Эдуард Асадов - Когда стихи улыбаются Страница 2

1967

В землянке

(Шутка)

Огонек чадит в жестянке,Дым махорочный столбом…Пять бойцов сидят в землянкеИ мечтают кто о чем.

В тишине да на покоеПомечтать — оно не грех.Вот один боец, с тоскоюГлаз сощуря, молвил: «Эх!»

И замолк. Второй качнулся,Подавил протяжный вздох,Вкусно дымом затянулсяИ с улыбкой молвил: «Ох!»

«Да», — ответил третий, взявшисьЗа починку сапога,А четвертый, размечтавшись,Пробасил в ответ: «Ага!»

«Не могу уснуть, нет мочи! —Пятый вымолвил солдат. —Ну чего вы, братцы, к ночиРазболтались про девчат!»

1947

Апрель 1944 г. Четвертый Украинский фронт.

Командир батареи гвардии-лейтенант Эдуард Асадов за месяц до ранения в боях за освобождение Севастополя

Доверчивый супруг

Лет с десяток замужем пробыв,Стали вы скучны и деловитыИ, все чаще ласку отстранив,Цедите, зевая нарочито:

— Поцелуи? Ты прости, мой свет,Если я иронии не скрою.Только глупо в тридцать с лишним летНам влюбленным подражать порою.

Может быть, я сердцем постарела,Только я прохладна на любовь.В тридцать уж не те душа и телоИ не та течет, пожалуй, кровь.

А супруг? Бывают же на светеЧудаки, наивные, как дети!Выслушав жену, не оскорбился,А вздохнул, поверил и смирился.

А ему хоть раз бы приглядеться,Как для большей нежности лицаУльтракосметические средстваПробуются в доме без конца.

А ему бы взять да разобраться,Так ли в доме все благополучно,Если вы с ним, прежде неразлучны,Очень полюбили расставаться?

А ему бы взять да усомниться,Надо ль вечно гладить по головке?А ему хоть раз бы возвратитьсяРаньше срока из командировки!

И проверить: так ли уж прохладноБез него у милой сердце бьется?..И увидеть… Впрочем, хватит, ладно!Он и сам, быть может, разберется!

1960

Попутчица

— Мой муж бухгалтер, скромный,тихий малый,Заботлив, добр, и мне неплохо с ним.Но все-таки когда-то я мечтала,Что мой избранник будет не таким.

Он виделся мне рослым и плечистым,Уверенно идущим по земле.Поэтом, музыкантом иль артистом,С печатью вдохновенья на челе.

Нет, вы не улыбайтесь! Я серьезно.Мне чудился громадный, светлый залИ шум оваций, яростно и грозноК его ногам катящийся, как вал.

Или вот так: скворцы, веранда, лето.Я поливаю клумбу с резедой,А он творит. И сквозь окно поройНет-нет и спросит у меня совета.

Вагон дремал под ровный стук колес…Соседка, чиркнув спичкой, закурила.Но пламени почти не видно былоПри пламенной косметике волос.

Одета ярко и не слишком скромно,Хорошенькое круглое лицо,В ушах подвески, на руке кольцо,Вишневый рот и взгляд капризно-томный.

Плывет закат вдоль скошенного луга,Чай проводник разносит не спеша,А дама все описывает друга,Которого ждала ее душа.

Чего здесь только нет: талант, и верность,И гордый профиль, и пушистый ус,И мужество, и преданность, и нежность,И тонкий ум, и благородный вкус…

Я промолчал. Слова нужны едва ли?!И все ж хотелось молвить ей сейчас:«Имей он все, о чем вы тут сказали,Он, может быть, и выбрал бы не вас».

1961

Отец Аркадий Григорьевич, мать Лидия Ивановна с маленьким Эдиком, 1926 г.

Любовь, измена и колдун

В горах, на скале, о беспутствах мечтая,Сидела Измена худая и злая.А рядом под вишней сидела Любовь,Рассветное золото в косы вплетая.

С утра, собирая плоды и коренья,Они отдыхали у горных озерИ вечно вели нескончаемый спор —С улыбкой одна, а другая с презреньем.

Одна говорила: — На свете нужныВерность, порядочность и чистота.Мы светлыми, добрыми быть должны:В этом и — красота!

Другая кричала: — Пустые мечты!Да кто тебе скажет за это спасибо?Тут, право, от смеха порвут животыДаже безмозглые рыбы!

Жить надо умело, хитро и с умом.Где — быть беззащитной, где — лезть напролом,А радость увидела — рви, не зевай!Бери! Разберемся потом.

— А я не согласна бессовестно жить.Попробуй быть честной и честно любить!— Быть честной? Зеленая дичь! Чепуха!Да есть ли что выше, чем радость греха?!

Однажды такой они подняли крик,Что в гневе проснулся косматый старик,Великий Колдун, раздражительный дед,Проспавший в пещере три тысячи лет.

И рявкнул старик: — Это что за война?!Я вам покажу, как будить Колдуна!Так вот, чтобы кончить все ваши раздоры,Я сплавлю вас вместе на все времена!

Схватил он Любовь колдовскою рукой,Схватил он Измену рукою другойИ бросил в кувшин их, зеленый, как море,А следом туда же — и радость, и горе,И верность, и злость, доброту, и дурман,И чистую правду, и подлый обман.

Едва он поставил кувшин на костер,Дым взвился над лесом, как черный шатер, —Все выше и выше, до горных вершин,Старик с любопытством глядит на кувшин:Когда переплавится все, перемучится,Какая же там чертовщина получится?

Кувшин остывает. Опыт готов.По дну пробежала трещина,Затем он распался на сотню кусков,И… появилась женщина…

1961

Жены фараонов

(Шутка)

История с печалью говоритО том, как умирали фараоны,Как вместе с ними в сумрак пирамидЖивыми замуровывались жены.

О, как жена, наверно, береглаПри жизни мужа от любой напасти!Дарила бездну всякого тепла,И днем, и ночью окружала счастьем.

Не ела первой (муж пускай поест),Весь век ему понравиться старалась,Предупреждала всякий малый жестИ раз по двести за день улыбалась.

Бальзам втирала, чтобы не хворал,Поддакивала, ласками дарила.А чтоб затеять спор или скандал —Ей даже и на ум не приходило!

А хворь случись — любых врачей добудет,Любой настой. Костьми готова лечь.Она ведь знала точно все, что будет,Коль не сумеет мужа уберечь…

Да, были нравы — прямо дрожь по коже.Но как не улыбнуться по-мужски:Пусть фараоны — варвары, а все жеУж не такие были дураки!

Ведь если к нам вернуться бы моглиКаким-то чудом эти вот законы —С какой тогда бы страстью береглиИ как бы нас любили наши жены!

1963

Третий лишний

Май. Беспокойство. Звезд толчея…Луна скользит по плотине…А рядом на бревнышке друг мой и яИ наша «Беда» посредине.

Носила «Беда» золотой пучок,Имела шарфик нарядный,Вздернутый носик и язычок,Хитрый и беспощадный.

Она улыбнулась мне. Я просиял,Пригнул ей облачко вишни.Друг мой нахмурился, встал и сказал: —Я, кажется, третий лишний.

Но девушка вспыхнула: — Нет, постой!Сам не решай задачи.Да, может, я сердцем как раз с тобой.Ишь ты, какой горячий!

Снова сидим. От ствола до стволаТени легли несмело…Девушка с ветки цветок сорвалаИ другу в петличку вдела.

Тот, улыбнувшись, губами взялБелый бутончик вишни.Довольно! Я кашлянул, хмуро встал. —Пожалуй, я третий лишний!

Она рассмеялась: — Вскипел, чудак!Даже мороз по коже.А может, я это нарочно такИ ты мне в сто раз дороже?!

Поймите, братцы: гремит река,Кипят жасмин, облепиха,Метет сиреневая пурга…В природе и в сердце моем покаПросто неразбериха!

А вот перестанет весна бурлить,И будет мне звёзды слышно,Они помогут душе решить,Кто лишний, а кто не лишний!

И дни летели, как горький дым.Ночи — одна бессонница.Она все шутит, а мы молчимИ все не знаем, с другом моим,Дружить нам или поссориться.

Но вот отшумела в садах весна.Хватит. Конец недугам!Третьим лишним была — она!..Так мы решили с другом.

1963