Борис Штерн - Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга I Страница 19

— Вот-вот! — обрадовался отец Павло. — Настоящее же изречение Христа в своей первозданной красе выглядело иначе. Ох, как оно выглядело! Когда я его обнаружил, то поверил в Христа сразу и бесповоротно, потому что такую живую фразу мог произнести только очень живой человек и к тому же человек великого юмора. Вот она полностью: «Отдайте Богу богово, кесарю — кесарево, а мое — Мне».

— Вот так сказанул! — удивились Шепилов и Гайдамака, — Я думаю, что это самая мудрая фраза, которую когдалибо слышало человечество, но, к сожалению, даже эта мудрость прошла цензуру — церковники стыдливо обрезали ей конец.

ГЛАВА 9

ЧЕРЧИЛЛЬ УДРАЛ

Написал я также повестушку в два листа под названием «Черный монах». Вот если бы Вы приехали, то я дал бы Вам прочесть. Да-с.

Черчилль куда-то занронастился — вечером слетел с корабельной трубы, улетел в город и не вернулся. Днем над Севастополем кружили белые аисты, а ночью порхала основная пища купидонов, мелкие черные летучие мыши, просеивая свет Луны сквозь прозрачные перепонки. Летучих бульдогов не было видно, но Гамилькар чувствовал их присутствие, в городе были купидоны. Он бродил по Севастополю с русским естествоиспытателем Акимушкиным, который застрял в Крыму, спасаясь от большевиков. Николай Николаевич Акимушкин в каком-то самодельном, коротком, до колен, брезентовом балахоне с серым всклокоченным воротником был похож на ежа; они познакомились на толкучке, куда Гамилькар завернул в поисках Эльдорадо, Черчилля и нового дивана для графини, и где Акимушкин без успеха легально торговал папиросами и (подпольно) кокаином; к нему даже никто не подходил, более того — покупатели шарахались от него так же, впрочем, как и от Гамилькара. Они разговорились, испытывая друг к другу естественное уважение настоящего естествоиспытателя к натуральному натуралисту. Акимушкин пообещал коллеге-натуралисту достать удобный диван, а, узнав о пропавшем купидоне, так разволновался, что сразу свернул свою торговлишку и присоединился к поискам.

Эти отверженные искатели рая на толкучку уже не совались, а, задрав головы, бродили по городу с блокнотами, подсчитывали заброшенные гнезда купидонов и, скосив глаза, отмечали филеров, ведущих их.

— Если вы ищете Рай в Крыму, то вам следует посетить Бахчисарай, — советовал Гамилькару Акимушкин. — Вслушайтесь: Бах-чи-са-рай. Чувствуете?.. Бахчиса-Рай. Бахчисарайский фонтан — там же. Впрочем, туда вас не пустят без пропуска.

Эти две странные фигуры давно уже привлекли внимание врангелевской контрразведки. Ходят по осажденному городу подозрительный черный негр с подозрительным белым естествоиспытателем и считают ворон. Акимушкин был похож на ежистого большевика. С большевиков станет заслать в Севастополь шпиона-негра и шпиона-зоолога. Наружных филеров всегда было двое, но они менялись через день — ходили sur les brisees de monsieur[75] — то один за Гамилькаром, а второй за зоологом, то второй за Гамилькаром, а первый за зоологом по другой стороне улицы шагах в пяти за спиной. Это было демонстративное наружное наблюдение, психическая атака.

Их брали на испуг. Было слышно, как филера уныло переругиваются между собой:

— Семэн!

— А?

— … на. Де Moi чоботи, Семэн?

— Звiдкiля я знаю, Мыкола.

— Ну, чому ти такий дурний?

— Тому що бiдний.

— А чому ти бiдний?

— Тому що дурний.

Купидонов в Севастополе было гораздо меньше, чем филеров, купидоны днем — вообще не появлялись, спали на чердаках, в дуплах или в заброшенных вороньих гнездах, сложив крылья и подвесившись вниз головой, как длинные черные огурцы. Гамилькар хорошо знал повадки этих крылатых вампиров, так похожих на летучих мышей, естествоиспытатель Акимушкин был в восторге. Ночами Гамилькар чувствовал их живое присутствие, а днем находил даже следы жизнедеятельности — по беспокойному поведению ворон, по обескровленным трупам бродячих котов и собак. Впоследствии Николай Николаевич описывал:

"Я представился Гамилькару «естествоиспытателем», не упомянув о второй и основной своей профессии, — что ж, Пржевальский тоже был русским офицером, но остался в истории великим естествоиспытателем. Из севастопольских красот Гамилькару больше всего нравилось Итальянское кладбище, где по всем признакам гнездилась целая купидонья стайка — среди могил часто встречались мертвые тушки воробьев и ворон. Купидоны очень похожи на крупных летучих мышей и одновременно на французских бульдогов — драпированная черная морда из скрученной в морской узел мокрой тряпки с красными глазами. Купидоны — это рептилии, ящеры, родня доисторическим птерадонам и птеродактилям, звероящеры, несут яйца и живородящи, но не птицы и не млекопитающие. Купидон всеяден — в голодуху может отведать и падаль, есть грех. Они славятся как друзья дьявола или даже само его воплощение (на иконах чертей изображают с кожаными угловатыми крыльями). Ворон, сова, летучая мышь — домашние животные ведьмы; купидон — любимчик самого сатаны.

В Библии купидоны «нечистые», их запрещено ловить и есть. Древние греки посвящали их богине Персефоне, жене Аида — царя загробного мира. Они оборотни, вестники беды, увидеть во сне купидона — это болезнь, ураган, нападение грабителей. Пролетевший над головой купидон — смерть. Женщины вечером плотно закрывают окна и не выходят простоволосыми, потому что купидоны любят цепляться в женские косы. Души грешников отправляются в ад на купидонах, а нечистая сила летает на них на свои шабаши на Лысую гору и даже на Луну. Но есть страны, где к купидонам относятся с большим уважением. Майя почитали их священными. Священны они и у австралийцев и буддистов. Особенно их почитают в Офире. Там верят, что душа спящего человека оставляет тело в образе купидона, чтобы утром вернуться обратно. Убить кунидона — погубить спящего офиряпина. На офирском «фу» означает «счастье», «купидон», «летучая мышь». Собачья команда «фу» пошла от дрессированных купидонов.

Ведут ночной образ жизни. Необычная и страшная внешность с непривычной точки зрения. Днем прячутся по темным закуткам, в щелях, в заброшенных зданиях, на колокольнях, в склепах, на кладбищах. Филеры на кладбище не лезли, поджидали у входа. Название кладбища успокаивало Гамилькара, вон сколько полегло итальянцев, Россия хороший, надежный антиитальянский союзник".

Научные наблюдения за филерами и купидонами не были главной целью Гамилькара. Он второй месяц стучался во все штабные инстанции Добровольческой армии и предъявлял свое офирско-итальянское подданство и рекомендательное письмо от самого сэра Черчилля. Он добивался обещанной встречи с самим Верховным Главнокомандующим и жаловался Акимушкину на русскую военную бюрократию. Филеры и Акимушкин в штаб не входили, поджидали его у входа. Штабная охрана у входа играла в древнеримскую игру «ландскнехт», или костяной покер. Гамилькар показывал охранникам письмо от Черчилля и проходил в штаб, слыша за спиной бормотанье: «Большой стрит, две нары, малый стрит, каре…»

— На какой предмет вы хотите видеть Главнокомандующего? — спрашивали Гамилькара штабные крысы, вертя в руках англоязычное письмо Уинстона Черчилля.

— На предмет снабжения русской армии консервированным мясом и яйцами купидона, — отвечал Гамилькар и вываливал на штабной стол консервы. — В мясе купидона значительно меньше холестерина, чем в свинине, оно отличается приятным вкусом и совсем не жесткое.

«Que diable est-ce que tout cela?»[76] — думали крысы из штаба Врангеля, но были вежливы и не отказывали господину африканцу. Они пробовали под водку консервы, нахваливали нежный вкус, но у Верховного Главнокомандующего пока не находилось времени на гастрономические этюды.

ГЛАВА 10

ДВА МИТРОПОЛИТА

Монахам Киево-Псчерской лавры, пригласившим его остаться в монастыре, Григорий Сковорода ответил: «Достаточно и вас, столпов неотесанных, в храме Божьем!» Выпили еще водки, и на повторный вопрос «верует ли он» отец Павло уверенно сказал:

— Не совсем. Зачем креститься, молиться или, скажем, записочки писать? Если Он есть, то Он всемогущ и прекрасно знает, о чем я думаю. Зачем же записочки и молитвы? Думаю, что я не самый последний грешник на Земле. Был я в Ершалаиме. И в Риме был. От. В Нью-Йорке не был, не хочу врать. Ершалаим — белый город на горе — ни к селу, ни к городу. Знаете, в самом деле потрясает. Впечатление сильное. От. Черт знает что. Что-то вроде нашего Гуляй-града. Эйкуменизм какой-то. Думаю, Он посмотрит на меня, сплюнет и определит куда-нибудь посерединке — где ни жарко, ни холодно. Расскажу вам историю моей молодости из серии «как я пришел к Богу». От. Звали меня тогда Мыколой, имя Павло я потом принял, а к Богу меня привела киевская география. Меня как дурака, отличника и Ленинского стипендиата оставили ассистентом при медицинской кафедре университета.