Оганес Диланян - Уролога. net Страница 2

Изя обнаружил, что ему нужна какая-та изюминка. Ибо все его окружавшие были с такой изюминкой:

Ярослав внешне напоминал бандита, носил кожаное пальто, приходил всегда с опозданием, обладал харизмой наглой морды… Диланян в те годы умел чисто по-армянски удивляться («Вах! Да что ти гавариш?»), делать большие глаза, громко смеяться и окружать себя толпами гогочущих людей. Все вокруг были личностями, умели спорить до хрипоты, разбирались в трех несчастных псевдонауках, в общем, жили увлеченно, у них были цели, интересы, счастье, словом…

Словом, Изе нужна была изюминка. Умом, красотой, остроумием и тому подобным Изя был обделен, нужно было что-то, что дало бы ему законное право возвыситься над всеми остальными. Услужливая память подсунула ему его собственную фамилию: «Джхудд» в переводе означает «еврей». Ха! Да он же еврей! А все остальные гои! Даже больше — геи! Пидоры гойные!

Мысль эта так успокоила Изю, что он впервые за свою жизнь заснул со счастливой улыбкой. Мысль была приятной на ощупь, она позволяла улыбаться, смеяться, подражать кавказцам, целоваться при встрече с друзьями и даже шутить с женщинами. Однако за этот туз червей он поплатился очень и очень дорого.

Впереди были экзамены и первый курс…

Итак, наш дорогой Изя легко и непринужденно поступил в институт и даже пытался учиться на тех кафедрах, где преподавателями были евреи. Он подходил к ним с видом заговорщика и заявлял, что он тоже еврей! При этом у него было такое выражение лица, как будто он признавался в тяжком грехе. Преподаватели в панике звонили дяде Вове, который их успокаивал, рассказывая, что у мальчика-де было тяжелое детство. Какое у него было тяжелое детство, мы уже знаем, а вот отрочество у него протекало явно с отклонениями. Семитская идея все больше овладевала его думами. Например, он как-то явился на кафедру биологии в кипе. Когда никто на это внимания не обратил, он начал возмущаться, что его резко дискриминируют по национальному признаку.

— Я имею право носить мою национальную одежду! — громогласным фальцетом заявил он преподавателю биологии.

Диланян, сидевший рядом, от хохота согнулся в три погибели, а милая и уважаемая доцент кафедры биологии недоуменно спросила:

— Что случилось, Изя? Вы заболели? Вам холодно? Когда же это чертово отопление включат…

— Мне не нравится, когда мне запрещают носить мою национальную одежду! Это дискриминация!

С Диланяном случилась тихая истерика:

— Изь… Ты бы повернулся затылком… Она же не видит твою гордую кипу!

Изя последовал этому совету, после чего милая и уважаемая доцент в недоумении выразилась в том смысле, что…

— Очень даже забавная шапочка. Некоторые вон вообще в чалмах приходят… Носите, Изя, все, что вашей душе угодно.

Нарушение его национального права быть дискриминированным по национальному же признаку выводило Изю из себя. Он постоянно напоминал всем, что лично он — еврей! И это звучит гордо. У наивного простака, большого и веселого человека Диланяна это вызывало всего лишь приступы интереса к семитам. И как-то он заикнулся, что евреи должны питаться кошерной пищей. Это стало идеей фикс Изи.

В столовке он возмутился отсутствием кошерной пищи.

— Что вы мне колбасу подсовываете? Я не ем свинину!

Продавщица, бабушка божий одуванчик откуда-то из российской глубинки, ласково посмотрела на него:

— Ну, не любишь, бери бутерброд с сыром, милок!

— А у вас сыр не кошерный! Наверняка ведь не кошерный!

— А чой это такое, милок? Поди, сыр такой заграничный?

— Я не могу есть всякую пищу! Я должен есть освященную пищу! Кошерную, понимаете…

— Слов-то моднЫх придумОли…

Там же, через неделю. Изя опять забыл свою кошерную пищу дома.

— Опять я не смогу ничего поесть! Опять ничего кошерного!

— Милок, мне батюшкО сказал, что челОвеку пОхвально хотеть освященное кушанье… И что если нет рядом батюшки, можно просто пОмОлиться перед едой. Бог, он освятит пищу. — (Сотворяя крестное знамение с богобоязненным выражением лица.) — Во имя Отца и Сына и Духа Святого! Поешь, милок, больно кОлбаса свежая.

Еще месяц при виде докторской колбасы человек тридцать начинали ржать, как сумасшедшие…

Вопрос еды стоял для Изи крайне остро. Как-то в разговоре он сказал, что испытывает к украинцам презрение, ибо те ежедневно кушают сало.

Добродушный закавказец Диланян задумался, вспомнив шмат сала под холодную водку «Кристалл». Диланяну очень даже нравилось сало под холодную водочку. Но он не хотел обидеть Изю. А Изя тем временем исходил желчью к свиньям вообще и к салу в частности.

— Как вы можете есть такую гадость! Это же концентрация всей грязи этого нечистого животного! В Израиле свиней содержат на возвышениях!

— Что, молятся на ных, да? Как на каров в Ындыы, да? — серьезно поинтересовался Зураб кахетинский.

— А-а-а-а-а! Как ты смеешь! Свинья — грязное животное! Ее не то что есть, ее трогать нельзя!

— Слюшай, ну а пачэму на вазвишенях держат? Пэрэд вазвишэниэм малиться нада! — Кахетинский князь вспомнил свою родовую деревушку, окруженную горами, на вершинах которых мостились маленькие грузинские церквушки. Его глаза увлажнились. — Нэт, батоно! Ти мне скажи! Ви что, на вазвишенье не молитесь?! Твой бог нэ вишэ тэбя сидит?

— Выше…

— А пачэму ви свиней к богу приближаэтэ? Навэрно, молитес!

— Нет, Зураб, не молимся. Это грязное животное.

— Тагда пачэму?

Вопрос свиней интересовал князя кахетинского чрезвычайно, ибо он обожал шашлык из свинины, который готовил Диланян. Это был единственный случай в истории Кахетии, когда грузин по собственной воле признавал превосходство армянина.

Ответа на вопрос Зураба Изя не знал. И добродушный толстяк Диланян в очередной раз пришел к нему на помощь.

— Бичо! Как ти нэ панимаэшь! Свинья — грязное животное. Он нэ должэн хадыт по чистой, святой зэмлэ дрэвнэго Израэля!

— Вуэээ! — удивился князь. — Ти сматри, какой умни эти еуреи, а? А я мучадся, пачэму ани такой багати, да?

Проходит неделя, в течение которой Изя исходит ядом гадюки на свиней и сало.

— Ребят, а давайте зайдем ко мне домой, я забыл взять кое-что.

— Давай, Изь, давно твоих родителей не видели, — соглашаются Диланян, Ярослав и Шеев.

— О, ребят, заходите. Совсем забыли нас, нехорошо! — искренне обрадовалась Екатерина Ивановна, добрая, прекрасная и гостеприимная русская женщина. — Вы, наверное, голодные? Конечно, голодные, по глазам вижу! Заходите, заходите, сейчас что-нибудь соображу. Ярослав, как твои родители? Оганес, маме привет передашь, скажешь, что я по ее рецепту борщ приготовила — все пальчики облизали! Толя, папе твоему огромное спасибо, мою племянницу отлично вылечил! Уж сколько мы ее по врачам таскали… — щебетала Екатерина Ивановна, нагружая стол различными яствами.

Диланян, Ярослав и Шеев садятся за стол.

И тут же подскакивают от нечеловеческого вопля:

— МАМА!

— Что?! Что случилось, сынок? Что такое?

— МАМА, ЧТО ЭТО ТЫ ПОЛОЖИЛА НА СТОЛ?!

— Изенька, милый, тебе плохо? Что тебе не нравится?

— Это сало! Ты же знаешь! Я не ем сало! Ты портишь нам всем стол!

— Не ешь сало? Вроде с утра завтракал салом… Хвалил даже… Я тебе еще килограмм купила…

— ИЗЯ! ЧТО С ТОБОЙ? ТЕБЕ ПЛОХО?

Шеев, Диланян и Ярослав, удостоверившись, что Изя будет дальше жить, сослались на коллоквиум и спешно вышли… В объятия милицейского патруля, которому пришлось доказывать, что они не курили гашиш…

Изя не любил пить. Ему не нравился вкус спирта, он попросту не умел пить. Но целых три года он старательно делал все, чтобы быть похожим на мужчину.

Огненно-рыжий октябрь незабвенного 1998 года. Воздух пропитан еще не полностью одетыми молодыми студентками, в моду только вошли открытые пупки, загорелые ноги отгоняют всякое желание что-либо титровать, читать, зубрить, приходит понимание, что третий закон термодинамики, эта проклятая энтропия для практической медицины совершенно не нужна. Пусть себе увеличивается к чертям свинячим, нам-то что? Что такое энтропия, как происходит титрование и вообще как правильно пишутся общехимические термины, Изе было невдомек. У него был дядя Вова, который подмахнул первый его коллоквиум высшим баллом, даже не глядя в лист, и тут же бросил этот лист в урну. Схожих результатов добились Ярослав, Шеев и Диланян, правда, их работы проверял очень тщательно безвестный ассистент…

Но первый коллоквиум был сдан… И впервые прозвучала мысль, что ребята не оправдывают алкогольную славу лечебного фака…

Диланяну эта мысль не понравилась. Ему в этот момент не нравилась ни одна мысль, кроме как о теплой постели, в которой не будет ни одной назойливой женщины. Высказавшись именно в этом духе, он попрощался и направился к дому, который, слава богу, находился на расстоянии одной остановки.