Сергей Прокопьев - Сорок бочек арестантов Страница 17

— Кто? — навела дуло на дверь.

— Там дед с девочкой идут.

— Какой дед?

— Инвалид на протезах.

Это уже теплее.

— С ним девочка Юлька.

Боже мой! Откуда? Как? Что случилось?

В изложении деда Петро события развивались следующим порядком.

Машина в тот период стояла на приколе, туда-сюда электричкой добирались. По возвращении домой дед Петро отпустил Юльку погулять перед подъездом, сам прилег.

— Уставши был, — объяснял дочери.

— Знаю твое «уставши»! Принял с мужичками на грудь, так и говори!

— Никак нет, расстреляй меня комар! — не сознался дед. — Очень притомился в электричке.

Отдохнувши после усталости, проснулся и запаниковал от чувства ответственности за данное поручение. Внучку в садик пора вести. У них заведующая — зверь, страх как не любит опозданий. С максимальной скоростью протезных ног выскочил во двор, схватил Юльку, которая возилась в песочнице. Елена сто раз повторила: «Смотрите, не опоздайте! Устала из-за вас замечания выслушивать. Неужели нельзя пораньше выходить!»

Примчались в садик, там закрыто.

Дед Петро поначалу перепугался: «Опять опоздали, расстреляй меня комар!» Потом успокоился, состояние детского дошкольного учреждения говорило само за себя — не работает. Ни тебе детских голосов, ни командных воспитательских. Беззвучная тишина.

«Карантин», — поставил диагноз ситуации.

В таком разе, решил, делать в городе нечего. Надо ехать на дачу, помогать Елене собирать клубнику. Как раз скоро электричка.

В пути делать нечего, Юлька принялась развлекать деда:

Наша Таня громко плачет,

Уронила в речку мячик!

Тише, Танечка, не плачь,

А то будешь там, где мяч.

— Где только гадостей набираешься? Мать услышит, задаст перца!

— Ванька Манякин в группе рассказал. А знаешь, что такое любовница?

— И че? — заинтересовался дед познаниями внучки в семейных передрягах.

— Когда у дяденьки есть жена, а он еще одну тетеньку любит.

— Тоже Ванька научил?

— Ага! — радостно подтвердила догадку Юлька. И дальше деда пытать. — Секс, знаешь, что такое?

И, будучи уверенной в дремучести собеседника, сразу сообщает:

— Это когда дяденька с тетенькой ложатся в кровать и трахаются.

— Я твоему Ваньке уши оборву по самую задницу, когда карантин закончится. И ремнем отхожу. Не побоюсь воспитательниц и другое начальство! Куда они только смотрят?!

Короче, не скучают в дороге старый да малый. Ведут развлекательно-воспитательные беседы. И вдруг дед Петро, глянув в окошко вагонное, начал сомневаться во времени суток. Солнце должно задорно подниматься над лесами и полями, оно устало к горизонту жмется.

И спросить не у кого, в какую сторону светило путь держит: кроме пустых скамеек, в вагоне одна бабка находится со стервозным видом. Обратись к такой, обзовет при внучке алкашом, который день с ночью не соображает.

Прилип дед к окну, следит за движением солнца, куда оно наладилось? Под купол неба? Или за край земли?

И как ни хотел, дабы сбылось первое, как ни подгонял: «Ну, давай, иди вверх!» — расстояние между горячим шаром и горизонтом не увеличивалось, а наоборот…

— Дед, знаешь, что такое трахаются?

— Отстань ты, банный лист! Я запутался — утро или вечер сейчас?

— Какая разница?

Разницы деду Петру, неработающему пенсионеру, и Юльке, дошколятнице, не было никакой. Кабы не существенное обстоятельство: последняя вечерняя электричка до дач не доходит шесть километров.

«Заночуем в поселке, — постановил дед Петро, окончательно убедившись, что на дворе вечер, в ночь переходящий. — Где мы, разведчики, не пропадали».

Слишком хорошо разведчик подумал о поселковских. Те ненавидели дачников лютой ненавистью. Жили, горя не зная, многие годы. Сами по себе. Что хочу, то и ворочу. Вдруг полчища чужаков нагрянули.

Вокруг поселка до горизонта нарезали дачных участков. И закатилось тихое счастье. Машины снуют. Электрички толпами народ туда-сюда возят. Жизнь, как на вокзале.

Отсюда попытки деда упроситься на ночлег кончились плачевно. Даже наличие внучки не разжалобило аборигенов. А вокзальчик на ночь закрывался.

— Стрелять вас надо, куркулей! — заругался дед.

— Что такое куркуль? — спросила Юлька.

— Сволочь! И хватит вопросов, пошли к мамке!

Оно шесть километров пустяк для летнего времени. Не зимой в мороз. Правильно, если свои ноги, не протезы. И темнота сгущается. Как только солнышко, порядком подкузьмившее в этот день, зашло, сразу тучки набежали, весь небесный свет закрыли.

Дед, старый разведчик, не растерялся, принял единственно правильное решение — идти вдоль железной дороги. Рельсы блестят, путь указывают.

Юлька, внучка разведчика и дочь мамы-туристки, держится молодцом, не капризничает, наоборот, деда развлекает:

— Дед, знаешь, почему сначала видим молнию, а потом гром гремит? Ага, не знаешь! Потому, что у нас глаза впереди, а уши сзади.

Двигались они с такой скоростью, что пройденное расстояние увеличивалось в час по чайной ложке, соответственно — предстоящий путь уменьшался в таком же объеме. Протезы они ведь не родные ноги, сами не передвигаются, волочь надо.

Когда Елена, оповещенная ночным посетителем о путниках, бредущих из последних сил на дачу, прибежала к ним с ружьем на плече, картина имела следующую композицию. На Юльке висел до пят пиджак деда. Температура окружающей среды стояла на прохладной отметке. Дед в майке передвигался на четвереньках. Бодрости в протезах не осталось. Сам бы давно завалился где-нибудь под насыпью в кустах и спал бы до утра. Старому разведчику не привыкать. Но Юлька… Поэтому, вспоминая военное прошлое, сотни километров исползал в тылу врага, передвигался на четвереньках. Под майкой характерно оттопыривалось.

— Ты еще и пьешь! — заругалась Елена.

Поллитровку дед купил в поселке, когда отчаялся устроиться на ночлег.

— Смотри, — достал бутылку, — только, расстреляй меня комар, для поддержания сил, всего граммов семьдесят пять выпил. Не соображаю, думаешь, че ребенок на шее?

Соображал, отпил не больше названных граммов.

— Ты зачем потащился сюда? Че стряслось?

— Дак, думал утро, оно — вечер, садик закрыт…

— И Юльку в этом грязном платье в садик повел?

— Че грязное-то?..

— Мам-мам, а дед не знает, что такое секс!

— Она у тебя, Ленка, такая умная стала. Пора ремешком поучить по одному месту.

— Вас бы обоих ремешком пора!

— А меня за что? — закапризничала Юлька.

Елена не стала пояснять проект приговора, взяла дочь на руку, отца под руку, и пошла троица с ружьем на женском плече в сторону частной собственности, громко именуемой дачей.

БРАСЛЕТ С КОТЯТАМИ

СОРОК БОЧЕК АРЕСТАНТОВ

«Эх, сорок бочек арестантов, — чешет Вася Елистратов затылок, — квасил же я когда-то».

Истинно — бочки с арестантами, как спиртные напитки употреблял. И не по обычной схеме: трое мужиков сгоношились, осадили одну-две бутылки и рассосались. Нет, Вася перебежками любил. Скачкообразно. Выпьет с одной компанией стакан, все — надо менять коллектив вокруг поллитровки. Не по причине неуважения собутыльников, а такой по жизни. Распрощается «по ручке» и закусил удила куда подальше. К друзьям или знакомым, или просто — у магазина… В итоге перемен декораций и действующих со стаканом лиц мог в «вытрезвоне» очнуться, а то и похлеще…

Поначалу от одной бутылке к другой в своем уме скачет, потом на автопилоте. Как-то в момент обратного переключения у Васи челюсть отвисла: что за сорок бочек арестантов? Ночь темная. Поле чистое. Под ногами дорога. И ни души, ни огонька. Ау, люди, где вы? Домой хочу.

Вдруг машина.

— Земляк, — взмолился Вася, — Омск-то где?

— Ты че, — вытаращил глаза шофер, — с луны упал?

— Не исключено, сорок бочек арестантов.

Откуда ноги растут в питие перебежками — трудно сказать. Может, Вася родился землепроходцем. Ему надлежало покорять полюса, гонять на собаках и велосипедах по суше, на лодках бороздить океаны. Жить с рюкзаком за плечами и компасом в кармане. Как те бородачи, что домой заскакивают раз в год ванну принять, в телевизор потаращиться, убедиться по новой: жизнь городская — скукота несусветная, и опять, вереща от радости, сунуться в какую-нибудь дыру-пещеру. Возможно, Вася таким же колобродом замышлялся, но что-то подломилось в его программе и вместо путешественника стал сварным. Классным, кстати, но все равно это не скалы, джунгли и саванны. Посему стоило Васе приложиться к стакану, как тяга к перемене мест жгла пятки.

Такие сорок бочек арестантов.

Однажды они с водой были. После перебежек от одного стакана к другому среди ночи врубился в окружающую действительность, а она мокрая… Стоит по грудь в реке. И не понять, что к чему? На другом берегу огоньки деревенские. Невдалеке бакен. Волнишка плещет. Сам при полном параде — в брюках, пиджаке… Какие бесы-балбесы загнали в водную стихию?