Джек Аллен - Последний звонок Страница 2

Линда берёт у Калеба трубку и кладёт на место.

— Солнышко, а как выглядит этот мистер Пауэлл? Не помню, чтобы он у нас что-нибудь вёл.

— И не можешь помнить. Ты была на практике те два дня, что он проработал.

Линда очень опрятна и аккуратна. Хорошо работает руками. Подрабатывает сексуальной разрядчицей в обветшалом местном салоне. Уже набрала хорошую клиентскую базу. Остаток недели изображает секретаршу Калеба. Отвечает на звонки и печатает письма. Все довольны. Особенно прелестная Анжела Уайт, соцработник в области образования в этой школе. Она еженедельно проверяет журнал и видит, что присутствие Линды отмечено каждый день. Всё идёт, как должно. Милая девочка Анжела. Предана работе и наделена обалденными крупными титьками. Сочетание, которое Калеб считает редким и привлекательным. Неотразимым.

— Ничо, если я отойду, солнышко? Я хочу писать.

— Ага. Иди, конечно. Десять минут, да?

Линда выходит из комнаты с сигаретой в руке. По дороге вихляет жопкой. Калеб улыбается себе и закрывает дверь. Садится и набирает номер. Отвечают сразу.

— Рис у телефона.

Сердце Калеба начинает колотиться. Дыхание учащается, горло сдавливает. От контакта с врагом глубоко в нём вскипает злоба.

— Слушай, Рис, жирный котях! Включил на хуй отопление взад, или я тебе яйца отрежу!

— Дак, тебе нужна помощь, ты болен.

— Я здоровее, чем будешь ты, если отопление не включат. Рис, моё место тебе не достанется! Дрочила! Скажи своим дружбанам из оппозиции, я крепок, как морёный дуб! Я, блядь, Плантагенет!

— Дак, позволь, я устрою тебе приём у специалиста? А то получится, как с Джереми Филсом!

В голове Калеба звенит колокольчик тревоги. Этот ублюдок заговаривает ему зубы, пока они отслеживают звонок.

— Иди на хуй! Высокомерная скотина! И не говори, что тебя не предупреждали!

Калеб швыряет трубку на аппарат. Ощущает глубинный внутренний блеск самодовольства и еле заметную дрожь в руках. Подходит к раковине и наполняет чайник, чтобы заварить себе чай. Хотя только десять утра, он уже сделал дневную норму. Чувствует, как внутри перекатывается волна адреналина. Заставляет сердце биться в почти самоубийственном ритме. Эта работа за год собрала жатву из трёх учителей, и он не собирается становиться четвёртым.

Пока Калеб отмывает чашку, он клянётся, что больше никогда не позволит работе так на себя влиять. Не даст системе превратить себя в лопочущего идиота. Со слюнявым ртом и ссущего в трусы, делающего заметки куском мела. Когда он почувствует, что крыша потекла, он тут же уволится. Вернётся к своим любимым самоделкам [В переразвитых странах самостоятельная работа в быту (от постройки домов и ремонта до изготовления детских костюмов) выделена в отдельное увлечение — DIY (Do It Yourself, Сделай сам).], или будет лазать по холмам Камберленда. Падение, которого он, конечно, всегда может избежать. Вырыть тоннель, как покойный Джереми Филс. Произносится, скорее, как «Пилс», с непроизносимой «Эйч». Бывший заведующий кафедрой К.О. разработал идеальный план. Вырваться к цивилизации, переобучившись на школьного библиотекаря или курьера. Потом дойти до нервного истощения. Они не призовут его больше на военную службу, не пошлют обратно на фронт. После двадцати-то лет обитания в окопах. Снаряды рвутся вокруг чуть не каждую секунду. Взрывы внутри головы. Они не посмеют. В сорок восемь лет реакция замедляется. Появляются свои мысли. Сложнее адаптироваться к постоянно меняющимся моделям педагогического мышления. Потом национальный учебный план и вся эта хуета. Тот, кто помоложе, может увидеть смысл в записях достижений, четвёртом ключевом этапе, восьмом образовательном плане. Обучение через исследование. Не бывает непослушных детей. Калеб сам с этого хуеет. Он принадлежит к старой школе, где были стандарты одежды и поведения. Где хорошее поведение не требовало усилий, его насаждали в жёсткой форме. В те дни работа шла по армейскому типу. Школа делилась на цвета или дома. Красный, зелёный, голубой, жёлтый. Были классы А, В, С, D. Ботанов собирали в А и В, а психов и раздолбаев — в С и D.

Столы стояли рядами. Никаких, блядь, кругов! Самые способные ученики сидели на передних партах, и, чтобы ответить, поднимали руки. Таблицу умножения учили наизусть. Учителя барражировали между рядами с указкой, готовые и стремящиеся пустить её в ход. Высматривали, как дети шепчутся. А когда спектакль кончался, дежурный учитель звонил в звонок. Первый звонок означал, что все встают и стоят. СТОЯТ! Никто не смеет сделать ни шагу. А кто посмеет — избиение перед школой. Второй звонок — и они бегом строятся в ряды. В два раза быстрее, чем могут! Стоять прямо, плечи расправить! Взгляд — в затылок впереди стоящему. Помоги Господь тому, кто скажет хоть слово, пока они идут строем. [Доктор Бепсфилл заявил Комиссии, что одержимость Калеба Дака старомодными и дискредитированными педагогическими методами стала основной причиной его заболевания.]

Из четырёх учителей, работающих сейчас в К.О., Калеб единственный знаком с заветами Предков, и он ощущает, что в качестве и.о. заведующего обязан передать свои знания. Однако донести информацию до людей непросто. Каждый день Энди Пауэлл звонит и сказывается больным. Лин Джонс, пузатая волосатая Мужебаба, изо всех сил пытается отловить своих любимых попугайчиков, а Джен Скотт завела отношения с Балдевом Сингхом. Агрессивным индийцем из одиннадцатого класса с плохим поведением.

В кабинете Калеба снова звонит телефон, прерывая размышления. Он берёт трубку, готовый ко всему. Лает, как собака, прежде чем ответить. Чтобы вызвать замешательство.

— Гав! Гав! Бристольский собачий приют!

— Доброе утро, Калеб. Приятно, что ты ещё не потерял чувства юмора!

Он сразу узнаёт голос. Это Уильямс Любезный В.М. Снова его пульс учащается.

— Доброе утро, директор. Как дела?

— Послушай, Калеб, есть свободная минутка? Хочу поговорить с тобой.

Калеб мешкает. Ясно, что за этим стоит Рис. Не стоит проявлять слишком большое рвение.

— В следующий понедельник утром для меня было бы в самый раз.

— Девять тридцать тебя устроит?

— Меня — да. Гав! Гав!

Калеб медленно нажимает на рычаг и слушает второй щелчок. Его нет. В животе мутное ощущение, словно за ним тайно следят. Собирают улики для его увольнения. Калеб знает, что они слишком много смотрят телевизор. Любят парную игру. Классический вариант с плохим копом и хорошим копом. Только в их случае это Мистер Любезный Валлийский Мудак и Мистер Мерзкий Валлийский Мудак. Их способ контролировать дела. Уильямс опаснее всего, когда он вежлив и любезен. Потом, когда он решает, что размягчил подозреваемого, он просит Риса поработать ножом. Что тот и проделывает с большим удовольствием. Калеб знает, что имеет дело с коварным валлийским ублюдком. Придётся следить за ним, как ястреб. Первый Уровень Осведомлённости! [Стокгаузен сказал, что Первый Уровень Осведомленности — знать своего врага.]

Глава 2

Калеб не любит говорить о доме. Не хочет, чтобы выжирающее мозг убожество рабочего места смешивалось со святостью и уютным спокойствием абсолютного домашнего блаженства. Котлеты — отдельно, мухи — отдельно.

Но, накануне, уходя из школы, Калеб совершает привычное паломничество по окружающей сельской местности. Пора вечерних упражнений. Избавить тело от сдерживаемого яда, что с тревожной скоростью копится, когда работаешь на меловые рожи. Он заводит «Капри» на обочину, выходит и делает щедрые глотки Божьего свежего воздуха. Окунается в восхитительное одиночество. Взглядом выискивает на поле партнёршу по тренировкам. Другие коровы стоят, пережёвывают жвачку, некоторые даже заигрывают с ним. Смотрят своими прекрасными глазами. Он не поддаётся искушению. До остальных дойдёт очередь, когда он станет сильнее.

А вот и избранница Калеба, в углу, тянет мамку за вымя. Он приближается медленно и тихо. Протягивает на ладони пучок травы. Похлопывает её по спине, позволяет длинному розовому языку слизнуть с руки подарок. Не делает резких движений. Низко-низко нагибается, чтобы ухватиться половчее, и борется с дёргающимися ногами. Потом со всей дури хуячит по полю. Рози потихоньку успокаивается и затихает, убаюканная ритмом его бега, она чувствует себя в безопасности. Рисунок дыхания под жёстким контролем, колени поднимаются высоко. Носки тянуть, как балерина. Раз! Два! Три! Четыре! Так Милон Грек тренировал Геракла. Целый год каждый Божий день, и потом Могучий взваливал на плечи взрослого быка и бежал с ним до Афин и обратно. Калеб решил, то, что годится Гераклу, и ему пойдёт. И вот прошёл уже месяц. С того самого дня, когда директор попросил его стать неоплачиваемым и.о. заведующего кафедрой. Так что берегись любой, кто решит наехать на него. Если кто считает себя круче всех, пускай попробует!

Сделав круг по полю, он опускает ношу. Испытывает явное облегчение, и раз за разом набирает полную грудь сельской вони. Потихоньку восстанавливает дыхание. Только теперь он способен расслабиться, и напряжение постепенно утекает. Он успокаивается, можно ехать домой.