тот же день донесли об этом Гарцу.

Дня через два после этого в гостинице случилась пьяная драка. Среди моряков, перебивающихся от рейса к рейсу на чужие деньги, это в порядке вещей. В одной из комнат приехавший по вызову наряд милиции обнаружил труп. Кто же убил матросика? Не известно!

Ищи, опер, ищи…

"Как там у классика? "Мысль изреченная – есть ложь"? Кажется, так… В таком случае, что же тогда – мысль неизреченная? Правда, только правда и ничего, кроме правды? Сомнительно, конечно, но, как одна из версий, сойдет…

Для меня неизреченная мысль – это цепь ассоциаций. Они цепляются одна за другую и часто заводят бог весть куда. Причем у каждой ассоциации есть своя устойчивая пара. Начнешь думать о Гарце – тут же вспоминаешь Каратова, стоит только вспомнить Фалеева – тут же Крашенников перед глазами стоит…"

Жена толкнула Шитова в бок:

– Ну, ты чего не ешь? Я бутербродов наготовила, а они лежат. Поешь! С утра же ничего… Мы пять часов уже едем.

– Плывем, – поправил Шитов. – В крайне случае – идем.

– Идем, плывем… Какая разница! Ты – ешь… Жаль только, что чая нет, – вздохнула жена. – Сходи в буфет, что ли, хоть воды принеси.

– Какой?

– Да любой: апельсиновой, мандариновой… Только не вздумай там пиво брать!

Ну, далось ей это пиво… Ощущая тяжесть и гудение во всем теле, Шитов потащился по крутым трапам на верхнюю палубу. Было такое чувство, что на плечах не голова, а гиря-двухпудовка. Страшно было голову наклонить: сорвется с плеч – хрен поднимешь!

Пива в буфете не было. И вообще буфет был еще закрыт. Откроется не раньше, чем через час, если верить расписанию. Пришлось возвращаться в каюту с пустыми руками.

– Закрыт. Через час откроется, – сказал Шитов. Достал из куртки сигареты, спички, двинулся в курилку. Тотчас же парень напротив -тот самый, скуластый, вроде бы сильно пьяный, поднялся с кресла и вышел следом.

Шитов успел уже подкурить сигарету и выдохнуть первую затяжку, как в курилку заглянул скуластый.

– Дай огоньку! – попросил он. Пыхнул раз, другой, блаженно выдул дым в потолок – и подмигнул Шитову, будто старому знакомому:

– Вот с кем я похмелюсь сегодня! С тобой, земеля, – весело сказал скуластый. – Да я тебя сразу усек. Вижу, трубы горят у мужика… ну как не помочь? Небось, после вчерашнего головка ва-ва? Ничего, сейчас докурю – и похмелимся. В момент!

– Я не буду, – покачал Шитов головой. – Не хочу.

Что-то удерживало его от мимолетного знакомства с этим скуластым. Но что? Вроде бы парень как парень…

– Да ты не стесняйся! По сто грамм водочки – и хорош… И закусить чем найдется.

– Нет, спасибо.

– А ты все-таки выпей водочки, выпей. Сразу легче станет! – с каким-то особым значением произнес парень. – Не бойся, жена не узнает… Ну, что, принести?

Шитов заглянул скуластому в глаза. Пустые и холодные, они смотрели не на Шитова, а как бы мимо него. Но эти глаза все видели и все замечали – Шитов мог бы в этом поклясться.

– Не буду, – сказал Шитов.

Парень с холодным безразличием затянулся сигаретой.

– Ну, не хочешь – не надо, – сказал он. И вдруг предложил, безо всякого перехода: – А хочешь, анекдот расскажу?

Что-то отдаленное, пьяное, вчерашнее колыхнулось у Шитова в памяти. Но голова гудела, и память отказывалась служить.

– Ну, расскажи, – Шитову было все равно.

– Вот, слушай… Звонят, это, значит, одному мужику по телефону. "Але?" – мужик спрашивает. А ему говорят: "Ваша теща упала в бассейн с крокодилами. Крокодилы выехали спасать…"

Бом-м! Словно колокол ударил у Шитова над головой. Паром… анекдот… Да не это ли имел в виду Валентин, когда рассказывал вчера о сахалинском рэкете?

Шитов почувствовал, как под ключицами будто бы выкачали насосом -пусто, холодно. И тоскливо. Так тоскливо! ("Так вот она какая -тоска смертная!"). А парень курил и смотрел на Шитова, курил – и смотрел…

– Ну, как тебе анекдот? – скуластый подмигнул Шитову своим пустым глазом. – Может, все-таки выпьем? Легче будет!

– Да я и так… Нормально, – пробормотал Шитов. Бросил сигарету в угол и подался из курилки в каюту.

Жена взглянула на Шитова:

– Накурился? Ну, посиди тогда, а я схожу кое-куда…

Жена ушла. Шитов пересел на ее место. Сумка с деньгами стояла чуть впереди и слева от него. Машинально он передвинул сумку к себе поближе.

Только что услышанный анекдот гвоздем торчал у Шитова в голове. Если эта встреча со скуластым – случайность, совпадение, и анекдот к нему, Шитову, не имеет никакого отношения, то все равно… Все равно – странно все это! – думал Шитов, незаметно поглядывая на скуластого. Тот же сидел, как ни в чем не бывало в своем кресле, но уже не как пьяный – скорчившись и положив голову на подлокотник, а как все тверезые люди сидят – откинувшись на спинку кресла, и даже нога за ногу заброшена. А был ли он на самом деле пьяным? -засомневался Шитов. Может, и пьяным-то прикидывался лишь затем, чтобы было не так подозрительно предлагать ему, Шитову, опохмелиться? Вроде бы и тот – с похмелья, и этот… Отчего же не выпить? Опять же, из пьяного хоть веревки вей, особенно если в водку какая-нибудь гадость подмешана…

Шитову показалось, что рассуждения у него – верные. Тем более -этот анекдот… Стал бы его скуластый рассказывать просто так? Он ведь даже не смешной, анекдот" "Нет, это рэкет, – билось и пульсировало в мозгу. – Рэкет, рэкет!.."

БМРТ "Академик Елистратов" стоял на корсаковском рейде – готовился идти на Южные Курилы, а оттуда – в Японию, на Хоккайдо. Накануне была закончена бункеровка судна, а сегодня с утра капитан Кузнецов приехал к Каратову – уточнить кое-какие детали предстоящего рейса.

– Судовая роль при тебе? – спросил Каратов. – Ну-ка, дай, посмотрю…

Длинная колонка фамилий. Год рождения, образование, должность, номер и серия Паспорта моряка… Фамилии как фамилии, должности как должности… Наивно было бы полагать, что у "Камчадала" фамилия, скажем, Камчатский. Или – Камчадалов. Держи карман шире!

– А кто вот этот – Камашко? Он у тебя вахтенным матросом идет. – спросил Каратов. Кузнецов задумался на мгновенье:

– Да с Украины парень… На заработки приехал. Два рейса уже сходил. Нормально работает. А что?

– Да так…

Нет, положительно, "Камчадала" по фамилии искать – все равно, что пальцем в небо тыкать. Эх, Крашенников, Крашенников! И черт тебя дернул в то утро… Впрочем, поздно об этом говорить.

– Когда встречаетесь с Проценко? – спросил Каратов, возвращая судовую роль Кузнецову.

– Двадцать пятого, в "нейтралке", юго-западней Кунашира.

– Через десять дней, значит… Успеет-то Проценко с уловом подойти?

– Я думаю, успеет. Он дал радио – трюма почти полные. Пару-тройку заметов – и под жвак.

– Хорошо, Павел Артемьевич, возвращайтесь в Корсаков… Да, еще, – Каратов встал из-за стола первым, подошел к окну, глянул на городскую панораму. Бросилось в глаза здание городского театра. Видимо, Каратов что-то вспомнил – усмехнулся уголком рта. – Я вот что думаю, – Каратов отвернулся от окна, – Вот, скажем, если моряк… Ну, не моряк даже, а просто какой-то человек… Если он, предположим, родом с… ну, Магадана, Харькова… Как его будут звать на судне?

– А черт его знает! – откровенно удивился Кузнецов. – Да так и будут звать – по имени… Хотя, вот у меня на "Шантаре"… ну, это давно уже было… У меня там боцман ходил в моря, из Одессы, кстати. Так его так и звали – Вася-одессит.