Андрей Кнышев - Тоже книга Страница 2

«Ну и в историю мы влипли!» — говорили в разное время Тацит, Плиний, Нестор, Пимен, Ключевский, Эйдельман...

«НИ ФИГА СЕБЕ! ВСЕ — ЛЮДЯМ!..»

«ТИШЕ БУДЕШЬ — ДАЛЬШЕ УЕДЕШЬ».

«ВСЕ ЛИШНЕЕ — ДЕТЯМ!»

«Любишь кататься — катись к чертовой матери!»

Хочется иногда сказать: «Отвяжись!..» — да некому...

грампластинка: «Певец и композитор Терентий Алтынов поет себе свои песни»

книга: «Баранкин. Судьба человека».

Ведомственная газета Гознака «За чистую монету»

Пожарный еженедельник «Огни Москвы»

Хит-парад возглавляют рок-группы «Окстись!», «Конвоиры диспепсии», «Торч» («То, ради чего»), «Альмагель-А» и «Папка колючий».

«У НИХ НЕИЗЛЕЧИМАЯ ТЯЖЕЛАЯ ФОРМА РОКА»

недоперышки

местечки в Крыму: «Планерское», «Приветное», «Честное-Пионерское»...

Делу время, потехе — деньги.

специальный поверенный на слово

до тошноты дотошный

любо, но дорого

искусственная почка на 15-ти камнях

«Эх, не перепились еще на Руси богатыри — добры молодцы!..»

Шампанское было холодное, словно из глубины души.

«Вокруг столько плохого!» — говорила дыра.

Дамский негодник.

Совесть у человека находилась, видимо, в хвосте.

обладаю смехотворными способностями

погода не оправдала возложенных на нее прогнозов

«Здесь недалеко: одна остановка на такси».

«Я позвонил в дверь, но было занято...»

«очки настолько не вязались с его физиономией, что лежали у него в кармане»

нецензурное выражение лица

вечнозеленая тоска

Если фортуна повернулась к тебе спиной, можешь делать за ее спиной все, что угодно.

он был далек от этой мысли, как и от всяких других

клуб юных друзей своих старших товарищей

Раз мы идем к светлому будущему, значит не от хорошей жизни.

ВСЁ ГЕНИАЛЬНОЕ — ПРОЩЕ ПРОСТОГО

«Этот — трудяга. Этот пашет. Он своего добьется», — говорили о нем.

И он пахал.

Он шел в лаптях по пашне, грузно налегая на плуг, и выпятив нижнюю челюсть, угрюмо приговаривал: «Надо пахать, пахать, надо больше пахать...»

И он шел и па всем своем пути пахал и пахал с утра до вечера, оставляя глубокую дымящуюся борозду.

Так он перепахал все поле много раз вдоль и поперек.

Но странное дело: у него почему-то так ничего и не выросло.

Мораль. Мало пахать, нужно ведь что-то еще и сеять.

— Я нужен здесь! — заявил человек, собираясь встать на свободном месте.

— Нет уж, наверное я нужнее! — сказало свободное место, на котором человек собирался встать.

— Нет, это как посмотреть, — сказал человек.

— Да уж как ни смотри, и так ясно, — сказало свободное место.

— Нет, позвольте здесь с вами не согласиться!..

— Нет уж, дудки!..

— Но извините!..

— И не подумаю!

— Нет, позвольте...

— А я попрошу вас!..

Так стоят они и спорят.

И ведь что хорошо: и человек занят, и место свободно.

«Интересно, что это такое?» — спросил однажды сам себя человек, рассматривая что-то в руке.

«Ты не знаешь, что это такое?» — спросил он другого человека и нетерпеливо дернул его за рукав.

«А?» — спросил он третьего и четвертого.

«Ну что, что это такое?» — возопил человек на весь мир, воздев руку вверх.

«Так и что же такое это?» — хором спросили этого человека все люди. И приготовились жадно слушать.

Но он не знал.

Мораль: если не знаешь, зачем спрашиваешь!

Если человек бежит, расталкивая локтями прохожих, спотыкаясь на ступеньках и не здороваясь, ему кричат вдогонку: «Куда ты?!..»

А он не отвечает и бежит, шлепая по лужам, шумно дыша и устремив вперед невидящий безумный взгляд.

Ему орут: «Куда ты?!..»

А его нужно взять за рукав и тихо, душевно спросить:

«Откуда ты?»

— У тебя нет своего лица. Посмотри на себя: еще вчера ты была в зеленых листьях, сегодня — в желтых, а завтра, глядишь, и вообще выйдешь голышом? У тебя то цветочки, то ягодки! Какая беспринципность! Какая аморфность жизненной позиции! Ты перекрашиваешься, ты подлаживаешься под обстоятельства и пляшешь под чужую дудку! Надо не метаться из крайности в крайность, а в любой ситуации оставаться самим собой!

Все это говорил пень яблоне.

Понедельник. На улице — солнце. Тепло, сухо. Торчим в квартире.

Среда. Где-то за стеной — прекрасный летний вечер. Ласковый ветерок. А мы весь день провели в шкафу.

Пятница. Всю неделю — отличная погода. Мы же, как две дурочки, бездельничаем в духоте.

Воскресенье. Безобразие! Стоило один раз выбраться на улицу — так обязательно слякоть и дождь!

— А ну-ка, подойди ко мне, — сказал один баран другому.

— Я? — спросил второй баран, стараясь затеряться в стаде.

— Ну не я же, — сказал первый баран.

— А ты не забодаешь меня? — спросил второй баран.

— Не бойся. Подходи ближе.

Когда второй баран подошел к первому, первый баран забыл, что обещал второму, а второй баран забыл, кто первый; первый вдруг сделал вид, что он второй баран, а второй — что он — третий, и хотя третий баран знал, что он не второй, он не знал, не второй ли баран — первый.

Кончилось тем, что седьмой баран забодал шестьдесят третьего.

Жизнь — штука сложная.

Однажды утром человек проснулся с ясным дурным предчувствием: сегодня у него должна сгореть квартира.

«Если уж она начнет гореть, то обязательно сгорит», — мелькнуло у него за завтраком.

«Как пить дать, сгорит», — подумал он, запирая квартиру.

«Ей-ей...» — клялся он себе в трамвае.

Весь день на работе он мучился, не находя себе места.

«Уже горит!» — думал он.

Домой он бежал, как на пожар. «Она уже сгорела!» — думал он.

Когда он ворвался в квартиру, та и не думала гореть.

Тогда он поджег ее сам.

Он стоял в окружении соседей и, сердито сопя, смотрел на бушевавшее пламя.

«Я так и знал», — сказал он.

За большим круглым столом в большой прокуренной комнате сидели большие люди. Много людей.

Они спорили.

Спорили хором, парами и поодиночке. Они рождали истину.

Поэтому люди кричали, били себя в грудь и топали ногами. Они рожали истину.

Родилась истина.

Посидела, послушала. Вздохнула и пошла...

А люди все спорили.

У всех было свое «я».

А у него не было.

«Пойду», «найду», «буду», — безлично говорил он.

«А где же твое «я»? — спрашивали его.

Этого у него не было.

Поэтому над ним смеялись. Его жалели. Ему советовали.

И вот, наконец, однажды, совершенно случайно он-таки нашел свое «я». Он сжимал его в руках, плакал от счастья и говорил: «Мое «я»... «Я» мое...»

Он нашел свое «я».

Теперь он ничем не отличался от всех.

Человек стоял.

Он весь был поглощен этим.

Опустив голову, отставив ногу в сторону и скрестив руки на груди, он стоял уже целую вечность. И простоял бы еще столько же.

Я подкрался к нему сзади на цыпочках и, осторожно коснувшись его плеча кончиком пальца, сказал: — Приятель, жизнь идет, а ты стоишь. Нельзя стоять на одном месте.

— Понятненько, — сказал он встрепенувшись. — Нельзя стоять на одном месте. Надо чаще менять место, где стоишь.

И отпрыгнул в сторону.

Буквы сливаются в слова, слова складываются в предложения, предложения соединяются в образы, образы сливаются в сюжеты, сюжеты образуют мысль.

После того, как мысль становится ясна, она распадается на сюжеты, сюжеты — на образы, образы — на предложения, предложения — на слова, слова — на буквы, буквы плывут перед глазами, веки слипаются, книга выпадает из рук.

— Я тебя люблю!

— Я люблю тебя!

— Люблю я тебя!

— Тебя люблю я!

— Люблю тебя я!

— Тебя я люблю! — восклицал мужчина.