Пётр Бормор - Запасная книжка Страница 18

Однажды в доме гостил знаменитый мудрец и целитель, и хозяин решил показать ему чудесную девушку и спросить, как бы сделать так, чтобы она плакала обильнее и могла давать по целому мешку проса в день.

— Просо! — фыркнул презрительно мудрец. — Неразумный ты человек! Я осмотрел твою рабыню и обнаружил у нее ни много ни мало триста двадцать достоинств! А ты хлопочешь о каком-то мешке жалкого проса! Глупец, ты сам не знаешь, от какого счастья отворачиваешься! Отнесись к ней один раз по-человечески и сам убедишься, что она — подлинное сокровище!

Хозяин отнесся к словам мудреца со всей серьезностью. Он развязал девушку, обещал, что больше ее не станут бить и мучить, велел другим рабыням умыть ее, красиво одеть и вкусно накормить. А потом взял с собой в город и показал всякие диковинки, и покатал на слоне и на лодочке, и купил дорогую брошку.

Сперва девушка боялась, потом оттаяла, и наконец в ответ на шутку своего хозяина весело рассмеялась. При этом у нее изо рта посыпались золотые монеты.

— Мудрец был прав! — воскликнул хозяин и вернулся с рабыней домой.

Дома он снова отвел ее в пыточную комнату, дал слуге павлинье перо вместо плетки и велел щекотать девушку так же старательно, как прежде избивал.

Очень скоро он баснословно разбогател и был очень благодарен мудрецу, посоветовавшему отнестись к девушке один раз по-человечески. Один раз, этого вполне достаточно.

Когда над пляжем, будто вынырнув ниоткуда, появилась летающая тарелка, никто не успел даже достать фотоаппарат. Днище тарелки распахнулось, и оттуда на людей посыпались лианы — длинные, гибкие, с толстыми мясистыми листьями. Лианы извивались, как щупальца гигантского кальмара, и хватали без разбора всех, до кого могли дотянуться. Прибрежная полоса превратилась в сущий ад — повсюду бегали перепуганные люди, а их преследовали безликие зеленые монстры, догоняли, ловили, сминали, волокли по песку; одних забрасывали в бездонное нутро летающей тарелки, других отшвыривали прочь, смяв, как тряпичную куклу. Хлестала кровь, валялись оторванные руки, ноги и головы, где-то слышались безнадежные выстрелы. А потом все закончилось так же быстро, как и началось. Лианы втянулись внутрь корабля, воздух всколыхнулся — и в небе уже никого не было. На пляже, впрочем, тоже.

— С праздником, родная, — сказал муж, протягивая букет.

— Ах, какая прелесть! — воскликнула жена. — Это же мои любимые! Натуральные брюнетки, и сколько их тут! Неси скорее вазу!

В воде брюнетки немного расправились, и вокруг их верхушек распустился пушистый венчик блестящих длинных волос. Их неброскую красоту подчеркивали размещенные вокруг композиции связки мужских рук и несколько сорванных головок бородатых бомжей.

— Где же ты достал такую роскошь в это время года? — спросила жена. — Разве брюнетки уже продаются? Наверное, они тебе кучу денег стоили?

— Нисколько! — гордо заявил муж. — Я их сам нарвал, в заповеднике.

— Сумасшедший! — ахнула жена. — А если бы тебя заметили?

— Я был очень осторожен, — заверил муж.

Жена склонилась над букетом, нежно погладила кончиком щупальца покачивающиеся головки.

— Ой, смотри! А вот эта — настоящая брюнетка кучерявая, да еще с зелеными глазками! Такая редкость!

— Для тебя, родная, — произнес муж, привлекая жену к себе, — мне ничего не жалко. В этот праздничный день ты достойна лучшего букета из всех возможных.

— Ты милый, — промурлыкала жена, целуя мужа в самую гущу листьев. — Такой внимательный и заботливый! Нежный и ласковый, самый лучший мужчина на свете!

Мимо вражеской заставыПробирается поэт.У него болят суставыИ из носа капает.

Он, вообще-то, для искусстваИзначально был рожден,Но возвышенные чувстваПритупились под дождем.

А ведь мог бы на гражданкеСочинять свои томаО какой-нибудь Каштанке,Как какой-нибудь Дюма.

Он бы сел на табуретку,Оперетку написал.Вместо этого в разведкуСтаршина его послал.

Если сказано в приказе —Значит, нет пути назад.И поэт ползет по грязи,Оттопыривая зад.

Всем он виден, словно в тире.Враг, того гляди, убьет.Кто тогда напишет «Мцыри»?Кто напишет «Идиот»?

Кто еще дорогу к светуНам укажет из глуши,Как не дивный мастер этотЧеловеческой души,

Что ползет с подбитым глазомЧерез грязь и буерак,Повторяя раз за разом:«Матерь вашу так-растак!»

— Привет, — сказал я.

Зеленый человечек подпрыгнул, резко обернулся и плюнул с досады.

— Прокололся! — сокрушенно вздохнул он. — Ладно, чего уж теперь… привет.

Он захлопнул книжку, которую до этого увлеченно читал, сунул ее на полку и вразвалочку подошел ко мне.

— Я так понимаю, что Вы пьяны? — скорее утвердительно, чем вопросительно, произнес он.

— В зюзю! — радостно подтвердил я и громко икнул.

— Такое случается, — кивнул зеленый человечек. — Очень редко, но все же. Если человек, обладающий определенным складом ума, напивается до известного состояния, он обретает способность видеть то, что в обычное время скрыто от его восприятия. Например, нас. Хорошо хоть, что наутро все склонны считать увиденное пьяным бредом.

Зеленый человечек взгромоздился на табуретку, слишком высокую для него, и заболтал в воздухе короткими ножками.

— Спрашивайте, — сказал он с кислой миной. — Вы же хотите что-то спросить? Люди всегда нас о чем-нибудь спрашивают.

— А вы отвечаете?

— Да! — гордо вскинул голову зеленый человечек. — Всегда! Законы гостеприимства надо уважать. Раз уж так получилось, что мы вкушаем от благ вашей цивилизации, было бы крайне невежливо отказать вам в ответной любезности. В общем, информация за информацию, спрашивайте.

— Минуточку! — я поднял руку. — О каких благах цивилизации Вы говорите? Что вы такое можете у нас вкушать?

Зеленый человечек страдальчески закатил глаза.

— Я же уже сказал! Информация! Ваша цивилизация накопила колоссальный объем ценнейшей информации, настоящее сокровище, не имеющее аналогов. А мы… — тут он замялся, — ну, грубо говоря, мы ее крадем. Или заимствуем. В общем, берем без спроса.

Я почувствовал, что в голове у меня мутится, и не только от выпитого.

— Не понимаю, — признался я. — Какой такой ценной для вас информацией мы можем располагать? Мы же, по сравнению с вами, сущие дикари! А вы, если не ошибаюсь, великая галактическая раса?

— Издеваешься? — подозрительно прищурился зеленый человечек. — Это вы — великая раса! А мы — дикари! По-твоему, кто придумал огонь и колесо? А кто изобрел порох, паровую машину и велосипед?

— Порох — Бертольд Шварц! — уверенно заявил я. — Остальных не помню.

— Неважно, как его звали, — отмахнулся зеленый человечек. — Главное, что это был человек. Вам вообще принадлежат все великие научные открытия в любых областях. Ни одна другая раса к творчеству не способна.

— Погодь-погодь! — нахмурился я. — Но вы же летаете между звезд!

— Ну да, — согласился зеленый человечек. — Но в этом нет ничего особенного, это все умеют. Даже примитивнейшие из народов галактики. Даже фундрюки, не за столом будь помянуты. Даже… в общем, все. Кроме вас, конечно.

— А мы-то чем хуже остальных? — огорчился я.

— Да не хуже вы, — успокоил меня зеленый человечек. — Вы даже лучше. Только летать не умеете. У вас же нет этого… ну… — он болезненно скривился и пошевелил в воздухе пальцами, — ну вот, у вас даже слова нет, чтобы это обозначить. Оно… такое. Не знаю, как объяснить.

— А ты попробуй, — попросил я.

— Сам попробуй! — огрызнулся зеленый человечек. — Растолкуй какой-нибудь устрице, что такое «ходить», а я на тебя полюбуюсь.

— От устрицы слышу, — обиделся я.

— Да, прости, это был неудачный пример. Но вы тоже как приросли к своему камешку, так никуда с него деться не можете, даром что умные.

— У нас есть космические корабли, — напомнил я.

— Барахло, — отмахнулся зеленый человечек. — Все равно вы никогда не сможете ими воспользоваться. Мы уже пробовали вывозить людей с Земли на другие планеты — не приживаются. Эндемичный вид.

Я уронил голову на руки и пустил скупую пьяную слезу. Зеленый человечек перегнулся через стол и погладил меня по плечу.

— Ну не надо, ну что ты! Не плачь. Подумаешь, космос, велика важность! Главное ведь, что я тебя уважаю. А ты меня уважаешь?