Виктор Емский - Славянские шутки (О нелегкой жизни украинских националистов) Страница 16

Мурзик, стоявший рядом с ним, схватил его под руку и тихо спросил:

— Петруха, что с тобой?

— Все нормально, — ответил Петро, медленно приходя в себя.

Сергей, рассмотрев изображение, вдруг звонко рассмеялся. Окружавшие его соратники недоуменно посмотрели на него, и он, махнув на них рукой, выстрелил взглядом в строй пленных. Его глаза быстро прошлись по первой шеренге, и пошли в обратную сторону. Петро, стоявший во втором ряду, просто зажмурился. Но, услышав следующий взрыв смеха, взглянул на окружающий его мир и встретился взглядом с Сергеем.

Тот, по-приятельски подмигнув своей жертве, отвернул голову в сторону окружавших его военачальников и начал им что-то рассказывать. Но звук разговора вдруг заглушил рев моторов и скрежет гусениц. Из-за угла на площадь выехали три самоходные гаубичные установки.

«Акация» — подумал Петро, вглядываясь в стопятидесятидвухмиллиметровые пушки, торчавшие из башен самоходок. На каждом дуле красовался жуткого вида набалдашник, именуемый дульным тормозом. Москалюк вспомнил веселого эстонского хирурга и ворвался в восхитительный своей бесчувственностью обморок, внутри которого было все равно, что сейчас происходит на свете, с какой речью президент выступает в Верховной Раде и зачем на площадь маленького поселка въехали бронированные чудовища.

Но Мурзик не дремал. Он подхватил обмякшее вдруг тело Петро и хорошенько его встряхнул. Москалюк открыл глаза.

— Ты что? — прошипел Мурзик.

— Все нормально, — слабым голосом ответил Петро.

Вдруг раздался громкий свист и позади строя бабахнуло! Петро почувствовал резкую боль в районе своего копчика и услышал чей-то крик:

— Ложись! Укропы минометами шпарят!

Но было уже поздно. Осознав, что он ранен, Петро привычно потерял сознание и повалился ничком на асфальт. Он уже не видел, как Мурзик, подволакивая поврежденную осколком правую ногу, пытается снятым с себя бушлатом сбить пламя с его горящей задницы, и как Нечипурло бежит к ним с огнетушителем в руках, сдернутым с пожарного щита. Петро находился в состоянии, полном прекрасной бессознательности, и совершенно не желал возвращаться в этот ужасный мир, постоянно атакующий его в самую многострадальную часть тела…

Глава пятая

Февраль 2015-го года. Где-то под Луганском.

Пафнутий, мрачно разглядывая пейзаж, трясся в телеге и в мыслях своих клял отца Серапиона на чем свет стоит. Этот негодяй перестал передавать деньги! Если раньше пожертвования прихожан все же удавалось доставлять в Киев, то за последние три месяца Пафнутий не получил ничего.

Серапион (пожилой благообразный мужчина с хитрыми глазами) объяснял этот факт по-разному. Общался он с Пафнутием записками, которые удавалось переправлять через линию фронта благодаря местным жителям. Телефон его был выключен, а интернетом подчиненный основателя секты пользоваться не умел.

Священник писал, что прихожан становится все меньше и меньше, так как основное население Донбасса сплотилось вокруг православных храмов, принадлежащих Московской патриархии. Отступники валили в эти церкви толпами, а о «Церкви райского блаженства» стали забывать. Но те деньги, которые несли в молельный дом люди, остававшиеся верными общине отца Пафнутия, изымались ополченцами для организации бесплатных обедов нуждающемуся населению.

Пафнутий из богатого жизненного опыта знал — сколько бы население не нуждалось, его все равно не накормишь досыта. А вот себя он забывать совсем не собирался. Кроме того, трезво понимая натуру человеческую, святой отец терзался подозрениями в отношении Серапиона, который обладал жуликоватой внешностью и отличным аппетитом. Поэтому решил разобраться с денежным вопросом сам.

Переодевшись в мирскую одежду, Пафнутий спрятал золотую цепь с крестом под свитер и решил пробраться в Донецк. Один из прихожан привез его на своей машине в какое-то село, находившееся рядом с линией фронта, и договорился с местными жителями о доставке духовного пастыря дальше.

Сельский электрик, которого звали Константином (а прозывали — Костян-драбадан), согласился перевезти попа на сторону, контролируемую ополченцами, но денег за это содрал прилично. И заявил после этого:

— Поедем в телеге. Она шума мотора не издает.

Другого варианта у Пафнутия не было и потому ему пришлось согласиться. Но если б он услышал разговор, который состоялся без его участия и происходил между прихожанином и электриком, то вряд ли б согласился на эту тележную авантюру.

Пока Пафнутий грелся внутри машины, в которой его привезли, прихожанин (старый хрыч набожного вида) за углом хлева общался с электриком.

— Ты что, сдурел? — удивлялся Костян. — Ты зачем сюда ехал? Твоему попу в Донецк надо!

— Так здесь же рядом, — отвечал старый хрыч.

— Где рядом? — удивлялся еще больше электрик. — Это же Луганская область! Тут до Луганска — рукой подать. А Донецк в другой стороне находится…

— А я думал, здесь все вместе расположено, — чесал затылок прихожанин. — На глобусе, понимаешь, натыкано… Ну, ничего страшного. Главное, переехать на ту сторону. А там святой отец доберется как-нибудь. Мир не без добрых людей. Помогут…

— Пень ты старый! — констатировал Костян. — Чему тебя в школе учили?..

С финансовой стороной вопроса было тоже не все в порядке, потому что электрик за доставку запросил триста долларов.

— Да тут же ехать всего три километра! — возмутился Пафнутий.

— Правильно, — согласился Костян. — Каждый километр — сотня. Дело не в расстоянии. Дело в состоянии. А состояний у тела может быть только два: живое и мертвое. Хочешь доехать живым — плати. Да и то… Мало ли — тьфу, тьфу, тьфу…

Пафнутий вынужден был заплатить, сколько потребовалось.

Костян спрятал полученные деньги в ширинку своих ватных штанов и предложил священнику переодеться.

Свое пальто и норковую шапку святой отец сложил в чемодан, который Костян засунул в сено, служившее подстилкой, а сам переоделся в ватник, выданный ему возницей. На голову священника водрузили старую милицейскую шапку-ушанку без кокарды, а ноги обули в валенки. И с этим тронулись.

Старая замызганная лошадь еле тащилась по грунтовой дороге. Костян ее не погонял по той причине, что делать это было бесполезно. Быстрее двигаться она не могла не только физически, но и биологически. Мороз не беспокоил лицо отца Пафнутия, так как от холода его защищала добротная седая борода. Зато ляжки стали мерзнуть ощутимо.

Костян, дергая в нужных местах вожжами, периодически нырял рукой в пазуху, что-то из нее доставал и булькал горлом. Через некоторое время Пафнутий заметил, что от головы возницы начали исходить тонкие струйки пара. Он спросил:

— Сын мой, чем это ты там булькаешь?

— Я не твой сын, — ответил Костян, не оборачиваясь. — Я православный.

— Бог один, — сообщил святой отец.

— Я знаю, — кратко согласился возница.

— А раз так, то он велел делиться, — резюмировал Пафнутий.

Костян подумал немного и решил, что попутчик его прав.

— Ладно уж, — сказал он. — Холодно сегодня. Садись рядом.

Пафнутий живо перебрался вперед, уселся справа от электрика и взял в руки протянутую ему армейскую фляжку.

— Хлебай смело, — разрешил Костян. — У меня еще есть.

Пафнутий хорошенько отпил из горлышка и заперхал обожженным горлом.

— Это спирт? — просипел он.

— Не, — ответил Костян. — Самогон. Но крепость у него — семьдесят два градуса. Для себя же делаю. Как можно разбавлять?

— Ага, — ответил святой отец, пытаясь отдышаться.

— Вот только закусить ничего нету, — продолжил разговор Костян. — Надолго же не собирался. Скоро приедем. Главное — на разведчиков не нарваться.

Электрик сам приложился к фляге, привычно булькнул горлом и спрятал сосуд в пазуху. У Пафнутия почему-то вспотели пальцы на ногах, и ему вдруг захотелось, расстегнув верхнюю пуговицу ватника, запеть арию из какой-нибудь оперы.

— По асфальту если ехать, упремся в блокпост, — начал рассказывать Костян. — Нас там в любом случае не пропустят. Хорошо, если живы останемся… Стоят на этом блокпосту бандеровцы из батальона территориальной обороны под названием «Паляныця». Во время гражданской войны бандиты этим добрым хлебным словом проверяли людей на национальную принадлежность. Сказал правильно — украинец. Проговорил «Паланица» — москаль. Значит — пулю в затылок. И не имело значения, красный ты, белый или зеленый…

— Так может, нам надо было ночью ехать? — поинтересовался Пафнутий.

— Ты что? — удивленно воскликнул Костян. — Ночью они стреляют, не разбираясь. Тень увидели — бах! На фиг надо так рисковать? Ничего. Мы по проселочку проедем. Во-он за той рощей уже территория ополченцев. Там ты уж как-нибудь сам…