Том Шарп - Сага о Щупсах Страница 2

Появление железных дорог все изменило. Стало возможным добираться до Манчестера или Ливерпуля и возвращаться с женихом, который, правда, не догадывался, что помолвлен, покуда его не приводили пред очи преподобного Щупса и не вынуждали произнести «да» в маленькой часовне на задах Щупс-холла. На тот факт, что некоторые подобные женихи уже состояли в браке и имели семью, радостно закрывали глаза, ибо таковое доказательство фертильности лишь добавляло женихам очков. Кроме того, у них был готовый и совершенно понятный повод сменить фамилию. В то же время осознание, что им грозит уголовное преследование и долгий тюремный срок за двоеженство, привязывало их к Щупс-холлу еще сильнее.

Но наибольшая незадача — первенцы-мальчики, когда была нужда в девочках, или того хуже — те миссис Щупс, которым не удавалось родить вообще ни одной особи женского полу. Закон о регистрации рождений и смертей 1835 года сделал старинный способ решать эту проблему удушением новорожденных мальчиков процедурой крайне рискованной. Семья все равно никогда и не признавала за собой подобных методов.

Проблема недостачи наследниц встала особенно остро перед миссис Россетти Щупс, которая, судя по всему, в принципе не способна была рожать девочек.

— Я не виновата, — рыдала она, произведя на свет седьмого мальчика. — Артура упрекайте.

Эта отговорка, впоследствии подтвержденная наукой, не удовлетворила ее сестер. Беатрис пришла в бешенство.

— Не надо было брать это животное, — фыркнула она. — Любой дуре видно, насколько он развратен и мужествен. Знаем ли мы в округе такого, у кого безупречная репутация производителя девочек?

— В Гингэм-Коулвилле есть Берт Дряншот. У миссис Дряншот народилось девять очаровательных девочек и… — начала было Софи.

— Берт-золотарь? Невероятно. Не видала мужчины уродливее, он же весь в прыщах… Уверена? — спросила Фэнни.

Софи Щупс была уверена.

— Не лягу я с Бертом Дряншотом! — истерически завопила Россетти. — Мой Артур, может, и не идеальный муж, но он хотя бы чистенький. Берт Дряншот — совершенный грязнуля.

Сестры сердито на нее воззрились. Ни одна Щупс никогда не отказывалась от выполнения долга. Даже во время чумы, когда другие усадьбы закрыли свои двери странникам, бесплодная вдовая Элайза Щупс смело притаскивала напуганных мужчин, искавших безопасности в удаленном Моуздейле, к себе в постель и оказывала им поддержку. Попытки ее, увы, не увенчались успехом — от чумы она и умерла. Но ее пример установил высокую планку для грядущих поколений Щупс.

— Ты ляжешь с Бертом Дряншотом, нравится тебе это или нет, — угрожающе сказала Беатрис.

— Артур будет вне себя. Он очень ревнивый.

— И бездарный муж. Он все равно ни о чем не узнает.

— Да узнает наверняка, — сказала Россетти. — Он очень неукоснительный любовник.

— Значит, мы позаботимся о том, чтобы эти дела перестали его интересовать, — сказала Беатрис.

Три месяца спустя Россетти более-менее пришла в себя после рождения сына, который был, как водится, отправлен в детский приют в Дарэме, а Артур Щупс получил сверхдозу снотворного, подсыпанного в суп, — он только и успел сказать, что суп удался лучше обычного, после чего уснул над вареной бараниной с морковью. Тем же вечером с ним весьма неудачно приключилась битая бутылка из-под бренди, и от этого приключения он так никогда и не оправился.

Тем временем Софи и Фэнни отправились в занавешенной коляске в Гингэм-Коулвилл за Бертом Дряншотом. Они застали его за обычным зловонным делом в два часа пополуночи, и, когда Фэнни, зайдя спереди, обратилась к нему с вопросом — якобы узнать, как проехать в Алэнуик, — Софи, вооруженная кистенем, лишила его сознания одним метким ударом по затылку. Оставалось лишь привезти его в Щупс-холл, где после того, как его отмыли, завязали глаза, произвольно умастили несколькими флаконами духов, накормили уймой устриц и толченым жемчугом, он исполнил свой долг в состоянии галлюцинаторного обморока, спровоцированного сотрясением мозга.

Даже Россетти сочла произошедшее, противу ожидания, не столь отвратительным и испытала даже некоторую скорбь, когда Берта накачали наркотиками и отвезли обратно в Гингэм-Коулвилл. Берт же Дряншот, оказавшись на крыльце родного дома нагишом и смердя парфюмом, испытал кулак жены и глубокое сожаление, что женился на такой жестокой несимпатичной женщине.

Артур Щупс чувствовал себя и того хуже. Лежа в Уэксэмской больнице, он болезненно осознавал, что́ с ним произошло, но, как ни силился, ни в какую не мог постичь, как и почему.

— Можно ли хоть что-нибудь сделать? — спрашивал он у врачей уже менявшимся голосом, но в ответ слышал лишь, что сделать с чем-либо уже почти ничего нельзя и не стоило ему пить столько бренди. Артур отвечал, что не помнит, как вообще пил бренди, даже каплю, ибо всю жизнь был трезвенником, но если врачи говорят ему правду и единственная радость его жизни окончательно для него потеряна, то уж будьте уверены, пить он будет как лошадь.

Решение Артура стать полновесным пьяницей укрепилось, когда девять месяцев спустя Россетти Щупс родила необычайно уродливую дочь, черноглазую и темноволосую, без единой черты, какие отличали всех мальчиков, коим он приходился отцом. Через год он умер глубоко озлобленным кастратом-алкоголиком, а довольно скоро вслед за ним сошли в могилу Россетти и ее дочь — обе подхватили воспаление легких крайне холодной и сырой зимой.

К счастью для семьи Щупсов, Фэнни исправила ошибки Россетти и произвела на свет семь девочек, без споспешества Церкви нанеся несколько регулярных ночных визитов в Гингэм-Коулвилл, где, будучи менее чувствительной и щепетильной, нежели усопшая сестра, принимала авансы Берта Дряншота. Стараниями ассенизатора женская линия Щупсов вновь была спасена.

Глава 2

К середине XIX века облагораживание британского общества, начавшееся почти сто лет назад на юге, наконец добралось до Моуздейла и Щупс-холла. Щупсы уже оборудовали усадьбу ватерклозетом и венецианскими зелеными креслами и постарались не обращать внимания на дальнейшие посягательства моды на их земли, поскольку любая мода вскоре проходит. Но неизбежно даже Беатрис, ныне хозяйка дома, поддалась соблазну кружевных салфеточек и обильной меблировки, ставших популярными в иных местах полувеком ранее. От старых оловянных ванн, много лет удовлетворявших потребности семьи в ежегодных омовениях, избавились и завели громадные железные, с кранами, в которых всегда была холодная, а временами — горячая вода, и Щупсы женского пола принялись мыться как минимум раз в неделю.

Однако для мужей и случайных сыновей, все еще болтавшихся иногда под ногами, все шло почти так же, как раньше. Мужчины Щупсы варили эль для своих жен и перегоняли различные смертельные алкоголи, которые назывались бренди или джин в зависимости от цвета, — и предавались этому занятию из поколения в поколение; если везло или если супруги желали их услуг, мужчинам не возбранялось кое-когда искупаться в реке по соседству.

За вычетом облагораживания, мужчины и женщины в общем и целом занимались своими делами, как будто ничто в материальном мире никогда не меняется. Но они заблуждались.

В начале XX века на землях Щупсов обнаружили уголь — в количествах куда больших, чем раньше, такими толстыми пластами и так близко, что даже Аделейд Щупс, единственная дочь с изворотливым деловым умом, действующая глава семьи, занявшая место ныне маразматичной и прикованной к постели Беатрис, не смогла устоять перед возможностью невероятно обогатиться. Военно-морские состязания с кайзеровской Германией только-только начались, и потребность в угле — строить и двигать дредноуты — оказалась огромной. По унылым долинам пролегла узкоколейка, товарные составы, груженные до краев, катились к заводам и верфям в шестидесяти милях к востоку и возвращались набитые жилистыми мужчинами-шахтерами.

Практически в мгновение ока Щупсы стали довольно богаты — и деньгами, и очевидным изобилием мужчин, способных услужить девушкам Щупс даже и без женитьбы. Но увы. Сомнительная репутация семейства и девять жутких собак — потомков дружелюбных бладхаундов, в этом поколении совершенно не дружелюбных, — отвадили всех мужчин, как вновь прибывших, так и иных. Девушки тоже не содействовали. По правде сказать, дочери Беатрис, все пять, являли слишком много физических черт своих предков, чтобы привлечь даже самого отчаявшегося мужчину. Шахтеры держались подальше от Щупс-холла и передвигались только группами — в одиночку мужчина становился легкой добычей. Хищные очи наблюдали из окон усадьбы, как рабочие по утрам выбираются из пустых угольных вагонеток, а вечером виснут на отъезжающих, забитых битком. Девушки Щупс ничего не могли с этим поделать.