Лев Гурский - Роман Арбитман: биография второго президента России Страница 17

«Кто такой господин Арбитман и чем он опасен, мы слишком долго понятия не имели, — самокритично замечал впоследствии лидер российских коммунистов Геннадий Зюганов в книге «Драма власти», — а потому и оказались не готовы к его быстрому выдвижению в первый ряд ельцинской правящей камарильи. Президент просто взял и вытащил своего ставленника, словно чертика из табакерки, а наши активисты, закаленные в схватках с Гайдаром и гайдарятами, не сумели быстро перестроиться. Ведь чисто формально на совести Арбитмана не было ни либерализации цен, ни разбазаривания общенародной собственности, ни развала армии, ни дефолта, ни хотя бы расстрела парламента — никакого простора для наших партийных агитаторов… Чем он там под крылом у Ельцина занимался все эти годы? Какие груши околачивал? Мы не знали».

«В начале 90-х годов мне приходилось курировать решение множества мельчайших вопросов, — рассказывал сам Роман Ильич в интервью «Коммерсанту». — Эмблемы. Значки. Визиты. Я, например, убивал неделю на дизайн президентского штандарта или на согласование с высшими иерархами РПЦ даты гастролей в Москве и репертуар певицы Мадонны. Или, скажем, я три дня уламывал Олега Сосковца (в ту пору вице-премьер правительства РФ. — Л. Г.) не заказывать Гознаку сторублевые купюры с Иоанном Грозным на одной стороне и академиком Сахаровым — на другой. В конце концов мы с Олегом Никифоровичем договорились заменить Грозного на Пушкина, а Сахарова на Лермонтова… Потом у пермской фабрики Гознака очень вовремя закончился нужный краситель, вопрос под-вис, а затем я тихо-тихо спустил его на тормозах… Вот из таких примерно мелочей и складывались мои трудовые будни».

Будущий второй президент России явно преуменьшает масштабы своей тогдашней деятельности: сохраняя скромный статус «помощника по регламенту и общим вопросам», Арбитман принимал участие в выработке едва ли не всех значимых решений главы Верховного Совета РСФСР (позже — первого президента России), включая подбор кадров и выработку стратегии СМИ в период подготовки к июньским президентским выборам 1991 года. «Мелочи», которыми приходилось заниматься, подчас оказывались определяющими.

В автобиографической книге «Хождение во власть. Круг второй» Анатолий Собчак без утайки рассказал, в частности, о том, как Роман Ильич помог ему придумать и растиражировать хлесткое определение Николая Рыжкова как «плачущего большевика» — «формулу, убившую даже малейший шанс для экс-премьера СССР избраться президентом РСФСР, поскольку слабых не любят».

Примечателен также вклад Романа Ильича в разработку нового имиджа Анатолия Чубайса: именно Арбитман еще в начале 90-х годов настоятельно посоветовал стилистам главы Госкомимущества превратить обладателя огненной шевелюры в блеклого блондина: к бывшему «проклятому рыжему» сразу стало труднее цепляться, и критика «грабительской приватизации» быстро сошла на нет…

Нельзя сказать, что никто из ближайшего окружения Б. Ельцина не понимал истинной роли Романа Ильича. Острее многих это ощущал, например, госсекретарь (в 1991–1992 годах) Геннадий Бурбулис, назначенный молвой на должность «серого кардинала» при Ельцине. В 1993 году Геннадий Эрастович не без раздражения говорил своему канадскому биографу Максу Роузу, что ему в Кремле все время «урезают властные полномочия» и все чаще «делают его мальчиком для битья» — в то время как «Б. Е. носится с этим саратовским парвеню и советуется с ним ежедневно, включая выходные и праздники, а ведь у него даже нет базового философского образования — про ученую степень я уж даже не вспоминаю…»

Другой оппонент Романа Ильича, А. Коржаков, вплоть до самого 1996 года не терял надежды оттеснить Арбитмана от президента, открыв тому, наконец, «истинное лицо» его нового помощника. «Легко заметить, — пишет Коржаков в своих мемуарах, — что всякий на его месте был бы уволен и за куда меньшую провинность; этому же — все нипочем, даже очевиднейший и глупейший промах с лоббированием Александра Руцкого, которому мы впоследствии обязаны были октябрьскими беспорядками 1993 года».

На этой важной теме следует задержаться подробнее, хотя вина за октябрь-93, конечно же, ложится на плечи не одного Руцкого. В своей книге Р. Медведев уверяет читателей, что «выбор капитана 2-го ранга Руцкого на роль вице-президента — чисто ельцинское решение и ельцинский же промах», однако эту кандидатуру действительно предложил Арбитман. И выбор был безоговорочно одобрен будущим первым президентом России.

«Александр Иванович Руцкой был просто создан для избирательной кампании, — вспоминал Ельцин в «Записках президента». — Он как будто родился специально для того, чтобы быть запечатленным на глянцевых цветных плакатах, участвовать в телетрансляциях, выступать перед большим скоплением народа. Красавец, подводник, Герой Советского Союза, говорит резко и красиво, мундир сидит, как влитой. Одним словом — орел! Женщины средних лет будут просто млеть от восторга при виде такого вице-президента!»

Книга Ельцина впервые увидела свет в ту пору, когда еще не все факты недавнего прошлого можно было обнародовать. Ни Бурбулис, ни Гайдар, ни Лобов, ни даже начальник охраны Бориса Ельцина не знали всей подоплеки. Лишь теперь, свыше полутора десятилетий спустя, читателю «Записок президента» приоткрывается истинный смысл бесхитростной, на первый взгляд, ельцинской фразы: «Идея сразу понравилась мне своей полной неожиданностью».

Многое проясняется при обращении к полному тексту мемуаров А. Руцкого «О нас и о себе» (книга эта, теперь уже безо всяких купюр, готовится к печати в одном из московских издательств).

«Когда январским утром 1993 года мы с Лешей оба вошли в кабинет президента, там были только Ельцин и Арбитман, — вспоминал Руцкой. — Президент России, поздоровавшись, первым делом спросил у нас: «Не забоитесь, орлы?» Я расправил плечи, а Леша картинно щелкнул каблуками. У брата получилось куда эффектнее, чем у меня. Оно и понятно — артист!..»

Глава III

Руцкой доигрался

О том, что у вице-президента России капитана 2-го ранга Александра Ивановича Руцкого есть брат-близнец Алексей Иванович — актер Воронежского ТЮЗа им. А. Кольцова, — не знал никто из ближайшего окружения Ельцина, кроме самого Ельцина, Арбитмана и, конечно, обоих Руцких. Секрет удалось сохранить благодаря особому стечению обстоятельств: придя в театр в 1984 году, актер взял себе сценический псевдоним «Балуев», а в его репертуаре изначально преобладали роли, требующие обильного пластического грима (Дед-Мороз, Иван-царевич, Муми-тролль, царь Салтан, Крокодил Гена, Емеля, Медведь, Репка), да и юная публика, по счастью, не разбиралась в политической физиогномике.

«Леша почти девять сезонов подряд играл роли в детских сказках и все эти годы мечтал о Макбете или Ричарде III, — вспоминал Александр Руцкой. — Но Арбитман предложил ему кое-что получше. Кто мог подумать, что это окажется последней его ролью?»

Отмотаем киноленту событий чуть назад. Еще весной 1991 года Роман Ильич догадывался: у будущего первого президента России очень скоро начнутся проблемы с его Верховным Советом. Главный орган представительной власти РСФСР был избран еще по советским правилам и на две трети состоял из демократических маргиналов, популистов без твердых убеждений и убежденных коммунопатриотов старой закалки. Публицист Леонид Радзиховский в газете «Взгляд» позже не без ужаса писал о том, что немалую часть Верховного Совета РСФСР «составляли просто городские сумасшедшие».

Эта бомба на Краснопресненской набережной могла рвануть еще летом 1991 года. Однако мощная харизма Ельцина и его неоспоримая победа на президентских выборах поутихомирили страсти внутри парламента, и деструктивная энергия ушла вовне — на перетягивание каната с лукьяновским Верховным Советом СССР, на дележ полномочий и на перетряску регламента. Августовское напряжение и послеавгустовская эйфория тоже отсрочили взрыв. Но бомба тикала, и с каждым месяцем все громче и громче.

К середине 1992 года даже ельцинского авторитета не хватало на то, чтобы сдерживать массовые депутатские фобии. Парламент пошел вразнос. «Каждый следующий съезд становился зрелищем не только удручающим, но и жутковатым: масштаб озлобления, ораторской неуважительности к Ельцину, нестерпимое желание оскорбить, унизить общенародно избранного президента вряд ли имеет схожий пример в какой-либо стране», — замечал автор книги «Хроники времен «царя Бориса» (1996) писатель и публицист Олег Попцов.

Неумолимы депутаты были и к правительству России. «Гайдаровскую «шоковую терапию» следовало бы проводить человеку с внешностью Арнольда Шварценеггера, повадками клубного вышибалы и народным лексиконом портового грузчика, — читаем у М. Такера. — В этом случае парламентариев можно было бы переорать, утихомирить страсти ударом ботинка о трибуну, а кому-нибудь особо пылкому хаму просто взять и публично набить физиономию. Но Егор Гайдар не был ни Шварценеггером, ни даже Жириновским. Сильная воля и.о. премьера России была скрыта за его обманчивой мягкостью, неистребимой тактичностью и профессорской учтивостью, которые действовали на аудиторию, словно красная тряпка на быка. Ельцин поручил Роману Ильичу хоть как-то скорректировать имидж главы правительства, но за краткий срок Гайдар, как ни старался, не сумел изжить приобретенные с детства интеллигентные манеры. Все попытки Арбитмана отучить Гайдара от словечка «достопочтенный» и приучить хотя бы к выражению «хрен вам!» (у Такера это словосочетание приведено по-русски, в латинской транскрипции, «hren vam!» — Л. Г.) терпели фиаско».