Джонатан Линн - Да, господин Премьер-министр. Из дневника достопочтенного Джеймса Хэкера Страница 2

На диктовку своих воспоминаний Хэкер не жалел времени. Более того, не будет даже особым преувеличением сказать, что с этим процессом у него образовалось нечто вроде любовной связи. Ведь диктофон оказался единственным существом, которое охотно слушало его, не перебивая, не возражая и не осуждая. Причем не только слушало, но и с готовностью повторяло все его мысли и чаяния. Способность, которую премьер-министры обычно ценят превыше всего.

Таким образом, личные воспоминания Хэкера о периоде своего пребывания на Даунинг, 10 в качестве премьер-министра вряд ли можно было бы считать достаточно надежными и в каком-то смысле правдивыми, если бы не иные источники, по счастью, ставшие доступными для нас несколько позже. В наше распоряжение поступили многочисленные документы, любезно предоставленные нам после окончания срока действия Закона о государственной тайне работниками государственного архива, попечителями Фонда наследия сэра Хамфри Эплби и его вдовой, которым мы выражаем самую искреннюю признательность.

И, наконец, мы, как и раньше, в неменьшей степени благодарны сэру Бернарду Вули, бывшему главному личному секретарю Хэкера, ставшему затем главой государственной службы, который в очередной раз, не жалея сил и времени, вносил ценные уточнения и делился с нами поистине уникальными личными воспоминаниями. Вина же за возможные неточности и фактические ошибки целиком и полностью лежит только на нас.

Колледж Хэкера, Оксфорд

Май 2024 г.

Джонатан Линн

Энтони Джей

1

Партийные игры

Сэр Хамфри явно снова что-то замышляет. Во время нашей вчерашней встречи в министерстве административных дел (МАД – прим. пер.) он находился в каком-то странном состоянии и почему-то долго не мог понять суть моих проблем с этой чертовой «еврососиской». Это самый свежий пример идиотизма со стандартизацией, который мне приходится расхлебывать с нашими европейскими врагами. (Или «нашими европейскими партнерами», как Хэкер обычно называл их в своих публичных выступлениях. – Ред.)

Впрочем, об этом чуть позже. Ведь обычно сэр Хамфри отличается редким рвением, когда речь заходит о бюрократических баталиях, а вот в последнее время он почему-то проявляет необычную сдержанность. Значит, наверняка что-то замышляет. Надеюсь, достаточно скоро мне удастся хоть что-нибудь узнать. Иначе – жди беды!

Сегодня практически весь день прошел в обычных рутинных хлопотах. Хотя когда я утром просматривал документы из министерства обороны (МО – прим. пер.), в кабинет вдруг вошел Бернард. Причем без предупреждения и со словами:

– Извините, господин министр, что прерываю вас, но боюсь, у вас появились куда более срочные дела.

Я поинтересовался, какие.

– Ваши рождественские открытки, господин министр. Их уже нельзя больше откладывать.

Да, к сожалению, в этом он прав. Вовремя отправить рождественские поздравления действительно намного важнее, чем просмотреть документы МО. Если, конечно, ты не министр обороны…

(Хэкер, подобно многим политикам, с трудом видел различия между такими понятиями, как, скажем, «срочно» и «важно». Бернард, говоря о рождественских открытках, конечно же, имел в виду первое, в то время как Хэкер, скорее всего, понял это как последнее. Хотя, с другой стороны, нельзя исключать возможности и того, что, считая рождественские открытки «более важными», он был не так уж неправ. Поскольку он был простым членом Кабинета, его влияние на решение вопросов обороны было практически ничтожным, а значит, и степень важности присылаемых ему оттуда документов. – Ред.)

Бернард аккуратно, не торопясь выложил на длинный стол для совещаний несколько толстенных пачек наших (т.е. МАД – Ред.) фирменных поздравительных открыток, но все они были различных размеров. Почему? Нет, в этом явно крылся какой-то смысл. Но какой?

Заметив мой озадаченный взгляд, Бернард тут же объяснил.

– Тут все точно указано, господин министр. – Он медленно пошел вокруг стола, торжественно, будто на самом деле обходил строй почетного караула, указывая пальцем на каждую кипу. – Вот эти вы подписываете «Джим», эти – «Джим Хэкер», эти – «Джим и Энни», эти – «Энни и Джим Хэкер», эти – «С любовью от Энни и Джима», а вот эти миссис Хэкер должна написать сама, и вам надо только добавить внизу свою подпись.

Я обратил внимание на оставшиеся две стопки на дальнем конце стола, о которых он почему-то ничего не сказал.

– Ну а эти?

– Эти уже с готовым напечатанным текстом. И вашей факсимильной подписью. Поэтому вам, собственно говоря, ничего не надо делать, только убедиться в том, чтобы они не попали к тем, кому вы должны отправить открытки с вашей личной подписью. – Бернард улыбнулся и вежливо добавил: – Как я вам только что объяснил, господин министр: подписанные как «Джим», или «Джим Хэкер», или «Джим и Энни», или «Энни и Джим Хэкер»…

Да, но на самом краю стола высилась еще одна кипа, причем уже разделенная на несколько различных стопок.

– А что с этими? – удивленно спросил я.

Мой главный личный секретарь только пожал плечами.

– Как что? Это же поздравительные открытки для вашего избирательного округа. Их сегодня утром завезло сюда ваше доверенное лицо, сэр.

Господи, неужели их тоже делят на разные категории? Впрочем, в этом есть некий смысл: поскольку почта для избирателей считается не государственной, а политической, значит, от нашей госслужбы помощи ожидать не приходится, так как она по определению не имеет права участвовать в любой политической деятельности. По крайней мере, так они довольно ловко оправдывают свое нежелание что-либо делать…

Впрочем, Бернард, как ни странно, проявил редкую для государственного служащего готовность просветить меня в отношении рождественских открыток для моего избирательного округа.

– Вот эти вы подписываете «Джим», эти – «Джим Хэкер», эти – «Джим и Энни», а вон те – «С любовью, Энни и Джим»…

Да, понятно, естественно, понятно, но ведь на это уйдет практически весь день! Боже мой, какая скука…

Но оказывается, я даже не предполагал, что еще меня ожидает. Потому что мой главный личный секретарь вдруг достал из-под стола здоровенную дорожную сумку.

– А это, господин министр, еще до вашего приезда оставила здесь миссис Хэкер, – улыбаясь чуть ли не садистски, тихо прожурчал Бернард, – ваши личные поздравительные открытки. Но не беспокойтесь, это не займет слишком много времени. Их всего-то тысяча сто семьдесят две.

Я был потрясен. Всего-то тысяча сто семьдесят две!

– Да, и кроме того, господин министр, – как ни в чем не бывало, добавил он, – часть рождественских открыток вас ждет в штаб-квартире партии.

У меня противно засосало под ложечкой. Я совсем забыл об этом! Скорее всего, потому что в прошлом году не подписывал никаких партийных открыток. Да, но тогда я не был лидером партии, а в этом году меня выбрали, и теперь это моя прямая обязанность.

Что ж, надо так надо. Я тяжело вздохнул и начал подписывать. И скоро не без удивления обнаружил, что они двух типов: фирменные открытки МАД и фирменные открытки палаты общин. Почему? В чем тут смысл?

Бернард с готовностью объяснил.

– Смысл, господин министр, в том, что поздравительные открытки министерства подразумевают несколько более высокий статус получателя.

В общем-то, он прав. Открытку министерства может отправить только руководящий работник министерства, а открытку палаты общин практически любой депутат. Причем даже самый обычный «заднескамеечник»![1]

– Ну а почему тогда мы не посылаем их всем остальным? – поинтересовался я.

– Потому что они на десять пенсов дороже, господин министр.

– А те, которые их получат, не обидятся? Не подумают, что их, как бы это попроще сказать, «понизили»?

– Нет-нет, господин министр, не обидятся. Здесь давно все предусмотрено. Причем вплоть до самых мелочей. Для некоторых из них будет вполне достаточно, если под ними будет стоять подпись не «Джим Хэкер», а просто «Джим», или «Джим и Энни», а не «Джим и Энни Хэкер», и при этом добавите «с любовью», или вместо факсимиле подпишите это своей собственной рукой, или, скажем…

Я одним своим взглядом заставил его замолчать. Кроме того, там была одна открытка, которую мне ну никак не хотелось подписывать. Морису – комиссару ЕЭС по сельскохозяйственным вопросам в Брюсселе.

Господи, с каким удовольствием я бы вместо этого отправил ему уведомление об увольнении! Он даже ужаснее, чем все его коллеги – хуже и не придумаешь. Придурок, который все-таки умудрился протащить свой план стандартизации «еврососиски»! Значит, уже к концу следующего года нам придется сказать «до свидания» нашей старой доброй британской сосиске и, мягко говоря, «потреблять» всякое инородное дерьмо вроде европейской «салями» или немецкой «братвурст».