Альберт Иванов - Обычные приключение «олимпийца» Михаила Енохина Страница 2

Они настолько увлеклись, что не заметили, как к ним подошла Борькина компания. Борис выставил ногу вперед и подмигнул Молчуну. Молчун кивнул и подмигнул псу Фантомасу. Фантомас кивнул и оглушительно гавкнул за Женькиной спиной. Женька отшатнулся, споткнулся о подставленную Борисом ногу и рухнул на башню, похоронив ее под собой.

— Какую башню разрушили! — захныкали братья Мошкины.

— Башня Крылова! Подумаешь! — захохотал Борис, отвесив каждому по щелчку.

Хихикало захихикал. Молчун кивнул. А пес Фантомас улыбнулся своей глупой собачьей улыбкой.

Ночью Женьке приснился сон, похожий на правду. А на правду он был похож потому, что был у Женьки в Москве старший двоюродный брат Мишка. И даже не Мишка. А дядя Миша! Миша — сын родного дяди отца, значит, Миша тоже, наверное, дядя?! Сколько ему было лет, Женька точно не знал, но знал, что много! Может, четырнадцать а может, пятнадцать. Его каждый год приглашают к ним на море в гости, а он все никак собраться не может. То у него спортивные соревнования, то родители не отпускают. Так что Женькина мама уже просто по привычке в письмах спрашивала: «Когда же к нам на море Миша приедет?»... И этим летом его приглашала, да пока ответа не было. И вот снится Женьке, что—представьте себе!—этот дядя Миша наконец приезжает к нему. А ведь дядя Миша — не кто-нибудь, а известный спортсмен-яхтсмен! Была даже такая фотография в журнале «Пионер»: дядя Миша на швертботе класса «Оптимист» штурмует волны Московского моря. Он гордо натягивает шкоты, и каждый кулак у него на снимке чуть меньше большого арбуза.

«Мой двоюродный дядька приезжает! — кричит Женька во сне хулиганам. — Из Москвы! Сегодня! Всем влетит! И тебе, и тебе, и тебе!— перечисляет Женька обидчиков. — Тебе тоже достанется, бесхвостый!»— грозит Женька и псу Фантомасу...

Стоит возле разрушенной песчаной башни Борькина компания.

Ву-у-у—взвывает ветер, почти что вихрь, почти что смерч, почти что самум, унося с собою Фантомаса.

Перед задрожавшей от страха Борькиной компанией, скрестив на груди могучие руки, появляется детина — дядя Миша — в пионерской панаме, коротких штанах и кедах. А плечи у него шириной с футбольные ворота. Детина, шагнув вперед, спотыкается о громадный валун. В ярости он поднимает его и швыряет в море, валун падает где-то в территориальных водах Турции.

Затем дядя Миша, широко растопырив пальцы, опирается одной рукой на затылки Молчуна и Хихикало, другой — на голову Бориса и легко выжимает гимнастический угол. Компания хулиганов тут же уходит по грудь в песок.

Борис, Молчун и Хихикало дергаются, не в силах высвободиться, и жалобно смотрят детине вслед, который невозмутимо уходит прочь со словами: «Сделал дело, гуляй смело!»

...Женька проснулся. Тетя Клава трясла его за плечо:

— К тебе Миша прилетает из Москвы, — затараторила она. — Завтра вечером встречаем. Вместе отдыхать будете, слава богу. Он за тобой последит.

Как говорится, сон в руку!

— Плакать завтра будут! — обрадовано вскричал Женька.

«Я на тебя надеялся...»

Борькина компания, как всегда, играла в домино, а пес Фантомас отчаянно зевал от скуки.

Женька, размахивая прошлогодним заветным журналом «Пионер», как флагом победы, торжественно выпалил издали:

— Эй вы! Все! Завтра вечером мой дядька прилетает из Москвы!— Он раскрыл журнал на нужной странице и показал фотографию.— Вот он дяденька, вот он! Он вам даст!

Борис, Молчун, Хихикало и Фантомас встали.

— И тебе, Борька, даст! И тебе, Молчун, шею намылит, и тебе, Хихикало! — ликовал Женька. — И тебе, Фантомас бесхвостый!..

— Покажи дяденьку своего поближе, не бойся! — вкрадчиво сказал Борис.

— Я ему все расскажу, все! — кричал Женька, опрометчиво не замечая, что Молчун и Хихикало проскользнули в Борькин двор. А ведь из этого двора легко проникнуть в соседний и выйти за Женькиной спиной, отрезав всякую попытку к бегству.

— Все расскажу, все! — праздничным голосом орал Женька. Борис сделал шаг к нему, Женька попятился и, как заводной, пробормотал:

— Все расскажу... — но уже не так уверенно, как раньше.

— Ну, покажи своего дядьку, Енохин, — успокаивающе улыбнулся Борис.

И в этот момент коварные Молчун и Хихикало, выскочив из ворот соседнего двора, мертвой хваткой вцепились в журнал.

Женька помчался прочь с обложкой в руке, оборачиваясь и голося:

— Плакать!.. Плакать будете завтра!.. И послезавтра плакать!..

Молчун и Хихикало почтительно поднесли журнал Борису. Он взглянул на фотографию детины, сжимающего шкоты в «арбузных» кулаках, и, запинаясь, прочитал подпись:

— Чемпион Москвы.... в классе швертботов «Оптимист»... Михаил... Енохин...

Не отрывая взгляда от кулачищ на снимке, Хихикало сдавленно произнес:

— Все сходится — Енохин.

— Во сколько прилетает московский? — озабоченно спросил Борис.

— А-а... — отрешенно сказал Хихикало, — когда б ни прилетел, все равно нам конец. А он нас не утопит? — испуганно спросил он Молчуна.— Утопит?

Молчун мрачно кивнул. И собака кивнула.

Весь день они перебирали возможные варианты страшной мести Женькиного дядьки.

— А он додумается еще и так сделать, — ужасался Борис, — схватит кобеля за хвост и так им нас отхлещет — будьте здоровы!

— Это что... — бубнил Хихикало, — как двинет каждому по сопатке, нос будет, как резиновый, без хряща!

А Молчун кивал.

Вечером на следующий день, за час до прихода в город автобуса из аэропорта, компания Борьки спряталась за спинкой скамейки. Здесь их никто не мог заметить. Зато через щели можно было спокойно следить за автобусной остановкой.

Они настолько ошалели от страха, что, когда пришел нужный автобус и первым из него вышел здоровенный негр, Хихикало толкнул Бориса локтем в бок:

— Он???

Борис неуверенно ответил:

— Слабо похож.

Потом вышли Женька с теткой. За ними повалил поток приезжих.

— Что-то я его не вижу, — успокоился Борис. — Женьку вижу, а дядьки нету.

— Ждите здесь, я кефиру куплю, — сказала тетя Клава. И заспешила в молочный магазин.

Женька уныло смотрел, как великан-негр поднимает свой здоровенный чемодан, похожий на средневековый сундук с сокровищами. За чемоданом стоял старший дядя Миша. Дядя, дядя... А еще старший... Мишка-Мишунчик, а не Михайло Потапыч.

Компания изумленно воззрилась на Михаила.

— Мужичок с ноготок, — хмыкнул Борька. Хихикало захихикал, Молчун кивнул,

— И лицо настырное, — продолжал Борис.

— Значит, трус, — определил Хихикало. — Я тоже всегда настырничаю, если трушу. Трус — кто же еще?!

— Маменькин сынок, — насмешливо заметил Борис. — Глянь-глянь, на проборчик причесан и брючки наглажены, как в театр! Хы-гы...

— А ты на Женьку глянь, — хохотнул Хихикало. — Конец света!

На Женьку было жалко смотреть. Еще в аэропорту он так расстроился, что всю дорогу до города не разговаривал с Михаилом. А тут не выдержал.

— На фотографии ты больше был, — протянул Женька, — помнишь, какие кулаки!

— Перспектива, — коротко ответил Михаил, с любопытством глазея по сторонам.

— Чего?

— Ты вот сейчас вблизи, — охотно разъяснил Михаил. — Если тебя отсюда сфотографировать, ты выше фонаря на снимке выйдешь...

— Тебе точно тринадцать? — с сомнением спросил Женька.

— Двенадцать с половиной, — с сожалением ответил Михаил.— А что?

— Маленький ты какой-то,—недоверчиво заметил Женька. — Я на тебя надеялся, а ты маленький. Подвел...

— Ну, чего ты такой скучный? Ты что, меня боишься?

— Нет, — печально промолвил Женька и повторил: — Маленький ты какой-то...

— Наполеон тоже маленький был, — отпарировал Мишка.

— Так то Наполеон, — безысходно произнес Женька.

Лавируя в толпе, Борькина компания, усмехаясь, подошла к Мишке и Женьке.

Женька замер.

— У меня есть старший брат, он ходит утром в детский сад, — громко сказал Борис, пренебрежительно окинув Михаила взглядом с ног до головы. Хихикало захихикал. Молчун кивнул.

Женька попятился. Михаил тоже невольно отступил и неожиданно отчеканил:

— Рот до ушей и губы в масле. С таким умом ходил бы в ясли.

Хихикало закудахтал. Борис взглянул на него, и тот беззвучно задвигал ртом, сдерживая смех.

Борис поставил на скамейку ногу и развязал длинный шнурок башмака. Молчун и Хихикало сделали то же самое, хотя еще и не понимали, в чем тут дело. Но они привыкли во всем подражать своему вожаку.

— Шнурочки нам завяжи. Бантиком, — подчеркнул Борис. Переглянувшись, Хихикало и Молчун схватили Михаила за плечи и согнули его к башмакам, поставленным рядом.

— Давай-давай, завязывай, — хихикнул Хихикало. — Все три башмака.

А Молчун кивнул три раза.

Михаил послушно начал завязывать шнурки. Женька, окаменев, смотрел на Бориса, как лягушка на питона.