Михаил Берсенев - Клептоман Страница 18

— Ну что, пришли? Опять за драгоценностями и деньгами? — строго спросил Куравлев.

Девчонки стыдливо молчали.

— Дед! Мы тебе курочки жареной принесли! — неуверенно начала говорить Пельмешка.

— Бутылочку тебе прихватили. Денег у нас тебе вернуть нет. Прости, нас дед, прости! Прости! — и обе подружки вдруг почти одновременно и искренне расплакались. Это были настоящие, а не фальшивые слезы. Старик это сразу понял с высоты своего жизненного опыта.

— Ну, вот! Развели тут сырость! — смягчился Куравлев через полминуты. — Прекратите! Не люблю я этого!

Но потоки слез все бежали и бежали по щекам двух сообщниц ограбления. Он сделал шаг назад, чтобы пропустить девчонок, но вновь резкая боль в коленном суставе. Мужчина схватился за ногу и застонал. Девчонки утерли слезы и запричитали:

— Деда, деда, что, опять коленки твои? Деда, давай мы тебе поможем! — они подхватили старичка под руки и понесли его на кровать. Он кряхтел от боли лежа, а Лиса вдруг сказала Пельмешке:

— Выйди отсюда! Иди на кухню, приберись, если надо приготовь чего-нибудь. Иди, иди! Я тут деду попробую помочь!

Она чуть ли не насильно вытолкала подружку за дверь. Потом прикрыла ее, подошла к кровати с дедом, села у его ног и вдруг начала водить руками вокруг больного колена. Пожилой человек с удивлением смотрел на эту пигалицу, которая возомнила себя то ли шаманкой, то ли врачевателем. Он уже хотел сделать ей колкое замечание, как девчонка неожиданно заявила:

— Дай мне пять минут, дед! Дай мне пять минут!

Удивленный мужчина неожиданно покорно кивнул, а она продолжала эти свои колдовские пасы над сгибом ноги. При этом она про себя что-то приговаривала, видимо, какие-то внушения или мантры. Самое интересное наступило через три минуты — боль в суставе стала идти на убыль, а еще через три минуты воздействия стихла совсем. При этом новоявленная знахарка ни разу не прикоснулась к больному месту руками. Дед готовился к очередному наплыву тупой боли в ноге, как обычно, а тут он получил нечаянное облегчение от манипуляций "Светланки", так он ее еще недавно частенько называл. Света увидела, что старичку совсем уже полегчало, она прекратила свои магические движения и положила локти на колени, а голову свою спрятала в ладонях. Было видно, что она устала и физически и морально. Они помолчали. В комнате стояла полная тишина. Лишь донесся звук автомобильной сигнализации за окном и свист вскипяченного чайника на кухне, где хозяйничала Пельмешка. Петр Степанович выпрямился на кровати, свесил ноги в домашние тапочки, потрогал еще раз свое больное колено рукой, даже слегка стукнул по нему. Боли не было. Он достаточно легко встал, подошел к знахарке, положил свои морщинистые руки ей на плечи и негромко пригласил:

— Пойдем, дочка, на кухоньку. Подкрепимся, чем Бог послал. Силы сейчас и тебе и мне нужны. Спасибо, дочка, за твою помощь. Как это тебе удалось, я не знаю. Но то, что удалось, это точно я тебе говорю!

Они прошли на кухню, где Пельмешка возилась с закуской. В центре стояла бутылка водки, курица лежала на блюде, готовая отправиться разогреваться в микроволновке. Пельмешка даже успела заварить чай немного порубать колбасы и сыра на закуску. Света тяжело опустилась на стул. Хозяин по-хозяйски открыл бутылку с водкой и разлил в расставленные рюмочки. Первый тост он произнес не за примирение, а за "Светланку, которая меня спасла от боли". Все трое выпили и стали закусывать.

— Значит, помогло, — жевала и говорила одновременно Снежана, — у нее это есть! У меня, бывает, башка трещит по утрам иногда, так она мне пасы над головой сделает и боль лучше, чем от всяких таблеток проходит. Это у нее генетически, от мамы ее. Та врач от Бога — многие так говорили. А у Лисы, вернее Светки, иногда еще большие таланты открываются!

— Вообще она меня поразила! — сознался Петр Степанович, — Утихомирить такую боль! Не знаю уж, чего она там себе шептала под нос, я не разобрал, но результат удивительный!

Рыжая скромно сидела за столом и молчала. Дед смотрел на это хрупкое девичье тело и дивился, откуда такая духовная сила. Недорогая, но со вкусом подобранная заколка в виде бабочки держала ее рыжие волнистые волосы. В свете лампы на ее лице стали заметны очаровательные веснушки, их было немного, но они так солнечно освещали ее нос.

— Спасибо тебе еще раз, веснушка! — поднял маленькую рюмочку мужик, — За тебя сегодня будем пить, удивила меня!

— Дед, — вдруг тихо сказала веснушка, — Мы тебя не хотели грабить Честно говорю. Давай... Давай это... Давай с тобой мириться, дед! — совсем просто предложила Лиса, по-детски непринужденно и стала смотреть своими зелеными глазами в упор на мужика. Дедушка даже рассмеялся этой непосредственности. Ему предлагали мириться! Как будто он в детство попал: подрался с лучшим другом, но дружба пересилила обиду и пацаны снова хотят установить мир. Этому детскому воспоминанию и смеялся мужик теперь.

— Ну, дед, мир? — требовательно задала вопрос "веснушка".

— Да мир! Мир! Мир, маленькие вы бестии! — уступил напору и простоте дед, — только, чур, уговор: если что надо — честно мне о том сказать. А мы уж будем думать, можно ли чем помочь или нет. Договорились?

— Заметано, дед! — широко улыбаясь, подтвердила Света. Пельмешка добавила:

— Базара нет, деда!

Все трое выпили по глоточку спиртного и стали рвать на части вытащенную из микроволновой печи курицу. Больше к вопросу о краже они не возвращались, а стали жить, как будто и не было ничего, никакой кражи и разборок с милицией. Они, как дети, быстро забыли плохое.

Странная дружба двух молодых наркоманок и пожилого дедушки продолжалась. Они свободно приходили к нему в гости, частенько ночевали. Вечерами все трое иногда засиживались за картами. Лиса часто делала внушения на больных суставах Петра Степановича, и боль уходила. Эта удивительная девушка помогала ему не ложиться под нож хирурга-ортопеда. В его возрасте операция становилась серьезнейшим испытанием для организма, исход которого не взялся бы предсказать никто. К тому же молодая знахарка своим лечением оттягивала момент возможной полной обездвиженности, даже в случае успешного проведения оперативного лечения и введения титановых имплантатов. К тому же с появлением этих двух девочек в его жизни он почти забыл, что это такое — делать уборку квартиры самостоятельно, по-мужски, с больными суставами. Когда все хрустит в скелете и любое нагибание вызывает болезненные ощущения, помощь по хозяйству действительно важна. А Светланка и Снежана убирали тщательно, как будто в своем собственном доме, не халтурили, и после них все сверкало и блестело. Куравлев-старший полюбил этих двух, в общем-то добрых, душевных девушек, особенно он тепло относился к миниатюрной Светлане. Конечно, первейшая причина этого отношения крылась в ее способности лечить людей и облегчать их боль. Так же пациент, испытывающий боль, с благодарностью смотрит на медсестру, делающую укол обезболивающего. Боль уходит и причина этого в действиях этого конкретного доктора или медсестры. На время жизнь вошла в тихое русло.

Дед, как мог, спешил в коридор к входной двери. Кто-то очень настойчиво, как будто звал тушить пожар, нажимал кнопку звонка. Он взглянул в глазок и сразу стал открывать засов. На пороге стояла заплаканная Светлана по кличке Лиса:

— Дед, беда! — запричитала Лиса, ввалившись в прихожую, — Пельмешку-то... Снежанку-то поломали, побили эти уроды! Она в тяжелом состоянии в больнице...

— Как забили? Как поломали? Какие уроды? Кто?

— Юрик же за решеткой, а пришли на квартиру другие. Отморозки напрочь! Такие же его то ли друзья, то ли партнеры, то ли еще кто, неизвестно вообще! Но Пельмешка говорила мне, что он товар еще до захвата у дилера взял на реализацию, и ни наркоты, ни денег не вернул. Это он ей по секрету под «кайфом» рассказал. Что удалось ему так пару партий реализовать. Третью, видимо, не успел реализовать: его взяли при штурме. А там, может, и товар этих отморозков был. Может, они пришли свое требовать, а Пельмешка его единственная родственница. То ли еще кто. То ли маньяк. Но Пельмешка не дура, никогда незнакомым не открывала. Вся хата у нее вверх дном перевернута, кровь на стенах. Я в квартире не была, там все опечатано. Я к тете Лере — соседке. Та и рассказала мне. Ее, как понятую, пригласили в их квартиру. Говорит, кровью пахнет там. Кровью...

Светлана расплакалась окончательно. Горькие, искренние слезы ручьями побежали по щекам. Она пыталась утереть их с лица рукавом своей кофты. Петр Степанович достал из нагрудного кармана белоснежный носовой платок. «Эх, Пельмешка, Пельмешка! Как же жизнь твоя недолгая била и бьет тебя!» — пронзила мысль ум бывшего опера, и он спросил:

— А что сделать-то можем?

— Денег надо бы, де! Денег! Ей операцию на мозге делать надо. Я в больничке с доктором ее разговаривала, он сказал, что здесь у нас, такие операции не делают. Ее в столицу надо. В Москву. А там эта операция платная. Откуда у Пельмешки деньги? Что нам делать? Грабить идти или воровать остается! Я не хочу ни грабить, ни воровать!