Джон ван де Рюит - Малёк. Безумие продолжается Страница 19

Воскресенье, 7 апреля

Поскольку на Пасху мы в церковь не ходили, мама настояла на том, чтобы пойти сегодня. Службу проводил приглашен­ный священник. У него были седые волосы и красное лицо. Его звали архиепископ Саймоне. Наш местный священник, казалось, был очень рад тому, что архиепископ выбрал именно нашу церковь для своей проповеди.

Благородно склонив голову у алтаря, он подошел к ана­лою. Затем, выдержав паузу, молча, окинул собравшихся взглядом и проговорил:

— Пасха — время размышлений. Время, когда мы, хри­стиане, должны внимательно взглянуть на себя со стороны и спросить: похожа ли наша жизнь на ту, какой ее хотел бы видеть Иисус?

Папа нервно улыбнулся. Архиепископ снова выдержал паузу и продолжил:

— Не думаю, что это так. Ведь внутри каждого из нас живет раковая опухоль, разъедающая клетки нашей великой души. Можно отворачивать головы и отрицать, но каждый из присутствующих здесь виновен. Каждый из нас болен раком, имя которому — расизм!

Тут папа дернулся, как марионетка на веревочке. Из его горла вырвался странный высокий стон. Он смущенно су­нул руки в карманы, а глаза его забегали из стороны в сторо­ну, как у психа. Мама нахмурилась. Папа сердито взглянул на нее, а потом оба они воззрились на архиепископа. По аудитории прокатилась волна неловкого волнения. Люди принялись нервно кашлять и оживленно шептаться.

Архиепископ продолжал:

Но в минуты тьмы Бог указывает нам залитую светом тропу. Тропу раскаяния, которую открыл нам Сын Его Иисус Христос, когда того вешали на крест. Во все века есть светлые люди, которые следуют тропою Бога. И в нашей стране, на которую спустилась ночь, есть такой могуще­ственный и отважный светоч. Я говорю об архиепископе нашем, Десмонде Туту[19].

Я стиснул зубы и приготовился стать свидетелем катастро­фы. Папа считает Туту дьяволом во плоти, потому что тот обратился ко всему миру с призывом наложить на ЮАР санкции и именно из-за него мы не можем участвовать в международных матчах[20]. По его словам, именно этот чело­век «угробил спортивную карьеру Поллока»[21]. А еще он го­ворит, что именно так всегда представлял себе Сатану, поэ­тому англиканский архиепископ, скорее всего, и есть Сата­на, а может, что и похуже.

Папа выбежал из церкви и с треском захлопнул за собой дверь. Мама побледнела, уткнувшись в молитвенник. Я сде­лал вид, что человек, который только что вышел, не прихо­дится мне отцом, пожал плечами и с отвращением покачал головой.

После причастия мама вывела меня через черный ход. Мы обнаружили папу в машине: тот сидел и болтал сам с со­бой. Мама не произнесла ни слова. Сложно было сказать, сердится ли она на папу или на архиепископа, но, как бы то ни было, она была зла как черт. Мы доехали до кругового разворота в конце улицы, и по-прежнему никто не произнес ни слова. Покружив, пропустили наш поворот. Папа снова поехал по кругу, потом снова и снова... Меня затошнило.

Интересно, не заразно ли безумие моего папаши? Жир­трест говорит, что болезни психики передаются через поко­ление. В таком случае в один прекрасный день у меня, может родиться сын-психопат!

Вдруг папа ударил по тормозам и направил наш универ­сал обратно к церкви.

Подъехав, папа выбежал из машины, захлопнул дверь и исчез в доме Божьем. Мама протяжно вздохнула и побежа­ла за ним вслед. Мне на секунду пришла мысль угнать ма­шину и никогда не возвращаться — Холден Коулфилд на ко­лесах. .. К сожалению, водить машину я не умею. Поэтому и побежал в церковь вслед за предками.

Действие разворачивалось в ризнице.

На архиепископе по-прежнему была черная мантия и белый воротничок, похожий на собачий ошейник, но шта­ны он уже успел снять. Папа бросался на него с кулаками, осыпая проклятиями. Мама кричала на папу, протягивая священнику черные брюки. Тот же стоял с совершенно спо­койным видом в накрахмаленных белых подштанниках, вы­тянув руки перед собой. Папа обвинил архиепископа в том, что тот испортил ему все праздники, и пригрозил, что если тот еще хоть раз упомянет имя Туту с кафедры, то получит по полной программе. Архиепископ ответил, что не боится умирать, ведь, в конце концов, все мы предстанем перед Богом.

Папа явно не знал, как на такое реагировать, но по-прежнему стоял, держа кулаки наготове и страшно рыча. Тогда священник произнес:

—   Возможно, однажды, когда все мы опустим кулаки и забудем о страхе, нам откроется, что люди, которых мы счи­таем террористами, хотят лишь спокойно проживать каж­дый день, как мы сами, растить детей и жить в мире.

После этих слов папа совсем растерялся, и глаза его стали метаться из стороны в сторону, как у дикого зверя (больного бешенством). Он опустил кулаки, но вид у него по-прежнему был совершенно безумный. Архиепископ подо­шел к нему и сказал:

—   Мы не заслуживаем того, чтобы жить в страхе. Не за­служивает этого и ваш сын.

В этот момент на пороге появился страх собственной персоной.

Страх явился к нам в обличье миссис Шингл, самой ги­гантской толстухи в мире (она толще, чем Жиртрест). Мис­сис Шингл была моей учительницей воскресной школы в четвертом классе и до сих пор наводит на меня ужас. Барри ван Ренсбург, который вместе со мной ходил на эти занятия, говорит, что за год после смерти мужа она потолстела на семьдесят пять килограммов. Совпадение? Не думаю.

Миссис Шингл не задавала вопросов. Она схватила папу за воротник и вышвырнула его в дверь черного хода, веду­щую прямо на кладбище, после чего прокричала, что в цер­ковь его больше не пустят, да вдобавок обвинила в том, что он нос задирает, так как послал сына в «школу для снобов». Папа пытался что-то промямлить, но миссис Шингл не по­зволила ему и пикнуть. Тогда он обозвал ее лесбиянкой и бросился к машине так, будто за ним гнался сам Сатана.

Вернувшись в машину, мама сказала, что хочет погово­рить с папой цивилизованно, без ругани.

Всю дорогу до квартиры Вомбата они ругались на чем свет стоит.

ОБЕД В ЯХТ-КЛУБЕ (С ВОМБАТОМ)

Плюсы

Я ел вкуснейший стейк с чесночным маслом. Папа пил колу всю дорогу. (И три последних были с двой­ным бренди.)

Мама приободрилась и вроде бы даже не сердилась на папу за его безумное поведение.

Была прекрасная погода, а в гавани проходила регата — бы­ло на что посмотреть, пока Вомбат жаловалась на ужасное качество телепрограмм в нашей стране.

Минусы

Вомбат подавилась рыбной костью и выплюнула ее на та­релку.

Мама выпила больше обычного и опрокинула соусник. Вомбат постоянно спрашивала, чей день рождения мы празднуем.

Папа с Вомбатом обвинили официанта-индуса в том, что тот намухлевал со счетом. Потом оказалось, что в счете все правильно. Папа извинился. Вомбат — нет.

Пятница, 12 апреля

Папа сам не свой с тех пор, как поругался с архиепископом. На этой неделе он пытался убить Черныша только однажды, да и то за то, что он (Черныш) выкопал один и тот же розо­вый куст два раза за день.

Видел Русалку в саду с новым парнем. Мардж не было дома, и они курили. Странно смотреть, как Русалка курит. Как-то это неправильно, словно через девственное поле с прекрасными деревьями протянули линию электропере­дач.

Завтра Мильтоны едут в парк Рини[22] на южном берегу Наталя — путешествуем в «домике на колесах». Домик па­па берет напрокат у Фрэнка, а тот в свою очередь одолжил его у Леса Райта, По словам Фрэнка, этот домик у него так давно, что Лес уже забыл про него. Маме все это не нравит­ся. Она обозвала Фрэнка уголовником. Папа говорит, что если воруешь у друзей, это не считается за кражу.

Он со вторника готовит удочку. Сегодня весь вечер про­веряли рыболовную леску, травили байки и дергали за крю­чок, пока другой держал удочку. Папа рад вдвойне — ведь Вомбат с нами не едет. Отказалась, потому что путешествия в передвижном доме, мол, «ниже ее достоинства».

Другая хорошая новость: в этом году я буду праздновать свой пятнадцатый день рождения дома, а значит, меня не окунут в унитаз, не утопят в фонтане и не начистят яйца гу­талином.

У меня уже двенадцать волосков на мошонке, хотя глав­ное событие — опущение яичек — еще не свершилось.

Суббота, 13 апреля

ПУТЕШЕСТВИЕ МИЛЬТОНОВ В ПАРК РИНИ

По дороге в парк Рини папа трижды чуть не угробил нас. Первый околосмертельный опыт случился близ аэропор­та, когда папа слишком увлекся наблюдениями за садя­щимся самолетом. Он так усердно пытался сравняться с «Боингом-737» «Южноафриканских авиалиний», что чуть не переехал троих автостопщиков, которые стояли на аварийной полосе. Мама назвала его «чертовым идио­том».

Второй околосмертельный опыт произошел под мостом Умгабаба. Папа считает этот мост смертельной ловушкой, потому что какие-то придурки кидают с него кирпичи, пы­таясь попасть в проезжающих внизу. К тому времени, как мы подъехали к мосту, папа сам себя так накрутил, что распсиховался, как Вомбат, стоя в очереди в банковскую кассу. Неестественно высоким голосом он велел мне лечь на заднее сиденье и накрыть голову коробкой с рыболовными снастями. Когда мы оказались под мостом, папа принялся неистово выворачивать руль то влево, то вправо, пытаясь сбить с толку потенциальных метателей кирпичей. К сожа­лению, он так сосредоточился на возможной опасности, ис­ходящей сверху, что не обратил внимания на огромный грузовик, груженный сахаром, который мчался прямо на нас по встречной. И когда он обернулся показать мне, что все о'кей, мама заорала и резко потянула руль в свою сторо­ну. Универсал бросило влево. Домика на колесах мы чуть не лишились, однако папа быстро выровнял громадину. Покачав головой, он заявил, что с каждым днем жизнь в этой стране становится все опаснее. Не говоря ни слова, мама принялась созерцать проплывающие за окном бана­новые плантации.