Анатолий Шендерович - Диалог в ходе эксперимента Страница 2

— Ты несносен! Мне нужен серьёзный ответ.

— А что ты называешь орудиями?

— Камень, палка в руке…

— Ни разу не видел… Хочешь, расскажу, как всё это происходит?

— Только без лишних деталей.

— Ничего лишнего в их действиях нет. Догнал, зубами — в глотку, когтями вспарывается брюхо… Или вот ещё: затаился, потом бросок — и жертва оказывается в раскрытой пасти.

— Так. Хорошо. То есть отвратительно! Я надеялся, что здесь возможен какой-то другой вариант…

— Любителей пощипать травку там тоже немало.

— Они все могли бы пользоваться растительной пищей.

— Не сложилось. Саморазвитие, не так ли?

— Смеёшься? Я смотрю, не зря я приладил тебе рожки и прочие атрибуты чёрта… Ты становишься самим собой. То есть чёртом.

— Вхожу в образ?

— Что-то в этом роде…

— А почему тебя интересовали всякие палки и камни?

— Потому что это первые орудия труда, а значит, первые признаки мыслительной деятельности.

— А сейчас что? Когда какой-нибудь гад ползучий лежит в воде, как бревно, а потом — хоп! — и бедная тварь оказывается у него в пасти. Он что, не притворяется бревном?

— Притворяется. Но это не мыслительная деятельность. Это инстинкт.

— Какой ещё инстинкт?

— В данном случае — пищевой, ощущение голода. Вообще-то их много, всяких инстинктов.

— Назови хотя бы парочку.

— Инстинкт страха… Инстинкт продолжения рода…

— А разум?

— Разум — это не инстинкт. Инстинктом можно назвать любопытство, любознательность, но не разум… О, если бы разум правил миром!

— Что-то подсказывает мне, что ты уже знаешь результат своего эксперимента…

— Нет, не знаю. Но некоторые предчувствия… Да-с… Предчувствия. Странная это штука, не могу её объяснить, но… Вот что, господин Чёрт, нам важно не пропустить этот момент эволюции…

— Ich bin ganz Ohr — я весь обратился в слух.

— Господи, где ты успел набраться? Впрочем, миль пардон, как ты уже сказал однажды, — говори на каком хочешь. Да, так на чём мы остановились?…

— Мы остановились на палках и камнях.

— Точнее — на орудиях труда, Этот момент пропустить было бы непростительной расхлябанностью.

— Да я готов хоть сейчас. Лечу!

— С богом!

Мешок

— Ба, кого я вижу! Рад, очень рад!

— Взаимно! Ты будешь смеяться — я даже соскучился.

— Почему я должен смеяться?

— Ну, чёрт и сантименты — две вещи несовместные. Так, кажется, у Пушкина?

— Гений и злодейство, образованный ты мой… Постой, что ты держишь за спиной… Покажи! Мешок… Что за сокровища ты в нём прячешь, никак не развяжу… Уж не золото ли?

— Дороже! Смотри!

— Палка! Палка!.. А это что?.. Это не камень…

— Это костяной скребок!

— Ты шутишь! Уже?!

— А вот это ты видал?! Деревянный кругляш…

— Колесо!!! Боже мой, колесо!.. Постой… Ты никуда больше не залетал?

— Куда я мог залететь?

— Ну, на какую-нибудь другую планету…

— Ты шутишь?.. Погоди, я, кажется догадываюсь… Ты где-нибудь ещё свои эксперименты ставил? Кроме этой Локанты? Ставил?

— Было дело… И везде безуспешно… Прямо какое-то проклятие! Неужели и здесь?..

— Погоди, ну что ты так расстраиваешься?.. Может, на этот раз повезёт…

— Вот именно. Принцип должен быть сохранён: мы ни во что не вмешиваемся! Категорически. Люди сами должны… своим умом…

— «Весь мир забыл, не правил он ничем, и без него всё шло своим порядком». Это, видимо, про тебя…

— Да, я вижу, Пушкина ты знаешь…

— Я тебе колесо привёз!

— Колесо от кого?

— От приматов. Как и всё остальное. Только из разных частей планеты.

— Приматы. Так и должно быть. Чем они питаются?

— Кто чем. Охота, рыболовство… Некоторые… Только ты на меня не кидайся…

— Что?!

— Едят друг друга…

— Вот это — настоящая катастрофа! Каннибалы. Не понимаю, как это… Тут какая-то ошибка… Какая-нибудь нелепая мутация…

— Торжество разума!

— Нет, борьба за существование. Пищи не хватает. Но используя орудия труда…

— Ты имеешь в виду колесо?

— В том числе. Это уже не инстинкты, это вполне сознательная деятельность.

— Если хочешь, я могу привести при мер вполне сознательной деятельности, не связанной ни с какими орудиями труда…

— Кого ты имеешь в виду?

— Павианов.

— Но это тоже приматы, одна из их многочисленных тупиковых ветвей.

— И тем не менее. Такая картина: леопард залёг около тропы, по которой торопилось к своим пещерам стадо павианов. Верная добыча. От стада отделились два самца, взобрались на скалу над леопардом и разом прыгнули вниз. Один вцепился в горло леопарду, другой в спину. Задней лапой леопард вспорол брюхо первому и передними лапами переломил кости второму. Но за какие-то доли секунды до смерти клыки первого павиана сомкнулись на яремной вене леопарда, и на тот свет отправилась вся тройка. Конечно, оба павиана не могли не ощущать смертельной опасности. Но стадо они спасли. Скажешь — инстинкт?

— Безусловно. Но какой-то план действий у них в голове, возможно, был… Впрочем, этот случай только подтверждает: разумное поведение не возникает вдруг. Не будем торопиться… Посмотрим, что будет потом…

— Когда?

— Я думаю, ты можешь хорошенько выспаться, прежде чем отправляться в следующую командировку.

— Выспаться? Ты разве не знаешь закона: бес не дремлет?

— Та-ак! Где ты поднабрался этих словечек?

— Сами выскакивают бог весть откуда…

— Эти словечки — из следующей фазы развития! Фазы человека разумного. Ты не мог их слышать на Земле…

— Я ведь тоже твой эксперимент… И со мной ты тоже не знаешь, что может получиться?

— Нет, нет. Здесь никакого саморазвития. Ты будешь делать то, что надо.

— Конечно. Но разве твои… не совсем удачные, скажем так, эксперименты по созданию человека разумного путём саморазвития — разве они не натолкнули тебя на мысль, что это самообман? На самом деле ты всё время пытаешься скорректировать ход развития, хотя это ни к чему хорошему всё равно не приводит?

— Я ни во что не вмешиваюсь!

— Ты хочешь так думать, утопист. Но ты же стремишься к гармонии всего живого. Значит, ты каким-то образом…

— Интересно, каким?

— Этого я пока не знаю. Но думаю, что это не бог весть какая загадка.

— Уверяю тебя: никогда ни во что не вмешивался. В этом — суть эксперимента. Мне надо…

— Тебе надо!

— Да, именно так: чтобы люди выбрали такой путь, когда для них не останется никаких тайн природы…

— Торжество разума! И чтобы все были счастливы!

— Разумеется.

— Ха-ха!

— Мне надоели твои насмешки.

— Можно, я буду называть тебя — господин Утопист!

— Это не утопия. Не получится здесь — получится в другом месте. Я этого добьюсь!

— Добьюсь? А как же принцип невмешательства?

— Не цепляйся к словам. Добьюсь — в смысле не оставлю своих попыток, пока мне не улыбнётся удача.

— Я ошибся. Ты не Утопист. Ты — Игрок. И место тебе — в Лас-Вегасе.

— Не будет такого места!

— А принцип невмешательства?..

— Однако беседа наша что-то слишком затянулась… Отдыхать ты не захотел. Тогда собирайся-ка ты снова в дорогу.

Сундучок

— Ф-фу… Еле дотащил!

— Во-первых, здравствуй!

— Извини, не поздоровался… Привет!

— Я уж думал, ты скажешь: я пришёл к тебе с приветом, рассказать что…

— Я собирался это сказать, но позже.

— Ладно. Сначала — общее впечатление.

— Общее впечатление? Изволь: воюют, гады!

— О чём ты говоришь? Какие гады? Кто воюет? С кем?

— По порядку. Гады — это твои так называемые homo sapiens. Конечно, они не ползают на брюхе, ходят на двух ногах. Но всё равно они гады. Впрочем, и на брюхе, фигурально выражаясь, ползают тоже. Слабые — перед сильными, бедные — перед богатыми…

— А кто с кем воюет?

— Все — со всеми. И не пытайся изображать печаль. Вряд ли ты…

— Значит, это действительно ошибка, и роковая. Внутривидовой агрессии в их генетической программе не было. Теперь только одна надежда — на разум…

— Но ведь ты с самого начала ставил на разум!

— Да, но для созидательной деятельности. Об агрессии я и не помышлял… Кстати, много их там, сапиенсов?

— Немало. Может быть, сотни тысяч, может, больше. Внешне — очень большое разнообразие. Но главное различие — в образе жизни.

— Ты имеешь в виду — ступени развития.

— Да, если это можно назвать развитием.

— Можно. Я знаю — ты скептик, но это не отменяет общих законов.

— Общих законов? Так они есть?

— Да.

— Тогда о каком саморазвитии может идти речь?