Медвежий душ - Наум Давыдович Лабковский Страница 2

— Откуда гроза? С чистого неба?

— А знаете ли вы, что гром редко можно слышать на расстоянии больше двадцати километров. Может, там уже гремит…

— И-и… — начал я заикаться от злости, но Ласточкин перебил меня:

— А знаете ли вы, что буква «и» одна из наиболее употребительных в европейских языках? Чаще ее встречается только буква «е». Так, например, во французском языке она встречается сто восемьдесят четыре раза на каждую тысячу букв.

Я сбежал. Было очевидно, что если мне не удастся подавить Ласточкина, я вынужден буду покинуть удобный двухместный стол на веранде с видом на лазурную гладь моря. И я разработал коварный план. Всю ночь я сочинял самые невероятные занимательные сведения, которые могли бы стать украшением любого еженедельника.

К завтраку Ласточкин явился с хорошим аппетитом. Как всегда круглый, он уселся за столик, потер руки и воткнул вилку в румяную котлету.

Но не тут-то было.

— А знаете ли вы, что каждая котлета, съеденная человеком, сокращает его жизнь ровно на то время, которое он затратил на еду? — невинно спросил я.

Ласточкин отодвинул тарелку и потянулся за молоком.

— А знаете ли вы, что в стакане коровьего молока содержится микробов, опасных для жизни человека, несколько больше, чем в стакане прокипяченной воды?

Обмякший Ласточкин стал вяло намазывать на хлеб масло и мед.

— А знаете ли вы, — с ужасом воскликнул я, — что пчелы часто умирают от паралича?

Теперь уж из-за стола поднялся Ласточкин. Но я увязался за ним.

— Идете в свою комнату… — сокрушался я. — А знаете ли вы, что свиньи, коровы и овцы, проживающие в хлеву, имеют сердце в два раза меньше, чем птицы, олени и скаковые лошади, находящиеся в постоянном движении?

Ласточкин попытался скрыться в туалете. Я последовал за ним.

— А знаете ли вы, что на каждые сто нормальных людей приходится 0,76 зануд, которые в состоянии испортить жизнь остальным 99,24.

Ласточкин схватился за голову.

— А знаете ли вы, что размягчение мозга наблюдается в большинстве случаев у мужчин, засоряющих свой мозг всякой белибердой?

Больше Ласточкин не появлялся. Его перевели за восьмиместный стол.

Тысяча извинений

Сколько раз я читал забавные истории о телефонных путаницах, но никогда не представлял себе, что стану участником одной из них.

Как-то, месяцев шесть назад, у меня дома зазвонил телефон. Это было довольно ординарное явление, в нормальный будничный день телефон на моем столе звонит с интервалами в одну-две минуты. Я поглядел на него враждебно, твердо решив не поддаваться. Однако в его ровном, назойливом звоне было что-то такое вкрадчивое, просительное, что я не выдержал и поднял трубку.

В трубке послышался мужской голос:

— Тысячу раз прошу извинить меня за беспокойство, но если это не составит для вас труда, я был бы весьма вам обязан, если бы вы были настолько любезны и не отказались пригласить к телефону Павла Николаевича.

— Какого Павла Николаевича? — спросил я.

— Павла Николаевича Василькова. И если это вас не затруднит, будьте так любезны, скажите ему, что его беспокоит Корзинкин.

— Вы, видимо, не туда попали. Никакого Василькова здесь нет.

— Тысячу извинений! — защебетал в трубке мой собеседник. — Это моя вина! В записной книжке нечетко записан номер, непонятна последняя цифра. Не то три, не то восемь. Я набрал восемь, а, видимо, это три. Миллион извинений…

Телефон звякнул так подобострастно, что я невольно приподнялся в кресле и пробормотал:

— Ничего, ничего, с кем не случается.

Вскоре я забыл о звонке.

Прошло недель пять или шесть, и однажды утром телефон на моем столе опять зазвонил просительно, правда, на этот раз не так подобострастно.

Знакомый мужской голос сказал:

— Здравствуйте! Вас беспокоит Корзинкин. Не будете ли вы так любезны попросить к телефону Павла Николаевича Василькова?

— Василькова здесь нет, — сказал я.

— Уже уехал в управление! — горестно отозвалось в трубке. — А я только собирался к нему. Не будете ли вы так любезны передать ему…

— Не буду… — перебил я. — Ничего я не смогу передать Василькову, потому что его здесь нет, не было и не будет. Вы не туда попали. Это частная квартира.

— О! Простите! — заурчала трубка. — Это все моя записная книжка! Тут нечетко записана последняя цифра. То ли три, то ли восемь…

— Три! Три! — крикнул я и положил трубку на рычаг.

Больше он не звонил. Видимо, исправил неточность в записной книжке.

Но вот месяца два назад телефон на моем столе зазвонил как-то по-особенному. И было в этом звонке что-то ужасно знакомое. Нет, от подобострастия в нем не осталось и следа, но ощущалась все та же сахаринная сладость.

Я быстро схватил трубку.

— Павел Николаевич? — спросил грудной мужской голос. — Говорит Корзинкин.

— Здравствуйте, товарищ Корзинкин, — обрадовался я. — Давно не звонили.

— Дела! Дела! — проворчал мой старый знакомый. — На все времени не хватает… Павел Николаевич, не будете ли вы так любезны заехать ко мне между двумя и тремя часами, только без опоздания…

Эге! Этот Корзинкин явно шел вверх по служебной лестнице…

— Не буду так любезен! — сказал я. — Вы опять не туда попали. А я-то думал, что вы уже исправили в записной книжке цифру восемь на три.

— Алла Петровна! — послышался в трубке сердитый начальственный окрик. — Я же вам ясно сказал, что телефон Василькова кончается не на восемь, а на три. А вы меня соединяете черт знает с кем…

Телефон сердито звякнул, и я понял, что потерял Корзинкина навсегда…

Но не тут-то было…

Вчера телефон на моем столе зазвонил строго и повелительно. Я с надеждой схватил трубку.

— Васильков! — гневно зарычал знакомый голос. — Говорит Корзинкин. Что у тебя в отделе происходит?! Где твоя отчетность за третий квартал?! Или ты соскучился по выговорам, черт побери?!

— Товарищ Корзинкин, — нежно сказал я, — прошу меня извинить, но вы не туда попали. И если это не составит для вас труда, я был бы очень вам благодарен, если бы вы были настолько любезны и велели вашей секретарше исправить цифру восемь на три.

— Алла Петровна! — во всю силу мембраны заорала телефонная трубка. — Сколько раз вам надо говорить одно и то же!

Видимо, Корзинкин достиг апогея. И надо думать, что я больше никогда не услышу его…

Хотя, впрочем, поживем — увидим. Может быть, через год-другой на моем столе раздастся звонок телефона, и знакомый голос скажет:

— Тысячу раз прошу извинить меня! Вас беспокоит Корзинкин… Если это не составит для вас труда, я был бы очень обязан…

Я буду ждать этого звонка с нетерпением.

Плохой