Виктор Шендерович - Неснятое кино Страница 17

– Ну что же, – усаживаясь за их столик, осклабился Роман Юрьевич. – Молодой мужчина, красивая девушка… Учитель и ученица… Это так романтично.

Степан, принеся кофе, щелкнул зажигалкой. Роман Юрьевич, прикурив, жестом отправил его на все четыре стороны и повернулся к Деветьярову:

– Маэстро, вы не позволите мне поговорить с вашей дамой наедине?

– Это ваша дама, – вставая, светски улыбнулся Деветьяров и отошел к стойке бара.

– Андрюша, коньячку? – спросил бармен.

– И побольше, – ответил тот. На лице Деветьярова все еще стояла резиновая улыбка.

– Ага, ага, – сказал Шленский. – То, что надо.

Веснина, как первый раз в жизни, рассматривала свое отражение в зеркале. Позади стояли парикмахер и косметолог Катя.

– А если еще глаза – в сторону Востока? – предложил Шленский. – Чуть-чуть, а?

– Попробуем. – Катя, стоя за спиной у Весниной, двумя пальцами аккуратно растянула ей глаза к ушам. – Ого! Просто мадам Баттерфляй!

– Андрюша! – окликнул Шленский вошедшего Деветьярова. – Нравится девушка?

– Аск, – ответил Деветьяров.

– Ну, пошли, – сказал Шленский. – Мата Хари!

В холле с зеркальной стеной модельер Аркадий, смуглый человек, одетый, пожалуй, с излишним изяществом, готовил девушек к «строевому смотру». Войдя, Шленский сразу встретился глазами с обернувшейся от зеркала Кузнецовой – и они в открытую улыбнулись друг другу.

– Леонид Михайлович! – бросилась под защиту режиссера Оленька Шефер. – Скажите ему: мне плохо с оборками, это не мой стиль, совсем не мой…

– Не говори при мне этого слова! – закричал от зеркала Аркадий. – У тебя нет стиля! Твой стиль – тряпочки-рюшечки!

Шефер зарыдала, размазывая тушь по щекам. Веснина тут же бросилась к ней обниматься и утешать.

– Дура! – завопил Аркадий. – Я придумал тебе стиль! Постой, посмотри на себя внимательно. Черышева! Не смей делать выше!

– Почему вы прячете мои ноги! – возмутилась Черышева. – Вам не нравятся – не смотрите! Вот как надо! – И она подняла юбку еще на десяток сантиметров.

– И на панель, на панель! – заорал Аркадий.

– Спокойно, девушки! – попросил Шленский.

Рыжая Стеценко заржала. Модельер вспыхнул, и Шленский, указав на костюмы, тут же замял оплошность:

– Аркадий! Класс!

Аркадий поправил очки и скромно улыбнулся. Деветьяров, вытянув ноги, молча наблюдал из кресла процесс преобразования девушек.

– Аркадий, а если еще у´ же? – спросила Даля.

– Упадешь, – сказал Аркадий.

– Не упаду, – сказала Даля. – Смотрите. – И прошлась. – А?

– Саша! – позвал Деветьяров. – Можно тебя на секундочку?

– Момент! – Жукова поправила платье на небольшой, но эффектной груди и, поставленным шагом подойдя к Андрею, остановилась возле его кресла и неотразимо улыбнулась.

– Очень здорово, – сказал он и, протянув руку, по-хозяйски провел ею по спине и бедру девушки.

– Что такое? – напряглась Жукова.

– Прости, привычка, – ответил Деветьяров. – Скажи, Сашенька, ты каждый раз, когда мы с тобой трахались, об этом докладывала?

– Когда мы с тобой, то не каждый, – просто ответила Жукова.

– Ну, спасибо, – сказал Деветьяров.

– Всегда пожалуйста, – ответила Жукова и, резко повернувшись, пошла к зеркалу.

– Леонид Михайлович! Посмотрите.

Шленский обернулся.

– Хорошо? – спросила Кузнецова.

Шленский строго и внимательно осмотрел ее, но не выдержал собственной игры и улыбнулся:

– Очень.

Кузнецова, расправив платье, вдруг с визгом закружилась вокруг себя.

– Тихоня-то наша, – заметила Лаврушиной Стеценко, – совсем взбесилась.

– Елена, – официальным тоном осведомился Шленский, – Елена, в чем дело?

«Не ска-жу», – одними губами ответила она.

– Леня, Андрей! – В дверях стоял телохранитель. – Роман Юрьевич сказал: скорее переодеваться – и в автобус.

Шленский в недоумении посмотрел на Степана.

– Итальянец прилетел, – сказал Степан – как всегда, безо всякого выражения.

Автобус остановился у Хаммеровского центра. Они прошли мимо швейцара и остановились, рассматривая это великолепие.

– Ну, сеньориты, – голосом гида объявил Деветьяров, – приплыли. Наш общий итальянский папа живет здесь и мечтает увидеть своих дочурок. Напоминаю: «спасибо» по-итальянски «грациа», а «макароны» – «спагетти».

– А как по-итальянски: «Папа, возьми меня с собой»? – спросила Стеценко.

Двери лифта открылись. Шленский и Роман Юрьевич пошли по широкому коридору, глядя на номера апартаментов.

– Это главный спонсор, – на ходу инструктировал Роман Юрьевич. – Его зовут Никколо Берти, господин Берти. Говорить ничего не надо, надо стоять и кивать головой. Все давно согласовано.

– Что?

– Не бери в голову. Будет о чем спрашивать – не волнуйся, отвечай спокойно.

– Да я вообще спокойный, – сказал Шленский.

Роман Юрьевич кинул на него внимательный взгляд.

– Это пройдет, – заверил он.

Дверь открыла улыбающаяся женщина в больших очках.

– Господин Берти ждет вас.

Итальянец стоял в проеме дверей.

– Бон джорно! – радостно воскликнул Роман Юрьевич и, осклабившись улыбкой, вошел с протянутой навстречу рукой.

Женщина закрыла дверь за Шленским, и из-за двери понеслись звуки плохой английской речи: то с итальянским акцентом, то с отечественным. Но ненадолго: дверь снова открылась, и Роман Юрьевич быстро пошел обратно к лифту.

– Господин Берти слышал много хороших слов о вас и хотел бы узнать о ходе работы над финальным шоу. – В отсутствие Романа Юрьевича разговор шел на родных языках, через переводчицу.

– Работа идет нормально, – ответил Шленский. – Надеюсь, результат понравится господину Берти.

– О’кей, – выслушав переводчицу, сказал итальянец и снова перешел на родной язык.

– Господин Берти надеется, что в программе шоу найдется место для показа его работы, – перевела женщина.

– А что выпускает фирма господина Берти? – поинтересовался Шленский.

Этот бестактный вопрос женщина переводить не стала, а быстро ответила сама:

– Белье. Нижнее белье.

Итальянец закивал головой и радостно опробовал звучание иностранного слова:

– Бель-е!

В апартаменты, пригнанные Р.Ю., стаей овечек уже входили девушки.

– Я должен подумать, – уклончиво ответил Шленский.

– О’кей, – сказал господин Берти и что-то крикнул по-итальянски.

Из соседней комнаты появился молодой человек. Увидев девушек, произнес интернациональное «о-о!», нежно пододвинул за талию стоявшую с краю Лаврушину, улыбнулся Деветьярову и вышел из номера.

– Господин Никколо Берти! – радостно представил итальянца Роман Юрьевич.

Он выглядел добрым Дедушкой Морозом.

– There are our beauty…

– О, how pretty… – сказал господин Берти, разглядывая их с тем выражением удовольствия на лице, какое бывает у человека, прикупившего нечто изящное.

Молодой итальянец вернулся с огромным полиэтиленовым мешком и по знаку господина Берти вывалил из него на ковер с полсотни разноцветных ночных рубашек.

– Это презент, – перевела женщина. Господин Берти ободряющим жестом указал на кучу своего товара внизу. – Это ваше, – перевела женщина.

Через несколько секунд восемь девушек с радостным визгом ползали по ковру у их ног.

Выпитое за ночь подействовало по-разному. Шленский был тих и печален, Деветьяров – мрачен и зол.

– «Зо-олушки», – передразнивал он. – «Бал во дворце-е-е…» Шмары!

Он пнул ногой стул, и тот повалился набок.

– Не буянь, – сказал Шленский.

– Ага! – крикнул Деветьяров. – Тебе лишь бы все тихо. «Я поду-умаю». Дипломат! «Не буянь»… А я буду буянить! – Он попытался свалить пинком кресло, но оно лишь отъехало по ковру. – Я русский. Мне обидно! – выкрикнул Деветьяров.

– Ну да, а я еврей, – сказал Шленский.

– Ты – еврей, – согласился Деветьяров.

– И мне – не обидно? – спросил Шленский.

– Прости. Я не о том. – Деветьяров нежно похлопал друга по шее и налил. – За дружбу народов!

Шленский сделал кулаком «рот фронт».

– …Кроме итальянского! – закончил Деветьяров.

– При чем тут итальянец? – взвился Шленский. – Что ты пристал к итальянцу!

– Сука! – крикнул Деветьяров. – Он смеялся, пока они ползали!

– Правильно смеялся! – закричал и Шленский. – Что ему, плакать, что ли? Это нам надо плакать… А!.. – Он махнул рукой. – Давай!

Они выпили, не чокаясь.

– Еще раз вступишься за итальянца – я тебя ударю, – предупредил Деветьяров, подчищая ложкой остатки баклажанной икры из банки. – Понял?

– Понял, – сказал Шленский. – Не скреби так, башка болит.

– Извини, – сказал Деветьяров. – Я хлебушком…

– Девчат жалко, – вдруг сказал Шленский.

– Что-о? – спросил Деветьяров. – Кого?

– Девчат.

– Они шмары, – отрезал Деветьяров.

– Они несчастные, – сказал Шленский. – Они бедные маленькие «совки».