Борис Штерн - Вопли Страница 2

Дмитрий Николаевич с раздражением начинает понимать, что день пропал. Он до самого вечера будет выглядывать па лестничную площадку и сторожить пустую квартиру Вовки Спиридонова, пока тот не вернется с работы. Чухонцев, ругнувшись, выходит на площадку и опять начинает вертеть ключом в соседской двери. На втором обороте ключ не проворачивается.

Замок испорчен, разве не ясно?

Впрочем, размышляет Дмитрий Николаевич, возможен вариант, что злоумышленник притаился в коридоре за дверью и придерживает замок, пока он, Чухонцев, крутит ключом.

Ладно, предположим. Твои действия, если кто-то залез туда?

Вооружиться. Зачем?!

А затем, что у грабителя может оказаться топор.

Топор? Почему топор? Будут они с топором лазить!

Вот откуда топор: Родиона Раскольникова вспомнил, книжник! Раскольников с топором в квартире столяра мебельной фабрики Вовки Спиридонова? Вопли все это. Литературщина.

Внутренний монолог Дмитрия Николаевича вдруг обрывается. Он видит, как диск французского замка в соседней двери сам собой начинает медленно поворачиваться… Там, за дверью, в самом деле кто-то стоит и крутит замок!

Мысли Чухоицева начинают суетиться… Что делать? Сосед на работе. Анюта, его жена, еще не вернулась из отпуска.

Квартира пуста. В квартиру кто-то влез… Возможно, тот самый чаеразвесочный интеллигент, который бродит но этажам и для отвода глаз продает чай…

– Вот тебе и символизм! Колюнька удрал с уроков, спугнул грабителя, и тот сейчас прикручивает замок, чтобы никто не вошел. Есть ли у него способ удрать не через дверь? Спрыгнуть разве что с девятого этажа…

Твои действия?

Вызвать милицию.

Разумно. Пока пробежишь три квартала к телефону-автомату, Вовкину квартиру на грузовике вывезут.

Что же делать?

Беги к соседям!

Где соседи, какие соседи утром в понедельник? Выбрал время, подлец! Не под покровом ночной тьмы, а утречком, когда все на работах и службах…

Пока Дмитрий Николаевич так суетливо размышляет, замок в соседской двери совершает новые эволюции: тот, кто за дверью, крутит его в обратную сторону… Раздумывать некогда – тот, кто за дверью, успокоенный тишиной, решился открыть дверь и удрать. Нужно немедленно выдать себя, зашуметь и заставить грабителя затаиться.

Дмитрий Николаевич начинает шуметь – кашляет, топает ногами и долго звонит в собственную квартиру. Диск замка перестает вращаться… Значит, тот, кто за дверью, затаился.

Что же теперь? И уйти нельзя, и под дверью торчать тоже не дело… С пьяным интеллигентом Дмитрий Николаевич и сам, конечно, справится, но что если за дверью прячется мордоворот с топором?

Надо действовать так, чтобы тот не заподозрил, что его заподозрили и мешают ему уйти. Нужен отвлекающий маневр. Надо шуметь натурально – будто жильцы ходят туда-сюда, тогда грабитель будет ждать, пока все успокоится.

Дмитрий Николаевич открывает сам перед собой свою дверь и, чувствуя себя полнейшим дураком, здоровается:

– Здоров, Дима!

– Сколько лет, сколько зим! – отвечает басом самому себе.

Теперь завести длинный разговор… Артист!

– Заходи!

– Не могу, спешу. У тебя как дела?

– Ничего, потихоньку. А у тебя?

– У меня? Нормально. Я вот по какому делу… одолжи червонец.

– Постой, сейчас принесу.

Вдруг кто-то сзади хватает Дмитрия Николаевича за плечо. Чухонцев обмирает от страха, но тут же выясняется, что схватил его не инфаркт и не грабитель с топором, а всего лишь глуховатый пенсионер с верхнего этажа. Его, наверно, сюда сам бог послал!

– Ты чего тут делаешь? – удивляется пенсионер и стучит пальцем по лбу.

– Семен Данилыч! Постойте тут… – Чухонцев убегает на кухню, приносит карандаш с бумагой и начинает писать объяснение.

– Ты, Димка, чокнутый, – говорит в это время Семен Данилович. – Я за тобой давно наблюдаю, с детства. Все хлопцы как хлопцы, а ты кто? Что ты здесь под дверью стихи читаешь? Вот Вовка – он столяр. Понятно. Вот Семка – он в магазине. Понятно. А ты кто? Пушкинист? Нет, ты мне объясни: чем ты в жизни занимаешься?

Чухонцев сует ему под нос записку. Семен Данилыч ищет очки и говорит, что забыл их дома.

– Что здесь? Стихи?

– Стихи, стихи, – подтверждает Дмитрий Николаевич. – Очки у вас на лбу.

«Семен Данилыч! – читает Семен Данилыч. – В квартире Вовки Спиридонова сидит грабитель и все слышит. Я его отвлекаю и не могу отойти. Немедленно позвоните в милицию».

– Вот так стихи! – изумляется Семен Данилыч и отправляется вниз.

Дмитрий Николаевич глядит ему вслед. Старик, конечно, бойкий, но к телефону доберется минут через пятнадцать. Чем бы этого грабителя занять?

За дверью шорох…

Думай скорее, пушкинист!

Стихи!

И Дмитрий Николаевич прямо на лестничной площадке под дверью начинает читать стихи о Прекрасной Даме:

Вхожу я в темные храмы,Свершаю бедный обряд.Там жду я Прекрасной ДамыВ мерцании красных лампад…

За дверью тишина.

Пусть, пусть послушает Блока.

В тени у высокой колонныДрожу от скрипа дверей…

Дрожу от скрипа дверей. Это по теме.

А в лицо мне глядит, озаренныйТолько образ, лишь сон о ней.

Слушай, пушкинист, а если твой друг детства Вовка Спиридонов в отсутствие Анюты привел в квартиру Прекрасную Даму и ждет-не дождется конца работы, чтобы домой поскорей?

Ты помнишь чудное мгновенье, пушкинист?

Мысль о Прекрасной Даме в Вовкиной квартире представляется Дмитрию Николаевичу настолько изящной, что он сразу начинает в нее верить. Может, кто и не знает Вовку Спиридонова, а он знает. Это очень возможно. Это возможно скорее, чем Раскольников с топором. Прекрасная Дама за дверью чувствует себя на крючке, потому что сейчас приедет милиция.

Пожалуйста, пусть уходит, кто ей не дает?

Ты ей не даешь.

Такие мысли посещают Дмитрия Николаевича в последние минуты до приезда опергруппы. Тот, кто за дверью, наверно, тоже чувствует приближение милиции. Кем бы он ни был – Прекрасной Дамой или Квартирным Грабителем, – ему пора удирать.

Замок поворачивается до отказа, и дверь осторожно начинает приоткрываться. Дмитрий Николаевич замирает, готовый на любое откровение. Вот уже в щели за дверью в Вовкином коридоре что-то мелькает, но внизу раздается топот многочисленных ног, дверь испуганно захлопывается, и перед Дмитрием Николаевичем на лестничной площадке вырастают трое озабоченных широкоплечих ребят в штатском.

– В чем дело? Почему лифт не работает? – запыхавшись, спрашивает один из них.

– А он у нас только вечером, – объясняет Чухонцев.

– Хорошо, с лифтом выяснили, – нетерпеливо вмешивается второй. – А кто милицию вызывал?

– Там кто-то есть, – Чухонцев указывает на дверь.

– Мало ли кто там может быть? Вы кто такой?

– Сосед…

Внешний вид Дмитрия Николаевича производит впечатление на сотрудников. Усы и бородка вызывают у них положительные ассоциации. Такой сосед врать не будет. За дверью в самом деле что-то не так.

В квартиру звонят.

Из квартиры не отвечают.

Что ж, удальцы, долго не думая, начинают действовать, как учили. Они свое дело знают. Они просят Дмитрия Николаевича очистить пространство, и третий из них, самый молчаливый и шкафообразный, внутренне перекрестившись, бочком-бочком кидается на дверь.

Вот это специалист!

Конечно, Дмитрий Николаевич понимал, что, возможно, придется взламывать дубовую дверь (эту дверь, похожую на средневековые ворота, любовно сработал Вовка Спиридонов на своей мебельной фабрике), но не представлял, что с одного удара эти ворота можно выдрать вместе с косяком из дверного проема и, разворотив стену, рухнуть в клубах пыли в Вовкин коридор.

Пока Дмитрий Николаевич соображает, что к чему, сотрудники милиции врываются в квартиру и начинают вытаскивать из-под двери не кого-нибудь, не какого-то там задрипанного люмпен-интеллигента, а здоровенного верзилу, одновременно выкручивая ему руку и отбирая топор. Верзила, пожалуй, не оказывает сопротивления, сознавая, что взят с поличным, к тому же он немного оглушен свалившимися на него дубовой дверью и шкафообразным сотрудником, который отполз к вешалке и тихо охает, держась за плечо. Верзила не сопротивляется, но его рука никак не поддается выкручиванию и не выпускает топор. Он даже не осознает, что его «скручивают», и с ненавистью глядит на Дмитрия Николаевича.

А Дмитрий Николаевич наконец-то осознает, какой смертельной опасности подвергался на лестничной площадке.

– А! С топором! – кричит Дмитрий Николаевич, окончательно теряя интеллигентный облик кандидата филологических паук, и становится похожим на взъерошенного и удачливого первобытного охотника. Он пляшет в коридоре, помогая скрутить верзилу, и мешает оперативникам работать.