Михаил Жванецкий - Собрание произведений. Шестидесятые. Том 1 Страница 18

нули мы с одним из очереди, так что я уже на работу не

пошел. Пробовал роман. Но тоже: если уволиться и пи-

сать, то жить на что? А если работать и писать, то жить

когда? Может, сначала премию?!

Актером можно было бы стать. Но тоже надо, чтобы

народ на тебя пошел. По рублю же надо собрать с наро-

да. Я ж тоже не дам рубль за первого встречного. Ви-

дишь, как все зажали. Только на себя надежда. Я тут

ночью вскочил как ужаленный. Мы же все забыли.

Здесь же был Петербург. Все графы, князья в золоте

ходили. Куда это все исчезло? Сейчас же ни у кого ни-

чего… Значит, все закопано. Я одного старика поймал,

он мне все рассказал и обещал показать место, где во-

семь кирпичей лежат золотых. Только копать у него

сил нет. Это один старичок восемь кирпичей указал,

а сколько их тут бегает по поверхности?.. Копать надо!

Все перекопать. Фонарь, лопата, кусок колбасы —

и вглубь. А что сидеть. Может, у кого иначе, а у меня как

от получки до получки время тянется!.. Не знаешь ты!

Странный мальчик

Для Р. Ромы

Какой-то странный мальчик. Вдвое! Вдвое младше

меня. Вчера: «Я люблю вас!» Это ужасно смешно. В мо-

ем возрасте… Он пришел и ушел. А я… Господи, что это

со мной?.. У меня муж. Кстати, есть. И кстати, очень

хороший. Да и старая уже, просто стара… Ой, ха-ха, как

я стара (всхлипывает), какой-то странный мальчик.

Что он во мне нашел? Берет мою руку, пальцы у него

дрожат. Я смотрю на него, какой странный… Но я-то, я-

то! Дура старая! Почему мне так смешно? (Всхлипыва-

ет.) Почему мне так смешно?

Я ему нравлюсь, потому что он ничего не понимает.

Он очень скоро начнет понимать. А я очень скоро вооб-

ще… Ему двадцать, мне сорок. О чем может идти речь?..

Да и… Постойте, у меня же муж есть. Кстати, очень хо-

роший. Почему я его должна бросать? Да он и не пред-

ложил мне бросать, да я и не буду… Разве что усыновить

тебя… Коснется — бледнеет. Просто он сумасшедший.

Но я-то, я-то, похоронила себя в четырех стенах. Что

я вижу? Работу и кошелки. Что я слышу? Когда будет

готов обед?.. Ты целуешь мои руки, они же пахнут кух-

ней. Ты очень странный мальчик… Я купила себе рези-

новые перчатки. Я заняла очередь в парикмахерскую.

Я сошла с ума. Они останутся без обеда!

Города

Для Р. Карцева

Каждый город имеет свое лицо, и в каждом городе

на один и тот же вопрос вам ответят по-разному. Ну,

вот представьте себе — Рига. Высокие вежливые люди.

Здесь даже в трамваях разговаривают шепотом…

— Девушка, скажите, пожалуйста, как проехать на

бульвар Райниса?

— Бульвар Райниса? Извините пожалюста… я плехо

говорю по-рюсски. Бульвар Райниса… как это будет по-

рюсски…

— Что, на следующей, да?

— Нет, пожалюста, извините, будьте любезны, как

это по-рюсски…

— Что, через одну, да?

— Нет, пожалюста, будьте любезны, как это будет

по-рюсски… на предыдущей… пожалюста, но вы уже

проехали. Тогда сойдете на следующей, пройдете, по-

жалюста, два квартала, пойдете, пожалюста, прямо, из-

вините, пожалюста, будьте любезны, вы опять проеха-

ли. Тогда сойдете на следующей, пройдете пять кварта-

лов назад, повернете направо… пожалюста, извините

будьте любезны, вы опять проехали… Простите мне

сейчас выходить, вы вообще из трамвая не выходите,

на обратном пути спросите… до свидания, пожалюста.

А вот и Тбилиси! Ух, Тбилиси! Эх, Тбилиси! Ах,

Тбилиси! Ох, Тбилиси!

— Скажите, пожалуйста, это проспект Шота Руста-

вели?

— Ты что, нарочно, да?

— Нет, понимаете, я впервые в этом городе…

— Я, понимаете, впервые… Ты думаешь, если грузин

вспыльчивый, его дразнить можно, да?

— Нет, понимаете, я на самом деле впервые…

— Я, понимаете, впервые… Слушай, как ты мог сво-

ей головой подумать, что грязный, кривой, паршивый

переулок — красавец проспект Руставели?! Слушай не

делай, чтоб я вспилил, скажи, что ты пошутил.

— Ну хорошо, я пошутил.

— Все! Ты мой гость. Ты ко мне приехал, я тебя с ма-

мой познакомлю. Возьмем бутылку вина, у тебя глаз

будет острый, как у орла. Возьмем вторую бутылку —

будешь прыгать по горам, как горный козел. Возьмем

третью бутылку — и ты вброд перейдешь Куру. И схва-

тишься с самым сильным человеком Вано Цхартешви-

ли. А потом на руках мы понесем тебя показывать кра-

савец Тбилиси. Ты скажешь: «Дорогой Дидико, я не хо-

чу отсюда уезжать, я хочу умереть от этой красоты».

Я скажу: «Зачем умирать? Жена есть? Дети есть? Да-

вай всех ко мне! Мой дом — твой дом. Моя лошадь —

твоя лошадь. Идем скорей, дорогой, я тебя с мамой по-

знакомлю…»

А вот и Одесса.

— Скажите, пожалуйста, как пройти на Дерибасов-

скую?

— А сами с откудова будете?

— Я из Москвы.

— Да? Ну, и что там слышно?

— Ничего. А что вас интересует?

— Нет, я просто так. Все хорошо. А в чем дело? Я про-

сто так интересуюсь. У вас Москва, у них Воронеж, у нас

Одесса, чтоб мы были все здоровы… Вы работаете?

— Конечно, я работаю, но я попросил бы вас: где Де-

рибасовская?

— Молодой человек, куда вы спешите? По Дериба-

совской гуляют постепенно.

— Вы понимаете, мне нужна Дерибасовская…

— Я понимаю больше того. Гораздо больше того —

я вас туда провожу, невзирая на жестокий ревматизм.

Но меня волнует положение в Родезии. Этот Смитт та-

кой головорез, такое вытворяет, у меня уже было два

приступа…

— Послушайте, если вы не знаете, где Дерибасов-

ская, я спрошу у другого!

— Вы меня обижаете. Вы меня уже обидели. Такой

культурный человек, я вижу у вас значок, у меня такого

значка нет. Я всю жизнь работал. Прямо с горшка на ра-

боту. Ой, нам было очень тяжело, нас было у мамы во-

семь душ детей. Вы сейчас можете себе позволить восемь

душ детей? Не, это моя мама себе позволяла. Она была

совсем без образования, а сейчас мои дети учатся в уни-

верситете, а моя бедная мама, она сейчас с братом и дядей

лежат на кладбище. Почему бы вам туда не съездить?

— Вы понимаете, мне нужна Дерибасовская…

— Я понимаю, но разве так можно относиться к ро-

дителям? Если ваши дети не приедут к вам на могилу,

они тоже будут правы, вы поняли меня? Куда вы пош-

ли? Дерибасовская за углом.

А вот и Москва!

—  Ух, машин сколько! Таксей сколько! Людей

сколько! Прокормить же всех надо! Ничего, всех про-

кормим! Где ж у меня адресок был, ах ты Господи. Ага.

—  Гражданин, будьте так добры, я сам не местный,

я из Котовска, у нас, знаете, на улицах курей больше,

чем машин. Так вы не подскажете, как лучше всего

пройти или проехать на Садовое кольцо?.. А где вы?..

Тю!.. Утек… Чи то гонится за ним кто? От дурной!

— Гражданочка! Будьте, пожалуйста, так добры. Я не

местный. Я из Котовска. Вы не подскажете, как… Куда ж

ты бежишь? Что, я на тебе женюся?! Что ж за народ?

— О! Гражданинчик! Я из Котовска. Будьте так доб-

ры… Ненормальный! Ой-ой-ой!… Чи, може, у них здесь

заработки такие, что боится секунду потерять?!

— О! Пацанчик! Я из Котовска… Чтоб ты подавился

своим мороженым!

— Алле! Москвич! Гражданин в шляпе с портфелем!

Я из Котовска. Дети мои! Не оставляйте старика посе-

редь дороги!

— Дочь моя! Куды ж тебе несеть, может, тебе уже

давно уволили. Остановись, поговорим. Мне нужно на

Садовое кольцо! Скаженная! Беги-беги… добегаешься!

— О, бабка! Бабка, стой, рассыплешься! Фью-ю!..

Ходовая старушенция. Граждане православные! Рупь

дам тому, кто остановится! Помчалися неподкупные!…

Гони, гони! Давай, давай! улю-лю-лю!

Расцвет сатиры

Расцвет сатиры в 60-е, когда сатирику помогали

все. Телевидение своими постановками и прямыми пе-

редачами выгоняло людей из дому. Начальство своей

внешностью и речью их объединяло в едином порыве.

Отмена концертов, запрещение программ, вырезание

из текста обостряло внимание и тренировало сообрази-

тельность. Поиски выхода заставляли присматривать-

ся и прислушиваться к любому искусству. А всеобщее

пение во славу по всем трубам и проводам заставляло

людей хохотать над шутками второго сорта и запоми-

нать отдельные выражения, хвататься за голову от на-

меков. И любить. И обожествлять. И писать письма.

Да. Нелегко творить в такой оранжерейной атмо-

сфере.